Бурже покивал головой. Его большие черные глаза, недавно брызжущие весельем, были печальны.

— Моя семья, к счастью, здесь, со мной. А мой брат погиб в Париже: его расстреляли боши. Он работал по нашему ведомству, был связником, не знаю, как они его раскрыли, думаю, что угодил в засаду на проваленной явке. Потом я узнал — перед расстрелом его пытали. Затем арестовали мою сестру, упрятали в концлагерь. Сначала я предполагал — из-за брата. Оказалось, гестапо схватило ее по другой причине. Через друзей во Франции мне удалось получить сведения из уст самой сестры: там, в лагере, есть наш человек, он переговорил с ней. На допросах от бедной женщины допытывались, где я, чем занимаюсь сейчас и прочее. А ей, разумеется, ничего не известно. Я никогда ни во что ее не посвящал. Но немцы, вероятно, располагают обо мне какими-то данными. Думаю, я был у них на подозрении, еще когда работал до войны под прикрытием корреспондента «Фигаро» в Берлине. Слежка, во всяком случае, за мной велась. И вот итог: они схватили и мучают ни в чем не повинного человека. Мне-то ясно — они держат сестру как заложницу, если им понадобится меня шантажировать.

Из ориентировки Центра по Хосе Рокотов знал про сестру. Чтобы как-то смягчить печаль симпатичного ему человека, Леонид сказал:

— Они ненасытны, как вампиры. У них в заложниках миллионы людей. Можно сказать, все будущее Европы у фашистов в залоге, Анри.

Бурже быстро вскинул голову, глаза сверкнули.

— Ах, как верно вы сейчас сказали, Жан, как это верно! Да, да, именно: будущее Европы у фашистов в залоге. Что судьба каждого из нас в сравнении с этой великой трагедией! Если они победят, мы станем рабами на долгие времена: и наши дети, и внуки — и кто знает, сколько это продлится. Будущие поколения проклянут нас, если мы обречем их на рабство под пятой этих варваров! Значит, мы должны победить, Жан, чего бы нам это ни стоило — любой ценой и кровью!

— Любой ценой и кровью, Анри, — повторил Леонид. — И каждый из нас, сознающий свою ответственность, готов заплатить любую цену за нашу победу. Во Франции, вы знаете, сражаются уже тысячи партизан. Дерутся с гитлеровцами повстанцы в Югославии. Поднимается подпольное сопротивление во многих оккупированных странах — я имею некоторые сведения. А с успехами русских на Восточном фронте надежды растут, люди убеждаются, что военная машина Германии не всесильна, все больше верят, что фашистов можно победить. Во Франции, например, об этом открыто говорят многие, чего раньше не было.

— Да, да, мне это известно. Стойкость и вооруженная мощь русских произвели такое впечатление, что теперь в головах многих произошла коренная переоценка перспектив войны. Да, у людей появилась надежда! По каналам нашего ведомства мы специально изучаем эти настроения, и не только в Швейцарии, а и в оккупированных странах.

Бурже шлепнул пятерней по колену гостя.

— Ах, Жан, мне так приятно, что мы понимаем друг друга!

— Мне также, Анри.

— Вы не сердитесь? Я должен был понять, с кем имею дело.

— Теперь вы мне доверяете?

— Вполне, Жан.

— Я понимаю щекотливость вашего положения, Анри. Вам предстоит заняться не тем, чего требует от вас долг службы. Если ваше начальство узнает, кому вы помогаете… К тому же игра будет опасной… Но без вашей помощи…

— Не беспокойтесь, Жан. Риск есть, но я приму меры, чтобы меня ни в чем не заподозрили. Ваш связник изложил мне ситуацию в общих чертах, сообщил о предложениях Центра, в принципе такой план приемлем. Но я хочу внести некоторые поправки, кроме того, конечно, могут быть изменения при развитии операции. Вы понимаете, Жан, что самое главное для меня — обеспечить надежное прикрытие предстоящей операции. Втайне от начальства провести ее, конечно, не удастся: будет задействована служебная техника, подключена группа наших сотрудников, разумеется, по моему специальному выбору, самые преданные мне люди, знать они будут минимум необходимого. Но, чтобы получить разрешение моего патрона, версия операции должна быть правдоподобной. Идея у меня уже есть! Лучшие легенды, как вы знаете, Жан, — вранье, густо замешанное с правдой. Ну, вот, ваша улыбка знатока это подтверждает! Правда для ушей моего начальства будет состоять в том, что я выражу тревогу в связи с поступающими сообщениями: какие-то подозрительные типы ведут слежку за моими сотрудниками, крутятся возле здания нашего управления. Мне это не нравится, скажу я, необходимо срочно установить, что за личности околачиваются возле нас. Если — не дай бог! — это германская агентура, то она может выйти на одного строго законспирированного сотрудника, пронаблюдав наши контакты с ним. Вы догадываетесь, Жан? С человеком, известным вам под именем «господин ИКС». Как поставщик информации по Германии этот человек, вы понимаете, цены не имеет для нашей национальной безопасности! За охрану господина ИКС — говорю вам доверительно, Жан, — отвечают работники моего отдела и персонально я. Конечно, такое сообщение очень встревожит патрона, и он потребует осуществления срочных защитных мер. Официальное разрешение на операцию будет моим лучшим прикрытием. Ну как?

— По-моему, вполне надежно, Анри, — согласился Рокотов.

— Теперь о вас, Жан. Поскольку нам предстоит действовать совместно, вам тоже нужно прикрытие. Если понадобится, придется объяснить начальству, кто вы такой и версию вашего появления здесь. Я остановился на такой вполне правдоподобной легенде: вы мой новый секретный агент, вернувшийся из-за границы после выполнения специального задания. Подробности вашей легенды мы сейчас проработаем.

— Хорошо, Анри, — сказал Леонид. — Давайте как следует это обдумаем.

— Конечно, нам нужно тщательно обдумать и взвесить все наши возможности. А также постараться угадать шаги, которые предпримет в том или ином случае наш противник. Это очень важно, вы согласны, Жан?

— Разумеется. Я рад, Анри, что вы полны уверенности…

— А как же! А как же! Тогда и начинать не стоит. Мы ведь обязаны их победить — это наш долг. Мы будем побеждать их везде, Жан, везде, вот увидите! — Бурже отхлебнул из бокала бургундского, легко вскочил с кресла и, семеня, покатился по толстому ковру от стены к стене. — Так, так… Значит, они похитили дочь Зигфрида, девятилетнюю девочку, ее, кажется, зовут Эрика? Боже мой, бедный ребенок — еще одна заложница! Это почти символично, Жан: ведь миллионы других детей — дети всей Европы, наше будущее, как вы очень глубоко сказали, — в залоге у этих извергов!

— Освобождение девочки — одна из главных трудностей, в известной мере ключ ко всей операции, Анри. Судя по всему, ее надежно стерегут, и где содержат, точно неизвестно.

— Да, да, ваш связник мне говорил. — Сев в кресло, Бурже озабоченно потер пухлой ладонью лицо с красными щечками и мясистым носом. — Обрисуйте мне, пожалуйста, Жан, ситуацию от начала и до конца. Максимум подробностей. Что, где и когда. Причина провала. Сколько немецких агентов выявлено, кто из них вам известен визуально и по сведениям Кинкелей. Кстати, каково ваше мнение о радисте и его супруге? Ну, впрочем, вы сами знаете, коллега, что меня может интересовать. Словом, побольше подробностей, прошу вас…

Леонид рассказал все, что знал, опуская лишь те детали, о которых не стоило сейчас говорить или которых он не имел права касаться по конспиративным соображениям, в частности о Папаше. Когда он упомянул о Магде и ее роли, Бурже воскликнул:

— Дижон?! Разведена с фабрикантом Дижоном? Знаю! Один из наших миллионеров — владелец сыроваренных заводов. Превосходно, Жан! Это уже не ниточка, а целая веревка, за которую можно крепко ухватиться. Сегодня же я запрошу данные на эту так называемую Герду Дижон. Видите, у нас уже есть козырь, Жан!

После обсуждения с Рокотовым ситуации Бурже изложил свой план. В нем учитывались предложения Центра, но вносились некоторые изменения, предусматривались запасные варианты по отдельным этапам операции.

Днем Леонид встретился с приехавшим из Лозанны Фонтэном. А поздно ночью радист Папаши послал в Центр донесение о плане, разработанном Хосе и Ришаром.