Улицы были уже пусты, когда Теумман вышел из трактира Басии. Свет горел только в жилищах ремесленников, торопившихся окончить работу до полуночи, да в притонах, откуда доносились возбуждённые голоса, песни и смех уличных блудниц. Иногда раздавались пьяные возгласы или крики о помощи.

Переулок, в который свернул эламит, чтобы добраться до своего жилища, был узкий и тёмный. Над его головой пролетали ночные птицы и летучие мыши. Неподалёку, окутанная ночным мраком, тихо несла свои воды Быстрая река.

Не успел Теумман пройти и несколько десятков шагов, как из-за стены какого-то дома выглянул человек и пошёл за ним следом. Хотя эламит был вооружён, на сердце у него стало неспокойно. Он знал, что любая встреча в здешних местах и в столь поздний час могла обернуться плохо. Он был один, а любители поживиться чужим добром зачастую нападали на одиноких прохожих целыми шайками.

Едва рука Теуммана легла на меч, как преследователь в мгновение ока оказался за его спиной, с силой вывернул ему руку, и он выронил оружие. От удара под дых у эламита перехватило дыхание, он резко согнулся пополам и захрипел. В следующее мгновение чьи-то руки крепко схватили его за голову, и, когда хрустнули шейные позвонки, мир в глазах Теуммана померк навсегда.

Шакну — командующий несколькими объединёнными полками (кицру), подчинялся непосредственно царю или туртану.

Декум — воинский чин командного состава.

Распустив очередной военный совет, на котором присутствовали высшие чины командного состава ассирийской армии, царь намеревался отужинать и как следует отдохнуть. Поэтому он предложил шакну Шамашхасиру перенести разговор, о котором тот просил, отведя его в сторону, на более позднее время.

Однако Шамашхасир оказался неожиданно настойчив. Он был явно чем-то взволнован; забота, которая томила шакну, читалась на его суровом бородатом лице со шрамом, пересекавшим левую щёку.

— Владыка, я бы не осмелился отнимать у тебя время благодатного отдыха, если бы речь не шла о срочном и важном деле, — сказал Шамашхасир, взглядом исподлобья провожая военных, покидавших Малый зал.

Нин сделал нетерпеливый жест.

— Не представляю, о чём таком уж срочном ты хочешь рассказать. Всё самое важное мы уже обсудили на совете. Ладно, я тебя выслушаю, но будь краток.

— Я прошу, владыка, чтобы ты задержал и призвал к ответу туртана Эришума, — высказав свою просьбу, шакну выпрямился как на параде: руки вдоль тела, грудь колесом, подбородок вскинут.

Царь удивлённо поднял брови.

— Дело в том, — продолжал Шамашхасир, — что, как мне стало известно, туртан вот уже несколько недель после своего возвращения из Суз тайком отправляет письма царю эламитов. Из содержания этих посланий следует, что Эришум во время своего пребывания в Сузах вступил с Шуттарной в переговоры — за твоей спиной, владыка. Цель тайного сговора ясна: когда Эришум с помощью эламитов устроит дворцовый переворот, он сам сядет на ассирийский трон.

Нин нахмурился.

— Я не могу поверить в правдивость твоих слов. Слишком серьёзны и неожиданны эти обвинения в сторону человека, который никогда не давал мне повода усомниться в своей преданности, — сказал он, бросив на шакну осуждающий взгляд. — Наверняка это происки интриганов и завистников! И это то неотложное дело, о котором ты хотел поговорить?

— Владыка, клянусь Ашшуром, я уверен в том, что говорю. Благодаря бдительности моих воинов доказательства измены Эришума попали прямо ко мне. Это ли не лучшие свидетельства вины туртана?

После этих слов Шамашхасир протянул царю шкатулку из самшитового дерева, в которой оказались глиняные таблички, сложенные в аккуратную стопку.

Но царь не торопился ознакомиться с их содержанием. Не двигаясь с места, он окинул военачальника долгим взглядом. Он прекрасно знал, что скрывалось за усердием Шамашхасира, — желание самому стать туртаном. Однако Нин считал, что шакну не был готов занять место Эришума. Во-первых, Эришум, хотя многие боялись его из-за вспыльчивости и свирепости нрава, умел неплохо ладить с простыми солдатами; Шамашхасир же, чтобы завоевать их симпатии, заискивал перед ними. Во-вторых, Эришум прежде был царским советником и за время своей службы обучился искусству интриг, что могло оказаться полезным при ведении переговоров с врагами во время войны; Шамашхасир же был обычным воякой, храбрым, но немного неуклюжим. И в-третьих, в ниневийском дворце ходили странные слухи о том, что Эришум будто бы с детства заговорённый. Некая магическая сила оберегала его и в сражениях, когда он в молодые годы ходил с Нином в походы, и когда на его жизнь покушались тайные враги, и однажды во время охоты на львов: когда Эришум, оказавшись один на один с царём зверей, вышел из этого поединка целым и невредимым. Было ли то колдовство, чародейство, или Эришум обладал волшебным амулетом? Или, как шептались дворцовые сплетницы, Эришум принял покровительство древних мистических сил в обмен на что-то очень ценное, возможно, своё этемму? Именно эта, третья причина, в которой крылось нечто неразгаданное, пугающее, сдерживала любой порыв царя, направленный против Эришума.

— Я догадываюсь, о чём ты думаешь, владыка, — неожиданно, понизив голос, заявил Шамашхасир. И увидев, что ему удалось привлечь внимание царя, продолжил: — Тебе я могу признаться, что преданные мне люди сумели разузнать кое-что о магии, которая защищает Эришума. Его дед по материнской линии в молодости был посвящён в древний культ божества, истинное имя которого хранится в тайне. Служители этого божества облачаются в одеяния алого цвета, а свои лица скрывают под маской льва. Насколько известно, они не обладают какими-либо замечательными способностями, а вот их верховный жрец… Если ему грозит опасность — неважно, из какого мира, людей или духов, — тень божества защищает его: жрец становится неуязвим. Наши предки называли это божество Красным драконом.

— И ты, зная об этом, призываешь меня наказать Эришума, который, как я понял, и есть верховный жрец Красного дракона? — после короткого молчания спросил Нин, озадаченный услышанным.

— Призываю, владыка, и настаиваю на этом, — отозвался Шамашхасир с таким видом, будто ему вдруг открылись все тайны мира. — Мои люди разузнали, что, когда в семье первосвященника Красного дракона рождается мальчик, тень божества оставляет своего прежнего подопечного, уходит от него и становится защитницей его преемника. Ты знаешь, полгода назад у Эришума родился сын. Это его первенец и… новый верховный жрец Красного дракона.

— И это значит?.. — начал царь в раздумии.

— Это значит, владыка, что ныне Эришум уязвим, — вместо него закончил Шамашхасир, с трудом скрывая мстительное торжество. — Он такой же, как все мы: простой смертный.

Спустя какое-то время запыхавшийся гонец догнал Эришума в одной из галерей дворца и от имени царя велел ему вернуться в Малый зал.

— Ты хотел меня видеть, владыка? — сказал Эришум, войдя в Малый зал, и точно споткнулся: царь, стоя у стола с военными картами, метал в него гневные взгляды.

Не спуская с туртана горящих гневом глаз, Нин указал на стоявшую на столе шкатулку. Когда он открыл её, Эришум, гадая, что всё это значит, заглянул внутрь и увидел дюжину глиняных табличек.

— Читай, — коротко приказал ему царь.

«У меня всё подготовлено к мятежу, как мы и договаривались», — было начертано на одной из них. «Я собрал преданных мне людей и сообщил им о дворцовом перевороте; они меня поддержали», — гласила другая. «Я по-прежнему недоумеваю, почему ты мне не пишешь. Ты можешь передать мне послание с человеком, который принёс тебе это письмо», — значилось на третьей. «Неужели наш договор потерял силу? Час настал — пора выступать, но ты ни разу мне не ответил», — упрекала четвёртая.

Эришум с недоумением, но предчувствуя недоброе, посмотрел на царя.

— И что я должен сказать? Какое отношение имеют ко мне все эти послания?