Это был высокий, худой сержант со злым лицом.

— Я не де Кошфоре, приятель, — ответил я. — И этого довольно для вас. Во всяком случае, если вы сейчас не позовете капитана Ларолля и не впустите меня, вы будете сожалеть об этом.

— Хо-хо-хо! — ответил он. — Какой вы сердитый! Ну что ж, войдите.

Они прошли вперед, а я вступил в переднюю, не снимая шляпы. На большом очаге, видимо, горел недавно огонь, но успел погаснуть. Три или четыре карабина были прислонены к стене, а подле них лежала куча ранцев и немного соломы. Поломанный стул и полдюжины пустых мехов от вина, разбросанных по полу, сообщали комнате неопрятный и беспорядочный вид. Я с отвращением посмотрел кругом, и меня стошнило. Масло было разлито по полу, и в комнате неприятно пахло.

— Что за черт?! — сказал я. — Можно ли так вести себя в порядочном доме, негодяи? Мой бог? Будь я вашим начальником, я бы вас посадил на деревянную лошадь!

Они смотрели на меня, разинув рты; моя смелость изумляла их. А сержант нахмурился и в первую минуту не нашелся даже, что ответить.

— Что же делать? — сказал он наконец. — Мы не знали, что к нам явится фельдмаршал, и потому не приготовились.

И бормоча себе под нос крепкие слова, он повел меня по хорошо знакомому коридору. У дверей гостиной он остановился.

— Доложите о себе сами, — грубо сказал он, — и если вам зададут баню, не пеняйте на меня.

Я поднял рукоятку двери и вошел.

За столом, стоявшим у очага и покрытым стаканами и бутылками, сидели, играя в кости, два офицера. Кости резко застучали по столу, когда я вошел, и метавший, не выпуская чашки из рук, обернулся ко мне с нахмуренным лбом. Это был белокурый мужчина, высокого роста, с красными щеками. Он сидел без кирасы и сапог, и его дублет был помят и запачкан в тех местах, где давили латы. Но зато остальные принадлежности его костюма были по последней моде. Его темный галстук, завязанный так, что передние кружевные концы свободно болтались, был сделан из самой тонкой материи; большой пояс голубого цвета с серебром имел по крайней мере фут ширины. В одном ухе у него блестел бриллиант, а его крошечная бородка была заострена на испанский манер. Должно быть, он ожидал увидеть сержанта, потому что при виде меня медленно поднялся с места.

— Что за дьявольщина? — сердито закричал он. — Эй, сержант! Сержант! Что за… Кто вы, сударь?

— Капитан Ларолль, я полагаю? — спросил я, вежливо снимая шляпу.

— Да, я капитан Ларолль, — ответил он. — Но кто вы такой, черт возьми? Вы не тот, кого мы ищем!

— Да, я не г. де Кошфоре, — спокойно ответил я. — Я только гость в этом доме, капитан. Я пользуюсь некоторое время гостеприимством мадам де Кошфоре, но по несчастной случайности меня не было в доме, когда вы явились сюда.

С этими словами я подошел к очагу и, отодвинув в сторону большие сапоги капитана, подбросил в огонь несколько поленьев.

— Тысяча чертей! — прошептал он, и никогда я не видел человека, более остолбеневшего. Но я сделал вид, что смотрю на его товарища, дюжего седого ветерана с длинными усами, который сидел откинувшись на спинку стула и удивленно смотрел на меня.

— Добрый вечер, г. лейтенант, — сказал я, кланяясь. — Хорошая погода сегодня.

Тут разразилась буря.

— Хорошая погодка! — закричал капитан, к которому, наконец, вернулся голос. — Тысяча чертей! Да знаете ли вы, что я распоряжаюсь в этом доме, и что никто не смеет здесь оставаться без моего позволения? Гость? Гостеприимство? Бабьи сказки! Лейтенант, позовите стражу! Позовите стражу! — сердито повторил он. — Где эта обезьяна-сержант?

Лейтенант встал, чтобы исполнить это приказание, но я поднял руку.

— Тише, тише, капитан, — сказал я. — Умерьте ваши порывы. Вы, кажется, удивлены, видя меня здесь? Но я еще более удивлен, видя тут вас.

— Господи! — закричал он, снова вскипев при этих дерзких словах, между тем как у лейтенанта глаза чуть не выскочили на лоб.

Но я ухом не повел.

— Дверь заперта, кажется? — кротко продолжал я. — Благодарю вас. Я вижу, она заперта. В таком случае позвольте мне еще раз сказать вам, что я гораздо более удивлен, видя вас тут. Когда монсиньор кардинал оказал мне честь, послав меня сюда из Парижа уладить это дело, он предоставил мне право — полное право, г. капитан, — самому довести это дело до конца. Я решительно не мог предполагать, что накануне успеха все мои планы будут испорчены вторжением сюда чуть ли не половины Ошского гарнизона.

— Ого! — тихо сказал капитан совершенно другим голосом и с абсолютно другим выражением лица. — Значит, вы тот джентльмен, о котором я слышал еще из Оша?

— Очень может быть, — сухо ответил я. — Но я из Парижа, а не из Оша.

— Ну, да, — задумчиво произнес он. — Как думаете, лейтенант?

— Так точно, г. капитан, вне всякого сомнения, — ответил подчиненный.

Они посмотрели друг на друга, а затем и на меня с видом, который показался мне странным.

— Я думаю, — продолжал я, возвращаясь к предмету разговора, — что вы, капитан, или ваш командир впали в ошибку. И эта ошибка, сдается мне, будет не особенно приятна кардиналу.

— Я исполняю королевский приказ, — надменно возразил он.

— Конечно, — ответил я, — но, как вы знаете, кардинал…

— Но, кардинал!.. — прервал он меня, тотчас, однако, запнувшись и пожав плечами.

При этом они оба опять посмотрели на меня.

— Ну? — сказал я.

— Король… — медленно начал он.

— Позвольте, позвольте, — перебил я его, протягивая обе руки. — Мы говорили о кардинале. Вы сказали, что кардинал…

— Да, видите ли, кардинал… — И снова он запнулся и пожал плечами. У меня явились подозрения.

— Если вы имеете что-нибудь сказать против кардинала, то говорите, — сказал я, пристально глядя на него. — Но наперед выслушайте мой совет. Постарайтесь, чтобы ваши слова не вышли за пределы этих четырех стен, иначе вам, друг мой, нельзя будет позавидовать.

— Я вовсе ничего не желаю говорить, — ответил он, — взглянув на товарища. — Я могу только сказать, что исполняю королевский приказ. Вот и все, и этого, я думаю, достаточно.

— Ну? — сказал я.

— Ну… впрочем, не желаете ли принять участие? — уклончиво сказал он, указывая на кости. — Прекрасно! Лейтенант, достаньте для господина стакан и стул. И позвольте мне первому предложить тост. За кардинала — что бы там ни было!

Я выпил и сел к столу играть. Уже около месяца я не слышал музыки игральных костей, и искушение было непреодолимо. Тем не менее игра доставляла мне мало удовольствия. Я бросал кости, выигрывал его кроны — он был сущий ребенок в этой игре, — но мои мысли были в другом месте. Здесь что-то таилось, чего я понять не мог; я чувствовал какое-то новое влияние, на которое я не рассчитывал; здесь крылось что-то столь же непонятное, как и самое присутствие войска. Если бы капитан прямо отверг мое вмешательство, выгнал меня за двери, или велел посадить на гауптвахту, я еще догадался бы, в чем дело. Но эти нерешительные намеки, это пассивное сопротивление ставило меня в тупик. Не получили ли они каких-нибудь известий из Парижа? Может быть, король умер? Или кардинал заболел? Я спрашивал их об этом, но они говорили: «Нет, нет, ничего подобного!» — или давали мне уклончивые ответы. И когда пришла полночь, мы все еще играли и говорили друг с другом загадками.

— Подмести комнату, сударь, и убрать этот хлам? Но г. капитан…

— Капитан в деревне, — невозмутимо ответил я. — Поворачивайся скорее, любезный. Не разговаривай. Дверь в сад оставь открытой, так.

— Конечно, сегодня прекрасная погода… И табак г. лейтенанта… Но г. капитан…

— Не приказывал? Зато я приказываю, — ответил я. — Прежде всего убери прочь эти постели. И пошевеливайся, голубчик, или я найду, чем расшевелить тебя!

— А сапоги г. капитана? — через минуту был вопрос.

— Вынеси их в коридор.