— Вчера ночью, — снова заговорила Ану-син изменившимся, с нотками пророческой загадочности, голосом, — вчера ночью мне приснился сон, который неотступно преследует меня… Будто я, корчась в родовых муках, произвела на свет гигантского змея, чья голова была украшена сияющим, как солнце, венцом… Думаю, наша с тобой судьба должна разрешиться великим событием: ведь змей — это символ власти, силы и могущества…

— Уж не собираешься ли ты сказать мне, что… — догадавшись, к чему ведёт своим признанием Ану-син, начал было царь.

Но Ану-син с глубоким страстным вздохом обняла его одной рукой и, улыбаясь своей таинственной томной улыбкой, произнесла слова, которые были для Нина как долгожданная и самая ценная награда:

— Я рожу тебе могучего сына, владыка!

После этого её грудь прижалась к груди царя, от её сладостного дыхания, от близости её волшебного тела у него закружилась голова, и вот уже её губы прижались к его губам…

То, что случилось потом, заставило Нина обещать Ану-син — под клятвой Шамашу и Мамиту — и изгнать из дворца Шамхат вместе с дочерьми, и жениться на ней, Ану-син, сделав её своей главной женой, и признать сына, который будет ею рождён, наследником ассирийского престола. Восхитительная ночь любви, роковой и неодолимой, заставила Нина позабыть своего первенца, которому он уже завещал трон, позабыть даже традиции своей страны, весь мир! Он помнил лишь, что его ласкает Ану-син и что она называет его своим возлюбленным и повелителем.

Добившись своего — из любимой наложницы став главной женой царя — Ану-син всё больше осваивалась с придворной жизнью. Она чувствовала себя, как рыба в воде, в огромном царском дворце с множеством внутренних дворов, переходов, галерей и закоулков. Она стала первой при дворе дамой, снисходительно-любезной, изысканной, великодушной. Одеваясь с большим вкусом, она умела приукрасить себя лучше, чем жёны сановников, и, научившись разбираться в достоинствах тканей, нарядов и украшений, стала законодательницей мод. Именно её наряд, в который она облачилась, отправившись в Бактрию, стал роскошным новшеством при ниневийском дворе. Он был необычен: во-первых, оказался таким элегантным, что сразу же вошёл в моду среди знатных дам; во-вторых, был скроен и пошит так, что невозможно было понять, женщина в нём или мужчина. Как знаток, Ану-син смаковала кушанья и вина и, убедив придворных в достоинствах аккадской лозы, наладила успешную торговлю с храмом Иштар, Дарующей воду: ведь когда-то именно там, с её лёгкой руки, были посажены первые в Аккаде виноградники и построены винные погреба. Пригодились Ану-син также навыки верховой езды: вряд ли кто-то из благородных женщин сидел в седле увереннее неё, а, сопровождая царя на охоте, она не раз приносила ему удачу.

Но сколько бы сил она ни расходовала на пиры, охоту, танцы и песни, её старания в осуществлении высшего предназначения от этого ничуть не становилось менее деятельными. Утвердившись в новом, весьма значительном положении, Ану-син неуклонно шла к своей цели.

Аккад, её детство в алу на берегу Великой реки, её юность и первая любовь, храм Иштар — всё отодвинулось в туманную даль. Теперь у неё не было иных мыслей, кроме той, к которой её так упорно подталкивали наставники из храма Иштар, Дарующей воду: Бэлох-Илшу и Сидури. Как хочется измученному жарой путнику искупаться в реке, так стремилась Ану-син к власти. Она больше не сомневалась, что была рождена властвовать; власть ради тех, кто ждал от неё милостей и благ, и власть сама по себе — в этом было её предназначение. Её также вдохновлял, подхлёстывал военный успех в Бактрии: она, Ану-син, стала первой женщиной, прославившейся в походе; ныне же, на пути к трону, молодые, нежные побеги её славы начали разрастаться в мощное дерево…

Прежде всего Нину пришлось дать своей новой жене торжественное обещание, скреплённое печатью, что в честь рождения сына, которого она ему подарит, он построит храм главному богу аккадцев — Бэлу-Мардуку. И построит он этот храм на месте прежнего, разрушенного его же армией, древнего святилища: ибо только там боги с небес спускаются на землю и только там можно проводить священный обряд акиту, который Нин вознамерился узаконить в своём царстве.

После этого Ану-син от имени царя призвала ко двору всех советников, военачальников и наместников и обратилась к Нину с просьбой повторить слова клятвы в присутствии огромного числа свидетелей. Она опасалась, что своенравие и непредсказуемый нрав царя побудят его пренебречь обещанием. Ведь что такое договор? Клинописный текст и оттиск печати на глиняной табличке, которую можно легко разбить (Разве не так поступила она сама, когда хотела избавить Баштум от обязательств долговой кабалы?). Глаза и уши сотни свидетелей имеют куда большее значение…

И вот в благодатном месяце ийару, когда короткие ночи ещё хранили свежее дыхание и пока не началась изнурительная жара, ниневийский дворец наполнился ликованием. Главная жена царя подарила своему повелителю наследника, а Ассирии — будущего правителя. Мальчика назвали Нинием: в честь отца. Придворные звездочёты, изучив гороскоп новорождённого, торжественно заявили, что Нинию выпала достойная судьба, что его ждут почести и слава.

Ану-син чувствовала себя счастливой. Во дворце, как и на улицах и площадях Ниневии, торжествовали, что прославленная воительница родила крепкого наследника престола, и радовались решению царю умилостивить богов, восстановив один из древнейших в мире храмов.

Едва оправившись от родов, оставив младенца с кормилицей, а близнецов под присмотром Аратты, Ану-син поехала в Аккад вместе с Нином: чтобы воздать честь городу, который она мечтала любой ценой поднять из руин. Она была уверена, что Баб-или, Город Городов, будет восстановлен в своей прежней красе и могуществе, и строительство храма Мардука было лишь первым шагом на пути к главной цели.

Ану-син собственноручно заложила основание будущего святилища. И как тогда, больше двадцати лет назад, при разрушении главного храма Аккадского царства, ликовали ассирийцы, так и теперь, когда был заложен фундамент зиккурата, вершина которого должна была вознестись во славу Мардука высоко в небо, — так теперь ликовали толпы аккадцев. В умах и сердцах жителей Аккада восстановленный храм Мардука-покровителя страны символизировал победу над ассирийским владычеством.

— Довольна ли ты, любовь моя? Счастлива ли? — спросил царь Ану-син, когда они по возвращении в ниневийский дворец остались одни в своих покоях.

— В полной мере, владыка! — проговорила, как пропела, Ану-син. — За это я буду всегда благодарна тебе! Да пребудет вечно с тобой благословение моей покровительницы Иштар! Подойди, сядь рядом, мой царственный муж, и будем разговаривать… Мне столько нужно тебе сказать!

И она подвинулась на своём шёлковом ложе, освобождая для Нина место.

— Знаешь, по-моему, судьба недаром свела нас, — вела дальше Ану-син, заметив, как от её близости в глазах царя вспыхнуло желание. — Ты — царь, правитель самой могущественной в мире державы, а я, любимая жрица владычицы Иштар, быть может, самая надёжная опора твоего трона, мы принесём друг другу счастье.

Она выдержала паузу, и на её сияющее счастьем лицо вдруг набежала тень.

— Но я по-прежнему остаюсь чужой в Ассирии, — вздохнув, с грустью в голосе продолжила Ану-син, — я — дочь иной страны. Аккад, моя родина, должен снести судьбу, которую ему уготовили боги, однако я, смертная женщина, хотела бы пригубить из той чаши, которую ты мог бы разделить со мной. Вот только я не знаю, захочешь ли этого ты? — И она сделала движение, как будто желая встать.

— Что означают твои слова, любовь моя? — не понял Нин и поймал её руку.

— Что они означают? — переспросила Ану-син, обворожительно улыбаясь и глядя в его глаза. — Сейчас объясню. Я знаю, что ассирийцы никогда не возводили на трон своего царства женщину и что главная жена правителя никогда не звалась царицей. Разве хоть одна женщина способна занять место мужчины-царя, которому все должны поклоняться как богу? Могу ли я сказать больше, не преступив запретов, налагаемых древними традициями и закоснелыми законами? Если ты, мой царь, позволишь, я скажу, пожалуй, лишь одно: прошу тебя, надень на меня корону, великий Нин, сделай меня своей царицей — хотя бы ненадолго, пусть всего на несколько дней! Позволь вместе с тобой испить из чаши власти! Я приму её как твой дар, и корона царицы Ассирийской державы будет мне тем более драгоценна, что я получила её из твоих рук! Из рук достойного царя, моего благороднейшего Нина, великодушного и милосердного, — такого, каким только может быть великий покоритель мира!