В неистовом грохоте Азамат ощутил себя тем, кем был на самом деле — мальчиком, беспомощным перед грозной войной. Буран жалобно поскуливал, прижимая хвост и вздрагивая всем мохнатым телом при каждом взрыве бомб. Только после того, как закончилась бомбежка, группа продолжила свой путь к входу в урочище.

Туман рассеялся, будто недалекая бомбежка дороги и вызванное ею сотрясение воздуха разметали туман в клочья.

Пащенко полагал, что искать человека в урочище бесполезно, потому что убежище здесь явилось бы настоящей ловушкой: выбраться по боковым склонам или по торцевой горе, замыкавшей его, невозможно, но все-таки поиск следовало довести до конца.

Проводник начал огибать уже отрог горы, по склону которой они только что шли, когда увидел среди кустов суковатую, но прямую кизиловую палку с чуть подогнутой книзу ручкой. Он взял палку, присмотрелся к ней. Конечно, это же палка Гурама — односельчанина Азамата. Кто в селе не знает, как он дорожил ею — такой прямой, а главное — с ручкой, которую природа будто специально изогнула для ладони Гурама. Он срезал её в лесу и такой оставил.

— Что за палка? — спросил Пащенко.

— Нашего сельчанина Гурама.

В голосе подростка звучало недоумение, оно стояло и в глазах Азамата.

— Наверное, потерял ее или выбросил, когда вырезал новую, — предположил Пащенко.

Фатьянов не принимал участие в разговоре. Пригнувшись к земле, он пытался достать что-то из-под куста. Наконец ему это удалось, и он протянул Пащенко короткую, сильно обкуренную трубку.

— Эта трубка тоже Гурама, — пояснил Азамат.

Недоумение его уступило место беспокойству. Как могло получиться, что две вещи, с которыми Гурам никогда не расставался, оказались брошенными в таком глухом месте? Азамат не мог думать, что Гурам потерял в лесу свои вещи и ушел без них. А если он искал их, то не мог не найти, потому что и палка, и трубка лежали почти на виду. Для Азамата ясно было одно: с Гурамом произошло что-то нехорошее, недоброе, опасное для него.

— Мы еще и вчера предупреждали сельчан, чтобы они пока не ходили в лес за дровами и на поиски скота, — проговорил Пащенко, разглядывая трубку. — Может, он потерял их давно? Азамат отрицательно покачал головой. Лицо его стало по-взрослому серьезным, даже суровым. С Гурамом, наверное, что-то случилось. Азамат видел его вчера вечером на нихасе, и он был с той палкой, а в зубах старика, как всегда, дымилась трубка.

— Не похоже, — поддержал несогласие Азамата с предположением командира Фатьянов. — И палка, и трубка совсем свежие. — Пащенко усмехнулся. Как могут быть свежими вещи, которые служили своему владельцу не один год. Но суждение Фатьянова тем не менее было понятным: палка и трубка не успели даже покрыться пылью.

Азамат прошел немного в сторону спуска в урочище — к тому месту, где начинался вход в него. Глядя вслед подростку, Пащенко обратил внимание на какой-то белый комочек, застрявший в нижних ветвях кустарника, росшего вдоль тропинки. Это был клочок шерсти от овчины.

Азамат вернулся обратно, молча посмотрел на находку Александра.

— Не так давно кто-то спускался вниз и поднимался наверх, — проговорил мальчик. — Если это был Гурам, то как он оставил здесь свою трубку и палку? Я еще ни разу не видел его без этих вещей. А если здесь не было Гурама, то как оказались его вещи? — развел руками Азамат. — Я ничего не понимаю.

— Но в любом случае трубку и палку мог обронить только горец, — вставил Фатьянов.

— И одет он был в овчину, — добавил Пащенко.

— Не знаю, — качнул головой Азамат. — У нас такую длинную овчину не носят, и шерсть не сверху бывает, а внутри. — Подросток огляделся. Беспокойство его становилось все более острым. Конечно, Гурам мог забрести сюда в поисках отбившейся вчера вечером от стада скотины. Такое случается часто. Волков здесь почти не бывает, поэтому сельчане без особой опаски выгоняют скотину попастись. Бывает, что скотина отбивается от стада, забредает в глухомань. Тогда сельчанам наутро приходится идти в лес на поиски беглецов. Обычно их находят.

— Надо спуститься вниз, — решительно сказал Пащенко, — и поискать Гурама там. Пошли!

Командир махнул рукой и пошел к спуску в урочище. Буран рванулся было вперед, но остановленный властным окриком Азамата снова сел на задние лапы.

Подросток шел последним. Искреннее беспокойство за Гурама переплеталось у Азамата с ощущением важности дела, в котором он участвует. И бандиты, и их поиски, и неожиданные находки, и следы, и… пропажа человека — все, о чем мечтают мальчишки, тут было. Не мог Гурам потерять трубку, палку и не заметить этого. Трубка, конечно, выпала из кармана галифе Гурама. В ней еще осталась табачная пыль, какая бывает в карманах курящего горца.

Азамат шел пригибаясь к земле. Взгляд его, настороженный и цепкий, скользил по тропинке и кустам, среди которых она вилась. Мальчик представлял себя сейчас сыщиком, идущим по следу преступников. Иллюзию эту подкреплял и Буран, превращенный силой воображения подростка в овчарку пограничника. Правой рукой Азамат держался за загривок Бурана, словно это был не загривок, а поводок и будто пес так и рвался вперед. Правда, пока ничего примечательного обнаружить не удалось, кроме палки, трубки и клочка овчины… Стоп! Азамат резко остановился. Буран взвизгнул от боли, потому что мальчик забыл отпустить загривок пса и сделал ему больно.

— Ты чего? — обернулся на собачий визг Фатьянов. — Что-нибудь еще нашел? — обратился он к Азамату.

— Нет, — ответил подросток. — Я просто подумал. Карманы у Гурама глубокие… Клочок овчины… внизу, трубка выпала… Может, Гурам не сам шел, поэтому…

— Ты хочешь сказать, что старика несли? — спросил подошедший Пащенко.

— Так думаю.

— Если они его, в самом деле, несли, то трубка вполне могла выпасть из кармана. Ты это хочешь сказать?

Мальчик согласно кивнул. Разговор шел уже на ходу. Они спустились в урочище, и тропинка уперлась в ручей с прозрачной родниковой водой. По обеим сторонам ручья стеной стояли непроходимые заросли.

— Так, — уронил, остановившись Пащенко, — дальше дороги нет, кроме как русла этого ручья. Может, они вернулись обратно, — предположил Александр, имея уже в виду тех, кто был с Гурамом, — Не знали, что дороги здесь дальше нет и пошли наверх, а потом в село, хотя…

— Трудно сказать, — пожал плечами Фатьянов. — Слишком много неизвестных: кто шел, куда, зачем и почему несли этого Гурама, если в самом деле несли. Какой интерес мог представлять для кого-то простой сельчанин, у которого не было ни ценностей, ни оружия? Другое дело, если…, — раздумчиво продолжил Фатьянов и замолчал, вопросительно поглядев на Пащенко.

— Стал для кого-то опасным свидетелем?

— А ты что скажешь, Азамат? — совсем как к взрослому обратился к подростку Пащенко.

Мальчик пытливо посмотрел в лицо командира: не шутит ли тот, но лицо командира было серьезным.

— Скажу, что Гурам — настоящий мужчина, и он не позволит нести себя, если… он может, хотя бы, стоять. И почему его несли не в село, а в другую сторону?

— Учись, Фатя, — довольно улыбнулся Александр. — Азамат вычислил уже несколько неизвестных. Первое: старику было так плохо, что он не мог даже стоять на ногах, второе: с ним были чужие люди, и они несли его не ради того, чтобы помочь ему, ибо такую помощь он мог получить только в селе, а наоборот, чтобы спрятать свою ношу от людей. Если все это так, то старика несли отсюда в глубь урочища, где его легко было спрятать. Из всего этого следует очень печальный вывод: неизвестные сначала убили Гурама, а потом спрятали его тело.

— Но заросли непроходимы. Если только русло ручья…

— Чем не дорога, да еще не оставляющая никаких следов. И в таких зарослях легко спрятать подобную ношу. Согласен?

— Все вполне логично.

И в самом деле, предположения Пащенко в контексте догадок Азамата выглядели достаточно убедительными.

— Тогда можно с большей уверенностью предположить и то, что старик был опасен для своих убийц, как свидетель, который видел их и мог рассказать о встрече с ними.