Ану-син, по-прежнему не спуская с неё своих огромных, затягивающих, как омуты, глаз, продолжила тем же мягким голосом:

— Ответь откровенно, любезная моему сердцу Аратта, могу ли я доверить тебе тайну? Тайну очень личную и весьма опасную, за которую можно поплатиться головой. А можно и использовать её во благо…

Она сама наполнила гранатовым соком два кубка и один из них подала девушке. Подобный жест подразумевал особенное расположение госпожи к своей служанке, что не могло не найти в сердце Аратты пылкого отклика.

— Да не помыслю я закрыть свою душу перед человеком, сотворившим мне столько блага! — горячо воскликнула она. — С тех пор как ты, бэллит, в первый раз заботливо отнеслась ко мне, я не раз думала о том, как отблагодарить тебя. Никогда прежде у меня не было госпожи добрее и приветливее. Скажи же мне, бэллит: что я должна, что я могу сделать для тебя?

Ану-син видела, каким выжидающим, едва ли не умоляющим взглядом смотрит на неё девушка. И она, мысленно призвав себе на помощь богиню Иштар, решилась:

— Я знаю, что из родного Элама ты была угнана ассирийцами в рабство и что вы, эламиты, в случае необходимости, готовы прийти на выручку друг другу. Мне нужно найти человека из твоей страны, храброго, ловкого, способного держать язык за зубами. Желательно из военных. Всё, что он должен будет сделать, это передать письма кому-нибудь из приближённых шакну* Шамашхасира. Или какому-нибудь воину из полка, которым командует Шамашхасир. Цель моего поручения — чтобы послания, которые я ему доверю, любыми путями попали в руки шакну. Аратта, если у тебя есть такие возможности, окажи мне услугу: найди подходящего человека!

Аратта задумалась. Потом со свойственной ей живостью, озарившей юное лицо вдохновением прирождённой заговорщицы, ответила:

— У меня есть один приятель, хитроумный и преданный. Он эламит, но служит в ассирийской армии наёмником. Между прочим, дослужился до звания декума*. Думаю, он вполне годится для твоего поручения, бэллит. Но ему нужно хорошо заплатить за работу: уж очень он жаден к серебру.

— Я дам ему столько серебряных слитков, сколько он сможет унести, и даже больше, — пообещала Ану-син, ни мгновения не колеблясь.

На следующий день, ближе к вечеру, Аратта, как и было условлено, тайком привела в садовый домик у грота молодого мужчину мощного телосложения. После обмена приветствиями Ану-син объяснила ему суть задания: сделать так, чтобы мешочек с табличками, которые она ему вручила, как можно скорее попал к шакну Шамашхасиру. После этого она дала эламиту половину той суммы, которую он запросил, пообещав, что вторая часть станет его собственностью после выполнения поручения. Если же осуществление её плана не будет иметь нежелательных последствий, — прибавила Ану-син с красноречивым намёком, — то исполнитель вдобавок ко всему получит очень щедрое вознаграждение.

— Мне кажется, я понял тебя, бэллит, — не скрывая удовольствия, сказал эламский наёмник, которого Аратта называла Теумманом. — Я постараюсь оправдать твоё доверие.

— Только никому ни слова об этой встрече! — напоследок напомнила ему Ану-син. — Ты должен молчать как камень.

Эламит встал на колено, согнулся в низком поклоне до самой земли и чуть ли не с нежностью поцеловал край её платья.

— Твоё высочайшее доверие, бэллит, скрепило мои уста нерушимой печатью, — сказал он, не смея поднять глаз на женщину, хотя лицо её было скрыто покрывалом. — Отныне я твой преданный раб…

Трактир Басии, пользовавшийся успехом у военных, находился в городском предместье, у так называемых «Ворот смесительниц», где были сосредоточены питейные заведения и притоны для всякого сброда. Здесь рабы, отпущенные на оброк, и рабыни, совмещавшие ремесло трактирщиц и блудниц, содержали кабаки и занимались приготовлением разнообразных смесей напитков. Ворота с таким же названием имелись во всех крупных городах страны. Производство разных сортов вина и сикеры и торговля ими были прибыльным делом. Ассирийцы охотно разрешали своим рабам заниматься этим промыслом и, отпуская на оброк, давали им необходимые средства на обзаведение. Ночью ходить у «Ворот смесительниц» в одиночку было опасно: подобно всем злачным местам, предместье притягивало к себе грабителей и бандитов, как магнит. Нередко между разбойниками и военными, любившими наведываться в трактир Басии, вспыхивали драки, и тела убитых исчезали в тёмных водах Быстрой реки, змеёй огибавшей предместье.

В ту ночь, как и во все предыдущие, трактир Басии был полон посетителей; большей частью это были военные — лучники, копейщики, конники, возницы колесниц, прибывавшие в Ниневию для нового похода. Одни пили горькую сикеру, другие — дешёвое ягодное вино, третьи — перебродивший хмельной напиток из фиников. Хозяин прогуливался по заведению с приклеенной к лицу учтивой улыбкой, следя за тем, чтобы каждый получал всё, что ему нужно, и ничто не ускользало от его бдительного ока. Посетители сидели на полу на циновках; те, у кого воинский чин был повыше, располагались на стульях за низкими столиками, вырезанными из пальмового дерева. Разговоры с завсегдатаями трактира не мешали Басии следить за писцами, которые записывали, кто что ел и пил, и за прислугой, а главное — за двумя военными в офицерском звании, которые уединились за столиком с большим кувшином сикеры. Басии очень хотелось послушать, о чём они говорили, но, как только он направился к их столику узнать, не принести ли ещё сикеры, один из них сделал знак рукой, чтобы он не подходил.

— …И я не знаю, как же лучше поступить? — тихим голосом говорил один декум другому, с чёрной как смоль бородой. — Если я отправлю эти послания по назначению, то нарушу аде, данную владыке. Если же не выполню поручение туртана, то буду наказан им — сурово и беспощадно. В армии всем известно, что Эришум скор и лют на расправу со своими подчинёнными. Но, с другой стороны, он ведь изменник, и, если я промолчу, значит, окажусь в одной с ним упряжке. Что ты, Сугагу, мой давний друг, посоветуешь мне сделать в таком непростом положении?

— Знаешь, что, Теумман, — сказал, немного помолчав, чернобородый Сугагу, — отдай-ка ты эти таблички в мои руки. Вижу, даже сквозь холстину мешка, который ты держишь, они жгут тебе пальцы.

Эламит, продолжая в одной руке держать мешок с письмами, который он получил от Ану-син, другой как бы в раздумии почесал в затылке.

— Я их тебе, может, и отдам, — проговорил он и искоса посмотрел на Басию, который, очевидно, уже умирал от любопытства, но больше не смел приближаться к их столику. — Только что ты собираешься с ними сделать?

— Как что? — возмутился Сугагу. Затем украдкой огляделся по сторонам и продолжил, понизив голос: — Ты и я, мы оба давали присягу верно служить владыке Нину! Так разве это не наш священный долг — защищать его царствование от изменников, мятежников и заговорщиков?

Теумман, прервав свои наблюдения за хозяином трактира, перевёл взгляд на собеседника и прошептал:

— Говорят, владыка — человек уверенный, чуждый недоверия и оглядки. Ему и в голову не придёт, что такая высокая и близкая ему особа способна на предательство. Боюсь, что он не поверит тебе.

— Мне, может, и не поверит: я человек маленький, — так же, шёпотом, отозвался Сугагу. Потом, приблизив своё лицо к лицу эламита, прибавил: — А вот к моему командиру, шакну Шамашхасиру, наверняка прислушается.

Теумман, обрадовавшись, что разговор удалось направить в нужное русло, тем не менее сделал вид, что раздумывает над словами собеседника.

— Ну что ж, — наконец сказал он, — пожалуй, это единственное правильное решение. Благодарю тебя, мой друг, что не позволил мне стать тем глупым человеком, который на смоковнице ищет дыню и не замечает фиг.

После этого эламитский наёмник в звании декума ассирийской армии осторожно передал мешок с табличками своему боевому товарищу Сугагу. Он радовался своему успеху и довольно потирал руки в предвкушении обещанного вознаграждения. Он был уверен, что старый преданный царю вояка непременно отнесёт письма тому, чьё имя назвала щедрая госпожа.