Неизвестно, о чем думал Стас. Создавшаяся ситуация вряд ли его устраивала. Он понимал, что дал маху, и стремился исправить свою оплошность:

— Повторяю, я там не был. Но, предположим, ты прав. Подчеркиваю — предположим. Что же, по-твоему, мы там искали?

Версия, возникшая вчера во время уборки квартиры, как говорится, приказала долго жить, но Стас ожидал ответа, и мне пришлось к ней возвратиться.

— Валюту вы там искали. Валюту! Я сказал Герасю, что приехал с большой суммой. Он передал тебе. Ты и соблазнился. Весь дом перерыл, думал, что я ее на Приморской прячу. Нашел дурака…

— У тебя все? — Пятна исчезли. Щеки приобрели прежний мучнистый оттенок. Взгляд Стаса подернулся дымкой, что свидетельствовало о вновь обретенном душевном равновесии. — Что-то мы отвлеклись. Может, нам и говорить-то не о чем, а, Вальдемар?

— Может, и не о чем, — не стал спорить я.

— Много у тебя валюты?

— Немало.

— А точнее? — спросил он.

— Сначала скажи, какой суммой ты располагаешь?

— Тебя купить хватит. — Вопрос ему явно не понравился. Он постучал по циферблату часов. — В нашем распоряжении осталось семь минут. Ни секундой больше.

Речь шла о дутых величинах, и мне в конечном счете было безразлично, с какой цифры открывать торги.

— Скажем так: есть у тебя в обороте десять тысяч?

— Десять? — переспросил он.

— Десять-двенадцать.

Он нервно почесал переносицу.

— А ты не мог бы назвать более точную цифру? Сколько у тебя всего?

— Всего тысяч пятнадцать.

— Пятнадцать, — как эхо отозвался Стас.

Он опустил голову и погрузился в задумчивость, а я подумал, что это могло означать конец удачи и начало той самой дорожки, что ведет никуда.

— Все в марках? — спросил он минутой позже.

Я не сразу сообразил, о чем он.

— Я спрашиваю, все в марках? — В его голосе появились новые нотки, которых раньше не было.

— Нет, фунты, кроны, доллары.

Стас поднял голову. Он улыбался. Если бы существовала в природе сказка о колобке, пообедавшем лисицей, то я мог бы похвастать, что видел его живьем — до того сытая и самодовольная была у него физиономия.

— Слушай внимательно, Вальдемар, — сказал он, придвинувшись вплотную и впервые открыто посмотрев мне в лицо. — Ты парень неглупый. Многое понимаешь. Но не все. Это естественно. Всего не знаю даже я. Хотя, должен бы знать. Не так ли? — Он выставил перед собой ладонь, как бы упреждая мой протест. — Впрочем, это ваши с Кузей дела. Я в них не вмешиваюсь. Не буду тебя пугать, ты, вижу, не из пугливых. И торопить не буду. Просто предупреждаю: пути назад у тебя нет. Кузя свернул шею. Но я, как видишь, жив. И с этим тебе придется считаться. Отныне мы связаны одной веревочкой. Мне не обойтись без тебя. А тебе без меня. Ты обязан это понять. Понять и смириться. Вот все, что от тебя требуется. Детали мы еще обсудим. Позже. А пока подумай. Взвесь. И жди. Я дам о себе знать.

Выплеснув на меня всю эту абракадабру, он встал и, не оглядываясь, пошел по тропинке.

Ошеломленный, сбитый с толку, я смотрел ему вслед и не знал, радоваться мне или огорчаться.

Едва Стас скрылся за поворотом, как из растущих неподалеку кустов рододендрона, обламывая ветки, вывалился Герась. Только его-то мне и недоставало.

— Ну что, приятель, заждался? — спросил я, но он не был создан для сантиментов, его волновал чисто меркантильный вопрос.

— Рассчитываться будем или как? — промычал он, стряхивая с себя розовые лепестки.

— А что у нас сегодня?

— Четверг.

— Но вчера не было дождичка. Так что приходи в следующий. А сейчас, извини, мне некогда.

— Ты же обещал! — застонал Герась, оскорбленный, и вдруг припал к моему уху, как сделал это ровно четверть часа назад со Стасом. — Слушай, ты же Кузей интересовался. Я тебе о нем такое скажу, чего тебе о нем никто не скажет.

— Меня Кузя не интересует, — не в первый и не в последний раз солгал я.

— Он не утонул, — горячо зашептал Герась. — Убрали его, сечешь?

— Не пори чушь, кому это надо!

— Этого не скажу, не знаю, знаю только, что напрасно ты в это дело встреваешь, пожалеешь еще.

— Вот те на, ты же сам меня в него втравил!

— Ладно, — Герась уже раскаивался в своей откровенности, — сам разберешься… Так не дашь?

— Нет.

Он сплюнул под ноги:

— Я-то думал, ты человек, а ты…

— С хозяина получишь. Нет у меня денег. Нет и не предвидится.

Сзади он стал похож на огромный уродливый гриб, с которого по недоразумению смахнули шляпку.

Я включил телевизор.

Шла учебная программа для заочников. По астрономии. На экране мелькали изображения колец Сатурна, и ведущий, смакуя, перечислял гипотезы об их происхождении.

Мне было не до колец. Я все еще не очухался после свидания со Стасом, точнее, после речи, которой он разрешился под занавес.

Речь удивительная, что говорить, — жаль, я не застенографировал ее для Симакова, то-то обрадовал бы. Впрочем, я и без стенограммы запомнил слово в слово. Каждая фраза врезалась в память. Даже интонации. Оставался пустяк — докопаться до смысла. Ведь должен же быть в этой галиматье хоть какой-то смысл?!

Я взбил подушку и прилег на диван.

Смысл-то в его словах был. Только какой?

На память пришла сожженная накануне схема. Впечатление то же самое: внешне вроде бы элементарно просто, а вникнуть — чушь, бред, нелепица, сапоги всмятку. И все же разбираться надо, надо искать тот самый маленький ключик, с помощью которого, как известно, открываются самые большие двери.

Прежде всего уточним, что мы знаем о Стасе и Герасе, об этих действующих в тандеме предпринимателях.

Сделать это сравнительно легко. За три дня у меня скопилось достаточно информации, чтобы составить более-менее четкое представление об их процветающей компании.

Глава ее безусловно Стас. Он — поставщик, он «обрабатывает» клиентуру (ее в окрестностях «Интуриста» навалом, и одного я имел удовольствие наблюдать лично с час назад — турист в тенниске). Стас скупает у иностранцев барахло, когда подвернется случай, и валюту, и передает свою добычу по цепочке.

Следующее звено — Герась. Герась — диспетчер (возможно и даже наверняка у Стаса есть еще кто-то, кроме Герася, скажем, Витек из «Страуса»). Добытые на «тропе» трофеи попадают к нему, но сам он продажей не занимается. Герась находит посредников (например, мальчик на побегушках — тот, на «сходняке», в рубахе «полицейский патруль»), распределяет между ними товар, а они реализуют его на рынке.

Итак: поставщик — диспетчер — посредник. Три звена — замкнутый цикл. Не бог весть как сложно, зато в общем-то отлажено.

Спрашивается: какое место в этом механизме отводилось Кузнецову?

Поставщиком он не был, поставщик — Стас. Одним из диспетчеров? Маловероятно. Это работа для профессионалов и, как любое профессиональное занятие, накладывает известный отпечаток на личность, на характер и поведение, а у Кузнецова отличные аттестации: честный, порядочный, отзывчивый и так далее. Остается посредник. Теоретически он мог им быть. Но лишь теоретически. Посредник, насколько я могу судить, фигура в этой системе самая неустойчивая, эпизодическая. Его используют всего несколько раз: день, два, от силы неделю. В противном случае он быстро примелькается и обязательно попадет на заметку милиции. Приезжий — вот идеальная кандидатура: никакой мороки и минимум риска.

Нет, посредником Кузнецов не был.

Не был. И в то же время состоял в корпорации?

Пойдем дальше.

В своем ультиматуме — а его заключительная речь не что иное, как ультиматум, — Стас дважды упомянул имя покойного. Причем оба раза в одном контексте: «Я не знаю (чего?), а должен бы знать (почему?)», и второй раз: «Он свернул шею, а я жив». Очевидно, он подразумевал, что не знает того, что знал Кузнецов и будто бы знаю я. Но что? Что? А насчет шеи вообще непонятно. Намек на то, что Кузнецов погиб потому, что знал нечто, чего не знал он, Стас? А Стас, зная о том, что Кузнецов что-то знает, остался в живых благодаря тому, что… Нет, так и мозги вывихнуть недолго…