Да вы издеваетесь!
Оленька не сводила с меня жадного, пожирающего взгляда и томно облизывала губы. Рука ее оказалась мягкой и теплой, прикосновение – требовательным. Большой палец с ярким маникюром скользнул к моему запястью, от поглаживания вверх по руке поползло электричество. Шум в ушах усилился, дыхание сбилось, грудь сковало, словно железным кольцом. А потом схлынуло. Резко. Накатила слабость, пол опасно накренился, того и гляди опрокинет… Объятия душили, от сладкого запаха дешевой туалетной воды затошнило.
Выбраться! И из объятий, и из комнаты, и из тела этого – уродливого, ненавистного. Сбежать… куда?
– Твой страх на вкус, как прокисшее молоко, – недовольно прошептали мне на ухо и слегка оттолкнули. – Похоть слаще.
– Чего?!
Губы пересохли, а нижняя так и вовсе треснула, как перезрелая слива. Соленая кровь пьянила. Или не кровь? Слабость обернулась облегчением, шум в ушах пропал, перед глазами прояснилось.
– Ты весьма неумелый донор.
Ольга усмехалась прямо мне в лицо, пока я пыталась осознать, что… она…
– Вот гадина!
Это вырвалось против моей воли. И, пожалуй, прозвучало слишком громко. Экспрессивно вышло, и все присутствующие в комнате обратили на меня внимание. Впервые в жизни от внимания захотелось откреститься.
– Аминь! – радостно воскликнула Мышь и захлопала в ладоши.
– Да пошли вы все, – подытожила я и встала. Оправила юбку, развернулась и бросилась в сторону выхода.
То, что за мной никто не гонится, поняла уже на проспекте. И позволила себе отдышаться. Сердце билось быстро, но ровно, в голове образовалась удивительная ясность, мысли не путались, наоборот – складывались в правильные последовательности, из которых получались неутешительные выводы.
Меня поимели. Поимели жестко, грубо и спланировано. С каким-то особо извращенным удовольствием, будто сводили личные счеты. Не нужно быть стриксом, чтобы считать злорадство с лица этой нахалки. Какова вообще вероятность встретить двух диких за такой короткий промежуток времени? Вряд ли это совпадение. То ли Ольга тоже присматривалась к Алисе как к донору, то ли…
Об остальном думать было страшно. Да и фактов маловато для каких-либо выводов.
А ведь Ольга могла и убить… От этой мысли задеревенела спина, и руки сами сжались в кулаки. Сволочь!
Все же прав был Виктор – дикие не придерживаются никаких правил. И действуют топорно, грубо, а значит, след оставляют прочный. След – это метка, и метка эта приведет к Ольге. Нарвалась, дорогуша. Я молчать не стану, заявлю сегодня же. Чем не повод приехать в офис совета, вызвать Виктора по срочному? Отличный способ поговорить, не вызывая подозрений – ни у жены, ни у других стриксов. А там он сам решит, что делать дальше.
Я поняла, что улыбаюсь, и впервые позволила себе насладиться радостью. Моя собственная была на удивление сладкой, пушистой и таяла на языке.
Ближайший банкомат отыскался за углом, на крыльце «Шоколадницы». Из-за двери тянулся умопомрачительный аромат кофе, и я, сняв некоторую сумму наличности с довольно приличного счета, позволила себе насладиться латте. Высокая пенка, ирландский сироп, бодрящий привкус любимой арабики – и мир снова заиграл красками.
Устойчиво пахло весной. Влажным асфальтом, прелыми листьями, уличной едой, зеленью, ощетинившейся на газонах. Мимо проплывали влюбленные парочки, толпы подростков в широких штанах, глупо смеющиеся ярко накрашенные девицы, которые явно вышли на охоту, и вечно спешащие по делам мужчины в строгих костюмах.
Я шла по проспекту, потягивая из трубочки вкусный напиток, и составляла план действий. Нужно понять, что буду говорить, а то ведь Виктор – не Егор, психиатрами пугать не станет. Просто вызовет неотложку и отправит врачам. Для дальнейшего разбирательства.
Потому слова нужны простые. И спокойные. Голые факты, желательно те, которые подтвердить можем лишь я и он. Благо, таких фактов в моей памяти поднакопилось немало.
Такси я поймала быстро. И водитель, на мое счастье молчаливый и уверенный, домчал меня до центра минут за десять.
Вечер воскресенья – не очень людное время, но торговый центр, напичканный бутиками, кофейнями, закусочными и косметическими салонами в любой день запружен людьми. С пятого по двенадцатый этаж новомодное здание с панорамными окнами занимали офисы. Еще пять лет назад Виктор арендовал половину двенадцатого этажа, большое помещение, разделенное стеклянными перегородками, с довольно вместительной кухней и огромной видовой террасой. Я очень любила приезжать сюда и провожать закаты на широких качелях рядом с небольшим кофейным столиком. Смотреть, как последние солнечные лучи обливают город ржавым заревом, у реки зажигаются первые фонари, и свет их рваными кляксами отражается в воде.
Я позволяла себе полчаса наедине с чашкой ароматного капучино, купленного на третьем этаже в одной из лучших кофеен города. Лучшей ее делал не столько кофе, искусно приготовленный и приправленный корицей и сливками, сколько широкоплечий бариста, эмоции которого были столь сладки, что я отказывалась от вредного сахара в чашке. Двойная польза, так сказать.
Сегодня я сама была засахаренным леденцом на палочке. И чувство это было неприятным, особенно после жесткого контакта с дикой. Оно рождало иррациональные эмоции, главной из которых был страх. Из охотника я превратилась в добычу, и не могу сказать, что факт сей меня обрадовал.
«Виктор разберется», – строго сказала я себе и шагнула к гостеприимно раскрывшимся стеклянным дверям в шумное нутро торгового центра.
Лифт домчал меня наверх за пару минут. На ресепшене встретил хмурый охранник Борис вместо порхающей бабочки Виточки, которая работала тут сколько себя помню. Естественно, не по выходным.
– Чем могу помочь? – басовито поинтересовался Борис, характерным жестом приглаживая вечно лоснящуюся лысину и тут же убирая руку, будто только что обнаружил отсутствие на этой лысине волос. Он не ожидал никого увидеть сегодня, потому задремал в широком кожаном кресле цвета топленого молока. Виточка утопала в этом кресле, а Борису оно было явно маловато, и он поскреб затекшую, видать, от долгого сидения спину.
– Мне нужен Виктор Алмазов, – уверено сказала я. – И я была бы премного благодарна, если бы вы его вызвали сейчас же.
– Так это… – замялся Борис и окинул меня скептическим взглядом. – Выходной. Приходите завтра в двенадцать. Приемные часы. – И ткнул массивным пальцем в табличку над дверью.
– Мне нужно сегодня. Я хочу заявить о нападении. Код «красный».
Виктор не стал заморачиваться придумыванием названий для всякого рода обращений, потому использовал цвета. «Синий» – для помощи впервые осознавшим себя стриксам. «Зеленый» – для бюрократических обращений, «желтый» – для внеплановых собраний совета. И «красный». Для особых случаев, когда кем-то из стриксов создавалась угроза для жизни. Или создалась. То бишь кто-то погиб.
Для красного кода не существовало выходных.
– На кого напали? – тут же подобрался Борис. И даже с кресла встал.
– На меня.
Борис прищурился, и я знала, он пытается определить степень ущерба. Мертвой я явно не выглядела, потому в глазах охранника мелькнула раздражительность. Он спрятал ее, уткнувшись в экран ноутбука, стоявшего за стойкой ресепшена.
– Не похоже на красный код, – резюмировал сухо, даже взглядом меня не удостоил. – Приходите завтра.
– Я донор Виктора, – безапелляционно заявила я, присела на светлый диванчик и закинула ногу на ногу. – Личный. И никуда не уйду.
– Если личный, почему не позвоните ему сами?
– Телефон посеяла, – развела я руками.
Пресловутый телефон, будто дожидаясь своего звездного часа в попытках уязвить узурпаторшу тела его бесславно почившей хозяйки, мстительно затрезвонил. Бровь Бориса многозначительно поползла вверх, руки тут же сложились на груди.
Я вздохнула и посмотрела на экран этого древнего предателя. И ничуть не удивилась увиденному. Если кто и мог сделать этот вечер еще краше, то только Егор. Ну уж нет, дружок, не сегодня. Я сбросила звонок, поставила телефон на беззвучный и строго посмотрела в надменное лицо Бориса.
