– Я тебя не знал тогда… – прозвучало как оправдание.

– Его ты тоже не знаешь. Виктор циничная сволочь, но он не убийца. Сам посуди, зачем было убивать Свету, а затем отмазывать меня? Я ведь была отличным козлом отпущения.

Егор замолчал, а Мышь заинтересовано спросила:

– Кто такая Света?

Концентрация радости. Мой личный эндорфин. Солнечный луч.

– Я ее любила, – ответила я спокойно. Ну вот, призналась. И не страшно. Почти… – А потом она погибла.

– О! – выдохнула Леся и округлила глаза. – Понятно. То есть ты… из этих?

– Многие стриксы оценивают людей с точки зрения эмоций, а не половой принадлежности, – пожал плечами Егор.

– Нет, – возразила я. – Не то. Она была… С ней было… по-настоящему. И дело совсем не в том, что она была донором. Она…

Понимала меня.

Любила.

Принимала такой, какая я есть – со всем тем дерьмом, что я в себе взрастила. С дурным характером, с изворотливостью, хитростью, с неумением отдавать без ожидания чего-то взамен. Впрочем, она ничего от меня не ждала. Делилась, а я брала, и не думала, возможно, ей тоже нужно что-то… Тепло? Хотелось бы верить, что у нас оно было. Света была не из тех, кто остается там, где плохо.

– Тебе нельзя в совет, – нейтрально отозвался Егор, переводя тему, за что я была ему благодарна. Мышь все еще задумчиво изучала меня, и я изо всех сил старалась абстрагироваться. Смотреть на Егора. Говорить о деле. – Даже если ты права, и Алмазов невиновен, кто-то в совете помогает убийце. Или же кому-то просто выгодно, чтобы Виктора судили. Поэтому опасно идти туда сейчас, особенно без четкого плана действий.

– Ты говорил, у тебя есть знакомый в совете, который хочет уйти. К тому же, если я права, и Игоря тоже пересадили, как рассаду…

– Нельзя открывать эту карту, – покачал он головой.

– Если совет и так в курсе, то что изменится?

– Мы покажем, что готовы раскрыть секрет. И станем опасны.

Он прав. Нельзя бросать им в лицо обвинения в опасных экспериментах. Совет просто зачистит все, уберет свидетелей. То есть нас. Нужно действовать хитростью.

– Попробую решить все официально, – вздохнул Егор. – Через Белецкого, он теперь там главный. Всегда можно съехать на то, что ты завела себе еще одного стрикса, кроме меня.

– Ревность? – скептически поморщилась я.

– У нас больше ничего нет, – пожал он плечами. – А банальная причина не вызывает вопросов, и тайное останется тайным.

В этом есть резон. Пока Егор набирал номер телефона, я сидела, затаив дыхание. Даже Мышь отвлеклась от ноутбука, вжалась в спинку дивана и ждала. Перед этим я вкратце обрисовала ей расклад и заполнила информационные пробелы. Если уж она помогает, пусть будет в курсе, чем это грозит. Не знаю, почему она все еще с нами. И если честно, знать не хочу. Помогает и ладно. В конце концов, я тоже горю желанием выяснить, кто убил ее подругу…

Егор говорил с Белым около двух минут. Вернее, говорил Белый, а Егор лишь кивал и выдавал короткие ответы.

– Да…. Понял… Хорошо, передам. Угу… Спасибо за то, что держишь в курсе.

Когда повесил трубку, одарил меня взглядом, в котором читалась безысходность.

– Что?! – Мышь не выдержала первой. И с дивана вскочила, уперла руки в бока. Смотрелось не угрожающе, а миленько.

– Твои показания не спасут Алмазова, – мрачно ответил Егор.

– Почему?.. – Голос мой оказался хриплым, надтреснутым. – Его уже… Он…

– Жив пока. Однако кое-кто еще свидетельствовал против него сегодня. – Он вздохнул. – Его сын рассказал про Бородину.

Приехали. Получается, Гоша… Да быть не может! Одно дело сказать мне, и совсем иное – официальное обвинение в совете. Если он так цинично слил отца, получается, убийца – он? Или его заставили? С Белецкого станется!

Хотя… что я вообще о Гоше знаю? Я вообще когда-нибудь интересовалась, что он за человек? А ведь в тихом омуте часто черти водятся. И, если так, то я проворонила, получается. Подставила Виктора. Какая ирония, его подвели под суд сын и названная дочь. Тоже мне семейка… Павлики Морозовы во плоти.

– Я убью его, – сказала я спокойно. И злость придала сил. Она не путала мысли, наоборот, помогала сосредоточиться. Кажется, я понемногу учусь контролировать фон донора. – Если убийца он, я его прикончу!

– Если убийца он, пока у него получается лучше, – пошутил Егор, и мы замолчали.

Тикали часы. Мышь царапала ногтем крышку ноутбука. А минуты, оставшееся до казни Виктора, стремительно таяли.

Когда совет решит провести суд? Наверняка им понадобится время, чтобы все подготовить. К тому же, никто из подчиненных Виктора не имеет права его судить, а значит, приедут представители государственного уровня. Вряд ли они пожертвуют выходными для этого. Скорее всего, случится это ближе к следующей среде, если повезет, дело затянется еще на пару недель. Поможет ли это нам?

Думай, Яна!

– Сын Алмазова – это тот задохлик, что за Оленькой таскается? – внезапно спросила Мышь. Я кивнула. – Так он сегодня придет в клуб. Четверг же, он никогда не пропускает четверги…

– Отлично! – Я воинственно встала и сильнее запахнула халат. – Вот сегодня он и получит свое.

Егор покачал головой, но спорить не стал. В конце концов, у него своя вендетта.

По дороге в клуб мы заехали ко мне, и я переоделась. Упаковала зубную щетку и кое-что из вещей в небольшой рюкзак, не думаю, что в ближайшие дни я сюда вернусь. Во всяком случае, пока не выясним, кто убийца, находиться тут опасно. И хорошо, что есть, где спрятаться.

К семи мы уже подъехали к зданию клуба. Темное, напитанное чужими энергетическими следами, оно подсознательно внушало страх и трепет. От страха я отмахнулась, трепетать перед старыми домами не привыкла. К тому же, я уже не стрикс, меня не заденут последствия энергетических выбросов. Я и сама могу устроить подобный. Даже готова постараться для Гоши – пусть захлебнется, ублюдок малолетний!

– Ты злишься, – констатировал Егор и взял меня под локоть. – Это делает тебя уязвимой.

Я кивнула. Он прав, нельзя так глупо подставляться. Впрочем, у меня есть страховка. Злость подчинилась пальцам Егора, улеглась у ног сторожевым псом.

– Спасибо.

Улыбка вышла натужной, нервной.

Ступени. Коридор. Качающаяся под потолком лампочка. Сквозняк. Окно, и банка на подоконнике, полная окурков. В этот раз Морозко не курил, оттого коридору будто не хватало какой-то мрачной и важной детали.

– Миленько тут, – поморщился Егор и шумно выдохнул. Да уж, стриксам здесь и правда не очень уютно. Удивляюсь, как Ольга выдерживает ходить сюда так часто. А главное – зачем? За Алисой-то следить уже не нужно…

Я взяла Егора за руку, переплела пальцы. Надеюсь, так будет легче. И вообще… Мне тоже страшно, вот.

Мышь юркнула вперед, толкнула плечом дверь и ввалилась внутрь. В комнату, полную людей.

Люди сидели на полу, на ковриках для фитнеса, кто по одиночке, кто парами – прижавшись друг к другу лбами, спинами, соединив руки или же едва соприкасаясь ладонями. У многих глаза были закрыты, некоторые всполошились, повернули головы к двери.

У стены в позе лотоса сидела Ольга, при виде нас ее светлая бровь удивленно поползла вверх. В нескольких метрах от нее притаился Гоша, и на лице его застыл испуг, граничащий с откровенным ужасом. Ничего, эту границу мы быстро преодолеем, уж я-то постараюсь!

– Извините, опоздали, – беззастенчиво-громко заявила Мышь и нарочито громко начала протискиваться между рядами опешивших гостей. Как ни в чем не бывало, взяла коврик и прошла мимо ошалевшего от подобной наглости Морозко в поисках свободного места. Андрей застыл, по всей видимости, на середине проникновенной фразы и следил за перемещениями Леси с явным неудовольствием. А потом удостоил подобного взгляда и меня.

– Извини, – буркнула я, протискиваясь рядом и таща за собой Егора. Надеюсь, новеньким тут рады…

Место нашлось аккурат рядом с Ольгой, которая, когда мы наконец устроились на полу, в открытую усмехалась.