В лесистой местности Гэмпшира, в доме, напоминающем своею архитектурою частью сельские домики, частью замки древних времен, жило семейство, могущее дать писателю олицетворение семейного счастия. Семейство это было не многочисленно, оно состояло из четырех лиц: капитана морской службы Гарлея Вестфорда, его жены, сына и дочери. И капитан и жена его были еще в полном развитии жизненной силы. Лета унесли цветы молодости Клары, но заменили ее очарованием — очарованием нравственного совершенства и следом безоблачно протекшей жизни.

Да, она была еще хороша. Люди, знавшие коротко ее прошлое, говорили, что она стояла по происхождению выше своего мужа. Они уверяли, что она променяла богатый аристократический за́мок своего отца на трудовую жизнь с честным и добродушно веселым моряком и навлекла на себя негодование всего своего надменного семейства.

Никто однако же не имел верных сведений об этом браке, совершившемся вдали от родительского дома. Капитан и жена его хранили от всех тайну своего прошлого. Если же мистрисс Вестфорд наводила по необходимости речь на свое замужество, то речь эта доказывала только ее высокое мнение о достоинствах избранного ею мужа.

«Я знаю, — говорила она, что у мужа моего нет именитых предков, но их заменяет длинный ряд честных и храбрых людей, и любой человек стал бы гордиться сердцем, которое бьется в груди моего мужа».

Но мы лучше всего предложим читателю войти в вестфордский сад, в день разлуки, предстоящей капитану с женою. Оба они прохаживаются под тенью густой ореховой аллеи. День был теплый, июньский, весь пропитанный запахом цветов, темно-синее небо было безоблачно; только трудолюбивое жужжанье пчел и пение птиц нарушали тишину.

Однако ж, несмотря на роскошную прелесть утра, лицо Клады Вестфорд было грустно и бледно, и темная тень окружала ее голубые, прекрасные глаза. Бессонная ночь прошла вся в молитвах к тому, кто охраняет всех путешествующих. «О, Гарлей! — говорила она, — ты не можешь представить, как тяжело у меня на душе! Мы уже не раз расставались с тобою, но еще не расставались ни разу так грустно!» Лицо ее красноречиво подтверждало истину ее слов, но в темно-серых глазах капитана не было слез: одна только судорожная дрожь его губ показывала глубину тяжелых его ощущений в эту минуту.

Капитан Гарлей Вестфорд был храбр как лев во время всех битв, в которых ему приходилось участвовать, но грусть жены сокрушила его душевную силу. Он превозмог однако это движение слабости и сказал жене с притворною веселостью:

— Подобная грусть недостойна тебя как жены моряка. В нашей разлуке не должно быть горечи, тем более, что это последняя разлука: имей только в виду, что после этой последней поездки в Китай, от которой я жду так много хорошего для благосостояния нашего и наших детей, я поселюсь на постоянное жительство в Вестфорде. Полно же, Клара, не плачь!

— Я не плачу более, Гарлей, — отвечала она голосом, выражавшим подавленную скорбь, — вспомни, что я всегда плакала при каждой нашей разлуке, но никогда еще она не вызывала во мне такого безотчетного ужаса, которого даже моя молитва не могла победить. Я чувствую, что в этом путешествии тебя ждет не предвиденная, но странная опасность; сжалься же надо мною, Гарлей, не уезжай от нас!

Ее нежная рука сжимала судорожно руку мужа ее, словно хотела удержать его силою от предполагаемой поездки. Капитан Вестфорд грустно улыбнулся.

— Хотя твои предчувствия ни на чем не основаны, я бы может быть уступил твоей просьбе, если бы не дал слова отправиться в путь. Я должен сдержать это слово. До сих пор еще никто не мог упрекнуть Гарлея Вестфорда в том, что он не исполнил своего обещания! Корабль «Лили Кин» выходит завтра в море вместе с восходом солнца и я уеду на нем, если только буду жив.

Мистрисс Вестфорд знала, что всякие дальнейшие увещания будут напрасны; она тоже знала, что ее муж дорожил своим словом, как дорожил жизнью. Тяжелый и подавленный вздох был последним выражением ее тяжелых чувств.

— А теперь выслушай меня внимательно, дитя мое, — сказал Гарлей Вестфорд, — потому что я буду говорить о серьезных вещах.

Он взглянул на часы.

— Нам остается всего полчаса, Клара, до прихода дилижанса, который увезет меня в Винчестер. Слушай же меня, мое сердце: ты знаешь, что я с помощью Божею успел накопить небольшое состояние для тебя и детей. Я ношу на груди портфель, содержащий в себе 20000 фунтов в банковых билетах; это все, что я успел составить в различных местах моего пребывания. Возвратясь из Китая, я постараюсь пустить эти деньги вместе с теми, которые я надеюсь приобрести в моем путешествии, в самые выгодные и безопасные обороты. В ожидании же этого времени я намерен отдать их под сохранение одному известному учредителю банка, за которого ручается мне доверие, которое имел к нему мой отец. Он пролежит у него до моего возвращения. Но чтобы предохранить их от всяких случайностей, я перешлю тебе квитанцию банкира как на эту сумму, так и на получение от меня под сохранение законных актов на все мои владения. Завещание мое лежит у моего поверенного. Что бы ни случилось со мною, будущность твоя и детей вполне обеспечена.

— О, Гарлей! — сказала Клара Вестфорд, — мне тяжело слышать такие слова. Ты говоришь как человек, который предвидит себе неизбежную гибель.

— Нет, я только говорю как рассудительный человек, хорошо понимающий все случайности жизни. Эти 20000 фунтов и эти 50 десятин земли, самой лучшей земли во всем Гэмпшире, обеспечивают с избытком и тебя, и детей. Теперь же половина времени, которое остается мне до отъезда, уже прошла, а остальная принадлежит моим детям.

Капитан вышел из тенистой аллей и направил шаги по площадке, покрытой зеленым дерном, освещенным лучами июньского солнца. На эту площадку выходили окошки небольшой гостиной, защищаемой от яркого света длинною верандою, на половину закрытою цветами и зеленью. Вдоль этой веранды были развешаны клетки с любимыми птицами, а на белой, как снег, и мягкой подстилке лежала свернувшись малютка собачка. Девушка лет шестнадцати показалась в окошке и выпрыгнула из него с легкостью белки как скоро капитан явился на площадке.

Никогда еще, может быть, солнце не освещало такого миловидного создания, каким была эта девушка в своем белом платьице, с своею замечательною и ослепительною свежестью. Черты ее были нежны и правильны; ее лоб, нос и подбородок приводили на память чисто греческий тип. Глаза ее, с длинными темными ресницами, были, подобно глазам ее матери, большие темно-синие, живые и блестящие; волосы имели золотистый отлив. Эти длинные волосы, откинутые с правильно очерченного лба, покрывали своими густыми локонами ее плечи. Такова была Виолетта Вестфорд.

— Милый папа! — воскликнула она, меж тем, как мистрисс Вестфорд опустилась в изнеможении на ближайшую скамейку, — мама — жестокая женщина, она так долго задержала тебя, но Виолетта считала все минуты, которые остались до прихода кареты. Папа, ты дурно делаешь, что оставляешь нас! Ее светлые глазки наполнились слезами. — Но Лионель хочет, — продолжала она, — оседлать Вариора и проводить тебя вплоть до Винчестера, где пробудет с тобою до отправления поезда. Я завидую ему: он пробудет с тобою еще полчаса.