Ревизор теперь не доверяет супругам. Ему остается сделать последний шаг, чтобы подозрения превратились в уверенность, что они изменники. По докладу Франца Шардон после свидания с Хосе в женевском парке прибыл поздно вечером к Кинкелям. Ожидая его, супруги очень нервничали, в особенности мадам. Поэтому до прихода ревизора Франц приказал ей симулировать недомогание и лечь в постель, а профессору пригрозил, велев взять себя в руки. Пусть они не боятся, сказал Франц, безопасность их обеспечена: если что, они с Паулем мигом расправятся с красным ублюдком. Но ничего страшного не произошло. По записи на магнитофонной пленке и затем по рассказу супругов, гость не угрожал и ни о чем их не расспрашивал. Он был сумрачен и необычно молчалив. Сказал только, что ему еще не все ясно, требуется дополнительная проверка. Обеспокоился нездоровьем Веры Сергеевны и предупредил, что очередную встречу с Эмилем, связником Хосе, проведет лично, сам возьмет информацию, ей ходить не надо. А после полуночи, когда наступило время сеанса связи, отстранив Герберта, сам сел за передатчик и отстучал радиотелеграмму в Центр собственным шифром, не известным никому. Герберту он не стал ничего объяснять, лишь сказал, что это необходимо. Эссен вспомнил, как обеспокоен был приехавший к нему с докладом Франц.
— У супруги профессора истерика, — озабоченно рассказывал старший агент. — Она страшится мести. Кричала на весь дом: «Нам не нужно никаких денег! Отдайте дочь, и мы уедем, скроемся: в Швейцарии найдется для нас убежище, где нас не отыщут люди Центра!»
— Но вы пытались успокоить ее, убедить, что все это чепуха, им нечего бояться? — нетерпеливо прервал Эссен.
— Конечно, шеф! Но она ничего не слушает. Она в таком состоянии, что способна выкинуть любой фортель… Когда я к вам поехал, мы отключили на всякий случай их телефон, а Пауль запер входную дверь, стережет их: мадам может сбежать и позвонить в полицию — ведь она в полном безрассудстве… Что-то надо делать, шеф. — Франц нервным движением пальцев подвигал свои позолоченные очки на остром носу. — Пауль предлагает пристукнуть ее, но… это не выход.
— Что за глупость?! — взбешенно заорал Эссен. — Что он себе позволяет?! Я ему сейчас позвоню, он мне ответит за это, свинья эдакая! Под суд отдам! Что я вам твердил: ни шагу без моего приказа! Смотрите, Франц, вы, как старший на вилле, отвечаете мне за полный порядок, головой отвечаете, вам ясно?!
Это происшествие очень разволновало тогда Вернера. Помолчав и успокоившись, он сказал:
— Как только вернетесь, Франц, передайте госпоже Кинкель дословно следующее… Мол, наш руководитель понимает ее состояние, но страхи мадам преувеличены. Подчеркните: пока они под защитой наших людей, им ничто не грозит. Но стоит им лишиться нашей защиты, их уже никто не спасет. А ревизор постоянно под нашим контролем — каждый шаг его нам известен, мы, вероятно, вообще его скоро ликвидируем. Это подчеркните особенно! Далее скажите: я высоко ценю их помощь и согласие на сотрудничество и щедро отблагодарю. В ближайшее время Эрика вернется в семью, они получат, как условились, большую сумму в американских долларах, в германском посольстве им выдадут въездные визы во Францию — визы уже заказаны, — а из Франции они отправятся куда им заблагорассудится: в Испанию, Англию, Америку. Передайте, что я прошу профессора и мадам Кинкель потерпеть несколько дней, всего несколько дней. Вы все запомнили, Франц? Передайте слово в слово. И, пожалуйста, Франц, прошу вас, — уже совсем мягко прибавил Эссен, — проявите к ним максимум внимания, доброго участия — лично вы, на Пауля с его замашками я не надеюсь. Помните, Кинкели в будущем очень понадобятся германской разведке.
Приказав Францу быть готовым к демонтажу и эвакуации с виллы подслушивающей аппаратуры, Эссен затем позвонил в Лозанну Паулю и резко отчитал его.
— То, что я не мог сказать по телефону, передайте ему сами, Франц, от моего имени. Передайте: если Пауль хотя бы еще раз позволит себе малейшее самовольство, я сообщу в Берлин и потребую его судить. А до этого передам здесь в руки гестапо — там мигом перевоспитают! И запомните оба: до тех пор, пока Кинкели помогают нам, вы обязаны уважать и любить их. Да, да, уважать и любить! — выкрикнул резидент. — Вам всем давно пора понять — только так можно успешно работать с завербованными агентами, будь они хоть красные, хоть черные!
И сейчас, размышляя над событиями минувших двух суток и проблемами, поставленными перед ним этими событиями, Эссен пришел к заключению, что в целом операция развивается благоприятно. Конечно, Кинкелей пора выводить из игры, но не спешить… Шардона, видимо, придется ликвидировать… или подождать? Как бы не спугнуть Хосе в случае, если он договорился с ревизором о встрече по перестройке связи, а тот не явится. Это надо обдумать. И не спешить…
Ночью радист в подвале ресторана, принадлежащего Эссену, отправил в Берлин срочное шифродонесение резидента на имя бригаде фюрера СС Вальтера Шелленберга.
Рокотов шел на встречу. В двенадцать часов на условленном месте он повидается с Эмилем, связником Хосе, и возьмет у него информацию якобы для проверки этого звена цепи путем сличения данного текста с тем, что показывал ему мнимый Хосе в парке. Эту часть операции, как и встречу в парке, противнику надо дать пронаблюдать во всех деталях. Но сыграть без ошибки.
Леонид не сразу обнаружил слежку. Когда он вышел из «Централь-Бельвю», у подъезда стояли два автомобиля, а на противоположной стороне улицы, в отдалении, — третий, такси. По тротуару возле гостиницы, болтая и смеясь, прогуливалась молодая парочка, спешили прохожие. В стороне одиноко маячил, глядя по сторонам, какой-то субъект, но Леонид почему-то решил, что агент на сей раз сидит в одной из машин, и чутье не подвело: как только он повернул за угол, сзади появилось такси с тем же номером, что стояло у отеля. Он остановился, изобразив, что роется в записной книжке, автомобиль проехал вперед и тоже остановился.
Рокотов пересек мостовую и, не оглядываясь, продолжал путь своим широким, энергичным шагом. У витрины галантерейного магазина остановился, сделав вид, что рассматривает мужские галстуки. В толстом зеркальном стекле он увидел собственное отражение, а за плечом — медленно катящееся по той стороне улицы такси со знакомым номером. Ну вот, так и есть, с удовлетворением отметил он, это мой «хвост», все в порядке. Теперь надо обязательно показать, что я заметил слежку и пытаюсь оторваться.
Леонид вошел в магазин, стал кружить от прилавка к прилавку, поднялся на второй этаж и опять спустился в нижний торговый зал. Он понимал, что «хвост» непременно потащится за ним, потому что побоится потерять в толчее покупателей, а также потому, что место сегодняшнего свидания, сообщенное Хосе, немцам неизвестно, — магазин, к примеру, вполне подходит для встречи со связником. Однако Леониду никак не удавалось засечь агента. Бродя от отдела к отделу, он вдруг резко оборачивался и шел назад, выходил на улицу покурить, вновь возвращался в торговые залы, но наметанный глаз не отмечал ничего похожего на слежку. Или меня водит первоклассный агент, решил Рокотов, или сегодня они сняли наблюдение — это странно!
Он начал беспокоиться. Если они не наблюдают, то задуманный трюк пойдет насмарку, придется срочно перестроить игру. Когда Леонид сел в подъехавшее к магазину освободившееся такси, он уже чувствовал себя в роли обманутого обманщика. Конечно, ехать на встречу все равно надо — связной ждет, ехать хотя бы для того, чтобы убедиться в промахе. Что могло случиться? Что мы с Хосе не учли? Разгадать этот ход нельзя. Или, может, моя встреча со связным им уже неинтересна?
Машина тронулась и пошла, набирая скорость, и Рокотов в последний раз, оборотясь на сиденье, взглянул в заднее стекло. И вмиг увидел то, что так желал увидеть; и улыбнулся. Ну вот, совсем другое дело, спасибо! Он успел заметить, как вдали, у магазина, к таксомотору кинулась и юркнула в него фигурка крошечного человечка, которого он узнал бы даже в темноте. Тот самый агент-карлик, кто, по рассказу Веры Сергеевны, выследил ее встречу с Эмилем, а потом вел наблюдение за ним, Леонидом, и мнимым Хосе в парке Мон Репо. Забыть внешность такого ублюдка просто невозможно: несоразмерно большая, на коротком туловище, курчавая голова, детские ручки и ножки да к тому же «заячья губа». С таким обликом вести наблюдение нельзя, но вот посылают, значит, ущербность агента компенсируется высокими профессиональными качествами — вон как скрадывался, «водя» его по магазину! Где же он там прятался?
