— Извините, Павел Михайлович, — перебил Фитина сердитый Овакимян,[173] — но я с вами не согласен. Если бы все загранточки работали так, как малочисленная лондонская резидентура Горского, то вы не стали бы сейчас высказывать скопом свои претензии ко всему аппарату разведки. Я понимаю, что на совещании вам за нас всех накрутили хвоста и дали новые установки… И это, может быть, справедливо: немец-то уже под Москвой!.. А чтобы отбить его, повернуть вспять, изгнать с советской земли, для этого нужны не только людские силы, но и современное, новейшее оружие. Почти семь лет я проработал в Америке… И вы, Павел Михайлович, очевидно, знаете, что наша резидентура, когда началась война в Европе, добыла огромное количество технических чертежей, схем и описаний новейших видов вооружения.
Овакимян сделал паузу, припоминая что-то еще, потом продолжил свой монолог:
— Я уже не говорю о приборах для определения дальности, скорости и курса цели. Но не все это было реализовано тогда, не все использовалось для создания новой техники и вооружения. Лежит эта ценная информация у нас в отделе невостребованной. А теперь вот, когда петух клюнул, начали наши большие руководители повышать требования к разведке… Ну, а вы, в свою очередь, — к нам, ее сотрудникам. Но на самом деле так не должно быть. Разведчики в поле[174] работают так же мужественно и самоотверженно, как солдаты на войне. Они, поверьте мне, не знают покоя ни днем ни ночью, потому что понимают, что их Родина в опасности. И не надо поэтому предъявлять им какие-то там повышенные требования. Тот же Барковский в Лондоне, не досыпая, спешил, переводил доклад Уранового комитета, а днем бегал на явки с агентами или на встречи с кандидатами на вербовку. И между прочим, как сообщается во вчерашней шифровке, он осуществил вербовку доктора физических наук, специалиста по ядерной физике Керна. В той же телеграмме Горского говорится еще о том, что англичане по урановым исследованиям значительно опережают своих коллег в Штатах. Подтверждают это и американские физики Юри и Пеграм. Недавно они специально побывали в Англии, чтобы узнать, как обстоят там дела по урановой проблеме. А вы, Павел Михайлович, говорите, что от Горского давно нет информации! На сегодняшний день, по моей оценке, это самая активная резидентура…
— Но почему я ничего не знаю о вчерашней шифровке из Англии? — Фитин с упреком посмотрел на Квасникова.
— Мы получили ее вчера где-то в десять вечера, когда вы были на совещании, — спокойно ответил Квасников. — А посему позвольте мне, Павел Михайлович, сказать несколько слов в защиту научно-технической разведки, поскольку речь идет именно о ней и поскольку я возглавляю ее последние два года.[175]
— Да ради Бога!
— Полностью согласен с тем, что сказал Гайк Бадалович, — степенно начал Квасников, — а сейчас я хочу напомнить о том, почему руководство наркомата стало метать громы и молнии в наш адрес. Три года назад в печати, как вы, наверное, помните, появились выступления товарищей Ворошилова, Кагановича и нашего наркома о том, что не этично, мол, воровать секреты у иностранных государств. Высказывалась даже мысль, что советские ученые сами с усами, что они все могут и т. п. В ответ на это некоторые наши резидентуры отреагировали тоже соответствующим образом — стали сворачивать работу по линии НТР. Да и в Центре аппарат НТР полностью разогнали, оставили в нем лишь двух человек — меня и Панина. Тогда все молчали, хотя и понимали, что шло умышленное, ничем не оправданное сворачивание деятельности научно-технической разведки…
— Нет, не все, — не поднимая опущенной головы, буркнул Овакимян.
— Да, вы были единственный человек, кто осмелился отправить Деканозову шифровку в защиту НТР. Если мне не изменяет память, вы объясняли нападки на НТР не чем иным, как некомпетентностью и шапкозакидательскими настроениями наших высокопоставленных особ…
— Совершенно верно, — поднял голову Овакимян, — но ведь после тогдашнего моего заявления мало что изменилось: как держали НТР в черном теле, так и сейчас это продолжается. Вы же по-прежнему остались самым малочисленным подразделением?
— Да, — согласился Квасников, — а требования, как видите, предъявляются по-прежнему повышенные. Это же парадокс! И еще одно противоречие, теперь уже по урановой проблеме. Нами получено шесть достоверных ценнейших информаций, в том числе доклад аж самому Уинстону Черчиллю, в котором обсуждается возможность практического изготовления атомной бомбы. То есть идея создания атомного оружия приобрела уже реальные очертания и приняла характер плановых действий. А у нас эти бесценные материалы не находят реализации, лежат у товарища наркома под сукном. Нам же говорят: давай новую информацию из Берлина, Нью-Йорка и Вашингтона…
— Подождите-подождите, Леонид Романович, — остановил Квасникова Фитин. — Этак можно слишком далеко зайти и… не вернуться. Да, нарком в этом вопросе часто бывает камнем преткновения, но ему с его высоты, наверное, намного виднее. Не забывайте, в какое время поступили к нам все эти действительно архиценные материалы — в один из самых тяжелых периодов войны, когда главным лозунгом страны являлся призыв: «Все для фронта, все для победы!» Да, Лаврентий Павлович сомневается в этой информации и побаивается, как бы наши союзники из Англии не втянули нас в непредвиденные расходы. Доклад английского Уранового комитета, о котором вы говорили, направлен наркомом какому-то независимому эксперту. До сих пор я не знаю, кто это может быть. А ведь смысл этого, как вы сказали, «давай-давай» сводится к тому, чтобы пока накапливать, анализировать, добывать информацию и делать правильный прогноз исследований по урану.
— Чтобы это делать, — вставил Квасников, — надо иметь под рукой добытые разведкой материалы, а не хранить их под сукном у наркома.
Фитин кивнул головой:
— Согласен. Поручаю лично вам, Леонид Романович, как человеку близкому к нашей отечественной науке и наиболее осведомленному в урановых изысканиях за рубежом разработать комплекс мероприятий. В них вы должны предусмотреть следующие вопросы… Запишите, пожалуйста…
Квасников приготовился делать пометки.
— Первое: где предположительно могут вестись разработки атомного оружия. На какой стадии они находятся? Кто из крупных физиков-атомщиков подключен к ядерным исследованиям? Есть ли среди них выходцы из России? В этом случае предусмотреть возможность их изучения. Второе: надо обязательно заложить в план доразведку урановых рудников, предприятий — поставщиков ядерного топлива, строительства новых экспериментальных заводов, лабораторий и цехов. Третье — это получение информации о координации работ между Англией и США… И последнее: невзирая на то, что в Берлине и Париже в связи с войной закрылись наши резидентуры, подумайте о возможности использования там разведчиков-нелегалов по добыванию атомных секретов. Главное сейчас — не сбиться, не потерять атомный след. Теперь давайте вместе определимся, как назвать нам операцию по проникновению в зарубежные атомные центры и то дело, в котором будут накапливаться сведения по ядерной бомбе.
— В Англии разработка такого оружия ведется под кодовым названием «Производство сплавов для труб», — заметил Квасников. — То есть «Тьюб Эллойз».
— А «Тьюб Эллойз», это что такое? — поинтересовался Фитин.
— Это кодовое название уранового проекта, — заметил Овакимян. — Нам надо тоже придумать что-то фантастическое, связанное с названием такого вида оружия, которое несет всему живому на Земле смерть.
— Ну так предлагайте.
— Я предлагаю, — растягивая слова, начал Овакимян, — назвать эту операцию одним емким словом «Энормоз». В переводе на русский оно имеет несколько значений: это что-то такое громадное, страшное и чудовищное. Этим же словом можно назвать и дело.
— А что, неплохо звучит! — воскликнул Фитин. — Можно согласиться.
