Галя постаралась, чтобы глаза ее излучали немой восторг, когда заняла вместе с Сычом уютный столик в «Днепре», заранее со вкусом сервированный и украшенный табличкой «Зарезервировано».

Сыч разлил вино в тонкие хрустальные рюмки. Он не спросил, что будет Галя пить, — такие церемонии с сельской девицей были, по его мнению, ни к чему. Достаточно, что ей и так оказана высокая честь.

— Кажется, ваша тетка уже уехала? — спросил он после третьей рюмки.

— Да, к сыну в гости, — подтвердила Галя.

— Тогда после ужина мы поедем к вам пить кофе.

— Я не умею варить кофе, — теряясь под оценивающим взглядом Сыча, сказала смущенно Галя.

Она вообще в этот вечер вела себя робко, и Сычу это нравилось — девица немного ошалела от неожиданного счастья.

Вечер развивался в нарастающем темпе: Сыч не скупился на коньяк и комплименты, у столика постоянно вертелись какие-то неопределенные личности.

Галя почувствовала, что пьянеет, и сказала об этом Сычу. Тот засуетился: пора уезжать из ресторана, и в самом деле засиделись. И снова твердо, неожиданно трезвым голосом сказал:

— Едем к вам.

— Так я же не умею варить кофе, — заплетающимся языком напомнила Галя.

Как и все очень пьяные люди, она держалась неестественно прямо, говорила вызывающе резко. Она почти безразлично смотрела, как Сыч расплачивается, прощается с приятелями, ловит такси. У нее наступило такое состояние, когда события кажутся отдаленными во времени, происходящими с кем-то другим.

Сыч не поверил бы, если бы ему удалось хоть раз поймать взгляд Гали — трезвый, острый, оценивающий. Но этот свой взгляд Галя тщательно прятала, а смотрела покорно и как-то по-детски растерянно. Ибо, конечно же, Сыч ожидал, что ресторанное застолье, коньяк, музыка, комплименты произведут на Галю ошеломляющее впечатление.

Немного пришла в себя Галя в домике на окраине. Услужливая официантка из ресторана спроворила Сычу пакет с выпивкой и закуской, и он заставил Галю быстро собрать на стол.

Теперь он уже пил, не считая, коньяк наливал в стакан — рюмок у Гали не нашлось.

Галя, постепенно трезвея, с тоской думала, что вот скоро Сыч угомонится с выпивкой и даст волю рукам, потащит ее в постель.

Она налила Сычу стакан до венца, себе — чуть.

— За ваше здоровье, Степан. За то, что вы не оставили сироту в беде.

Сыч выпил охотно, уже не закусывая, а только облизнув мокрые полные губы.

— А теперь к делу, — неожиданно сказал он.

Приподнялся с кресла, прошагал к оконцу, стукнул в стекло.

В хату вошел парень лет двадцати пяти, Галин ровесник. Он нагловато ухмыльнулся — дернулись уголки губ в гримасе, посмотрел выжидающе на Сыча.

— Мой помощник, — серьезно представил его Сыч. — Поможет нам завершить наш приятный вечер.

Галя никак не могла сообразить, почему дверь оказалась не на запоре, — вроде, входя в хату, сама набросила крючок.

— Ничего не понимаю, — растерянно сказала она и даже руками всплеснула, — врывается ночью в дом незнакомый человек какой-то… Объяснили бы хотя, Степан…

— Сейчас, сейчас… — охотно ответил Сыч. — Вы затеяли игру с ряжеными, вот мы тоже хотим принять в ней участие…

— Боже мой, да скажите же яснее, — чуть не плача, взмолилась Галя.

Ее бил нервный озноб, и девушка набросила на плечи пиджачок, сняв его со спинки стула.

— Хватит прикидываться! — рявкнул Сыч. — Я сейчас уйду — так, чтобы все соседи слышали — убрался ваш поздний гость. Помиловался с дивчиной — и побрел домой. По улице буду идти — песню запою… Я уйду, — опять заорал он, — а хлопец мой останется, чтобы придушить тебя…

— Да за что? — побледнела как полотно Галя. — Что я вам такого сделала?

— Принимайся за дело! — приказал Сыч боевику. — А мы пока объяснимся с дамочкой.

«Помощник» начал методично уничтожать следы пребывания чужих в хате. Парень он был широкоплечий, но передвигался по комнате ловко, стараясь ни к чему не прикоснуться, все предметы оставить на предназначенных им местах.

Несколько наиболее ценных вещей завязал в узелок, рассовал по карманам найденные в ящике письменного стола деньги, золотое колечко, часики.

Грабеж он имитировал сноровисто и умело. Галя искоса глянула на него — равнодушное лицо, человек выполняет привычную работу. Над правой бровью парня синел тонкий шрам — такой остается от мгновенного взмаха острым ножом.

— Вы обвиняетесь в том, — торжественно начал Сыч, — что, будучи агентом НКВД, обманом пытались проникнуть в организацию украинских националистов, чтобы выдать чекистам борцов за свободную Украину.

— Какая чепуха! — прошептала Галя. — Я никогда не слышала об организации украинских националистов.

— З востока она? — равнодушно спросил парень. Это были первые им произнесенные за все время слова.

— По «легенде», — тонко улыбнулся Сыч, — а так — с Львовщины…

— Ага…

Шестым чувством Галя понимала — перед нею разыгрывают комедию. Только кто ее автор? Сыч просто актер, которого выпустили в нужный момент на сцену…

А вдруг нет? Ведь были же случаи параллельного существования подпольных группок ОУН, а условия конспирации требовали, чтобы они ничего не знали друг о друге? И одна из них, вдруг заподозрив в предательстве кого-либо из членов второй, выносила безжалостный приговор. И приводила его в исполнение…

Но так могла оценить ситуацию неопытная Галя Шеремет. По-другому должна была отнестись к ней Ганна Божко — прошедший сквозь огонь курьер закордонного провода.

Итак:

Галю Шеремет подозревают в предательстве…

Сыч — функционер какого-то подпольного звена ОУН…

Этому «звену» что-то известно о реальной Гале Шеремет или о том, по каким причинам Галя Шеремет «воскресла»…

Сыч раскрывает себя, так как убежден, что тайна умрет вместе с Галей?

Неизвестно:

Связан или нет Сыч с Бесом — может, он выполняет поручение референта, проверяет «лояльность»?

Насколько категорично демонстрировать свое непонимание происходящего или бросить на стол крупную карту?

Эти и десятки других вопросов возникли внезапно, и с той же быстротой, с которой они возникли, Шеремет должна была отыскать на них ответы. Они могут быть только верными, потому что ошибка даже в одном из них приведет к искаженной оценке всей цепи событий и может повлечь за собой самые тяжелые последствия.

Смущало еще одно: неужели опытный подпольщик Бес мог сунуть ее в одно гнездо с Сычом? Это противоречило инструкциям. Но в то же время, если Бесу требовалось, чтобы Ганна Божко была под присмотром… Рыбак, поймав плотвичку, сажает ее на длинный кукан, чтобы не подохла преждевременно. А рыбка, описывая круги, думает, что она на свободе…

Ситуации, подобные тон, в которую попала Шеремет, требуют мгновенных решений. И Галя по-своему уже ответила на неожиданный ход Сыча — она оставалась растерянной, ошеломленной. В ее глазах ясно читался ужас. Именно так должна была бы вести себя любая сельская дивчина, особенно если она не может понять смысла внезапно происшедших событий.

Парень методично обшаривал комнату. Он добрался до красного угла — там, убранные цветастыми рушниками, красовались иконы богомольной вдовы. Он почти ласково притронулся к иконе Георгия Победоносца — небесный рыцарь пользовался особым почетом у тех, кто сам брался за оружие. Слегка приподнял икону Иисуса Христа и решил заглянуть за оклад. Там было пыльно и пусто, от стены к иконе потянулись ниточки паутины. Но икона показалась, видно, парню слишком тяжелой, он даже взвесил ее на вытянутых руках, а потом повернул к себе тыльной стороной.

Галя хранила за окладом иконы пистолет, несколько обойм к нему, комплект запасных документов, которые позволили бы в случае опасности выбраться из западни.

Она уже несколько минут с тревогой наблюдала за манипуляциями «помощника». Парень попался дотошный в отличие от своего шефа — Сыч по-барски развалился на стуле и с видимым удовлетворением наблюдал за тем, как Галя, будто затравленный зверек, пытается вырваться из капкана.