— Могли вы в тот вечер сказать кому-нибудь о дне памяти своей матери, о том, что всегда бываете со стариками? Когда просили вина в долг.

— Я все мог, товарищ следователь, только вот кому, убей — не вспомню. Как затычка в памяти. Но теперь хватит! — рубанул рукой воздух Сипягин. — Пусть отсохнет моя рука, если она поднесет мне выпивку. На всю жизнь хватит, на всю жизнь! — Голос у Сипягина сорвался. Он закрыл лицо ладонями и так посидел несколько мгновений.

— Верим, что вы не отступите от своего слова. — Вы прописаны в квартире стариков?

— Давно. Когда мать была жива, мы жили там все вместе. Потом мать умерла. Я запил. Старикам это не понравилось, вот и ушел в общежитие. Дурак я, — тяжко вздохнул Сипягин.

Раздался телефонный звонок. Заурбек поднял трубку. Звонил Сан Саныч: спрашивал, закончили ли они допрос племянника потерпевших. Пикаев ответил, что закончили и что они готовы явиться к начальству.

Перед Сипягиным пришлось извиниться — Заурбек попросил его посидеть пока в комнате дежурного.

Сан Саныч молча выслушал обоих. Они полагали, что о родственниках Сипягина и о маузере, который хранился в их доме, бандитам стало известно через забегаловку. Либо кто-то из преступников находился там в момент конфликта Сипягина с буфетчиком, либо бандиты узнали о маузере от кого-нибудь другого.

— Вы отпустите этого Колю, — предложил Сан Саныч. — На всякий случай возьмите его под наблюдение. Правда, я сомневаюсь, что бандиты могут считать его опасным для себя, он им не нужен. Они могут узнать, что мы задержали его, а потом отпустили, и все. Что он может сказать, например, нам о том, кто убил стариков? Ровным счетом ничего. Мало того, преступники убеждены, что Сипягин не скажет нам о втором ключе и тем более о потере его, чтобы не навести подозрений на себя. Отпустите его, пусть он занимается своими делами, — махнул рукой Сан Саныч. — А с забегаловкой надо работать серьезно, здесь вы правы. И, вообще, пора прибавлять обороты.

Сан Саныч не смотрел на офицеров. Заурбек переглянулся с Пащенко. «Старик» явно был недоволен ими.

— Отпускайте этого Сипягина, а я подожду вас в приемной заместителя министра.

Сипягин обрадовался, что может уже идти домой. Правда, тут же сник, когда Пащенко сказал, что он может уже заняться похоронными делами.

Разговор с заместителем министра, полковником, длился минут двадцать. Полковник начал с того, что общественность города взбудоражена разными слухами, фантастическими предположениями по поводу убийств и ограблений последних дней, что партийные и советские органы требуют скорейшего прекращения действий банды, если она в самом деле существует.

Полковник был чекистом с большим стажем, и он, конечно, понимал всю сложность и самой ситуации, и задачи оперативной группы.

Заурбек смотрел на совершенно белую от седины голову полковника, вслушивался в его размеренный, с нотками усталости голос, вглядывался в орденские колодки на груди старого чекиста и вспоминал Золотова: его голос, манеры, разговор, скупые жесты, мимику… Нет, что-то все-таки общее было у всех пожилых чекистов, прошедших школу революции, гражданской войны, а потом и Отечественной.

С Золотовым Заурбек виделся в прошлом году в Москве, когда ездил в командировку. У того тоже был такой же просторный кабинет, такая же белая от седины голова и такие же нотки усталости в голосе, которые, однако, говорили совсем не о душевной инертности Золотова, как и этого полковника, а об обыкновенной физической усталости человека, который за всю жизнь так и не познал душевного покоя, сладкого сна вволю, долгого семейного уюта, который жил для себя урывками, от случая к случаю, и даже в эти редкие минуты мысленно казнил себя за то, что позволяет оторваться от огромного, неизмеримо большего по сравнению с его личной жизнью, личным счастьем, личными потребностями дела…

Полковник посмотрел в глаза Пикаева и улыбнулся так, будто понял, о чем думает сейчас этот капитан в штатском.

— Мне нравится, товарищи, что вы в своей работе рассчитываете на активную помощь милиции. Она лучше знает контингент, которым сейчас занимаетесь. Но не забывайте и о другой силе. Хочу дать вам совет…

Полковник вышел из-за стола и присел рядом с Пащенко и Пикаевым.

— Сан Саныч не забыл, конечно, как в сорок втором мы взяли в этом городе матерого фашистского шпиона. Мы долго работали с ним и дошли только до шестой легенды. Последняя фамилия, на которой он остановился, была, кажется, Телегин. Так, Сан Саныч?

— Так, — кивнул подполковник.

— Этот Телегин был немцем и обладал очень высокими организаторскими способностями. Сами посудите, — поднял указательный палец полковник, — из всякого отребья он организовал террористическую группу, причем на религиозной основе, хотя в ней были представители самых разных вероисповеданий: православные, мусульмане, баптисты, иеговисты, католики, протестанты… Все они верили в бога, каждый в своего, и все ненавидели Советы. Такой был наш противник психолог, эрудит, что сумел объединить их всех, несмотря на религиозную рознь.

Группа Телегина разбрасывала антисоветские листовки по городу, но готовились они к выполнению главного задания: к захвату Орджоникидзевского Комитета обороны. Условием для осуществления этой акции был прорыв гитлеровцами обороны Орджоникидзе. Мы уже нащупали это гнездо и должны были выйти на самого Телегина. Но не об этом сейчас речь. Хочу сказать о другом. Абверовский агент был высокопрофессиональным разведчиком, и, думаете, кто его засек? Вихрастые пионеры, — улыбнулся полковник и встал. — Прибегают они к нам и говорят дежурному: «Какой-то дядя на старом кладбище что-то спрятал в склепе». Мы туда, с предосторожностями, конечно. В склепе находим пачки листовок. На одной стороне листовки портрет Гитлера, на другой — текст на русском языке: молитесь, мол, за здоровье Адольфа Гитлера и за свободу германской армии. Пионеры описали нам этого человека, мы сделали словесный портрет, размножили его и бросили ка поиски хозяина листовок большие силы. Пионеры, оказывается, тоже искали в городе этого типа. И нашли. За несколько часов обнаружили. Увидели в трамвае, потом следили за ним. Когда он вышел из трамвая на площади Свободы, один из пионеров побежал к нам. И мы спокойно взяли агента у Главпочтамта на улице Горького. Так было, Сан Саныч?

— Молодцы ребята! — ответил подполковник. — Чисто сработали!

— Конечно, — продолжил полковник. — Не подумайте только, что я призываю вас привлечь к делу пионеров. Тогда они подключились по своей инициативе. И время сейчас другое, и ситуация не та. Просто хочу сказать, что наш принцип: в тесной связи с массами — залог наших успехов, верен и для всей нашей работы в целом, и для каждого отдельного случая. Как вы не стесняетесь просить помощи у милиции, так все мы должны не стесняться искать и находить в своей работе опору у населения. Вокруг таких преступлений должно создаваться не обывательское мнение, основанное на злых слухах и глупых домыслах, а высокогражданское общественное мнение. К делу в пригороде подключите участкового, Депутатский, комсомольский актив села… Пусть поговорят с людьми: может, кто видел чужих в селе, кто-то запомнил их. Возможно, они на чем-то приехали туда и кто-то заметил это. Надо узнать, кто из шоферов, кучеров или возчиков в тот вечер приезжал домой на своем транспорте, может, среди них сообщник бандитов, и именно он привез их в село. Если они приехали сами, то на чем — не на невидимом же транспорте. Кто-то должен был увидеть их. Село-то маленькое, там каждый на виду. Одни вы всего не охватите, даже если переключим на ваше дело половину личного состава наших сотрудников. Люди охотно пойдут нам навстречу. То же самое на улице Маркуса. И там подключите участкового, на чьем участке жили заслуженные старики, он задействует своих активистов, пусть и они поспрашивают людей. Надо расширять зону поиска…

Полковник вернулся к столу, сел.

— Не следует скрывать от бандитов, что мы их разыскиваем. Наоборот, пусть знают, что их ищут не только те, кому положено по службе, но и весь город помогает в этом. Надо сделать так, чтобы земля горела под ногами у бандитов. Со стороны министерства рассчитывайте на любую необходимую помощь. Вопросы есть? Тогда желаю вам успеха!