— А главное… — Арати вздохнула, понурилась. — Без него тоскую, Рэлико, — глухо призналась она. — Еще и потому рада, что ты пришла — Адалард поехал к своему болезному дядюшке в соседнюю провинцию, третий день пошел, как его нет. Вроде и срок недолгий, и обещал к четвертому дню написать, а я все одно тревожусь, даже сердце заходится — погода-то дурная стоит, не дорожная. Вроде бы хлопот много, папенька, маменька рядом, ты тоже здесь, а его нет — и словно краски поблекли, и все не в радость, и лучше бы с ним посреди стужи, чем дома и без него!
Охваченная ужасным подозрением, Рэлико крепко стиснула ручку чашки, да так, что пальцы побелели.
Она же весь год о Ланеже тревожилась! А уж после визита Анихи — и подавно, и самое кошмарное, что помочь ничем не могла! Без снежного бога и весна не такой яркой казалась, и лето не таким долгожданным, только и могла что зиму ждать!
Ничья компания не радовала так, как прежде! Даже Арати!
Даже Рихарда.
Что же это выходит?..
— И даже все, что прежде было мило, о чем мечталось, уже представляется не таким желанным. Знаешь ведь, я все танцевать мечтала в театре и петь, хотела упрямо в актрисы пойти, а теперь рада, что не успела, словно богиня отвадила, чтобы я его встретила. Адалард мне в сто раз дороже, чем мечты эти пустые…
У Рэлико перехватило дыхание. Чашка мелко задрожала в руке.
И вновь знакомо… Чем дальше, тем больше блекнет то, что когда-то казалось таким желанным. Один бал чего стоил — прежняя бы она порхала по залу яркой бабочкой, а нынешняя сочла его мишурой… Ни к чему ей стали знатные лорды, танцы и роскошь! Она и на балу думала, что в зимнем лесу счастливей была…
С Ланежем.
— На него смотрю — и насмотреться не могу.
От этих слов сердце приготовилось рухнуть в бездну. Рэлико остро вспомнила, как в храме любовалась с статуей Ланежа, как совсем недавно смотрела на него — и ловила взглядом каждое движение.
— И высокомерие знати, и правила великосветские — ничто уже не пугает. Потому что он поддержит, а с его любовью любые сложности преодолимы.
Рэлико с трудом втянула воздух, сдержав всхлип. А ее, напротив, высший свет утомлял, и было боязно на всю жизнь оказаться скованной его условностями…
А вот ни стужа, ни зимние духи не пугали ни капли.
Арати вдруг тихим, но твердым голосом прибавила:
— В одном книги не врут. Я все ради него сделать готова, жизнь бы отдала, лишь бы он был спокоен и счастлив!
Карие глаза потрясенно расширились.
Чашка выскользнула из мгновенно ослабевших пальцев.
Да… Да, да! Именно так!
Размытой картинкой воспоминание. Она стоит в храме богини исцеления — и вдруг зимние духи налетают, кружат, шепчут про Сньора, а она обещает им, что постарается помочь Ланежу. И потом страшный, смертный холод в груди… Было страшно и больно, но она ни на миг не усомнилась, не утратила решимости, готова была принять их силу, пусть даже замерзла бы насмерть, пусть даже предстояло бросить вызов прежнему снежному богу…
Да разве так рискуют ради того, кто безразличен?! Разве так боятся за чужого?!
Как она могла забыть об этом?
Как могла не понять?
— Рэлико!
Ее окликнули — явно не в первый раз — и тряхнули за плечо. Рэлико, вздрогнув, повернулась к подруге, которая стояла на коленях подле кресла и с тревогой вглядывалась в ее лицо.
— Что с тобой такое, Рэлико? Что случилось?
— Ой… — с усилием вернувшись в реальность, огненная девушка только теперь заметила расколовшуюся пополам чашку на ковре. — Прости, ради богов… Я уронила… случайно…
— Да боги с ней, с чашкой этой! — всплеснула руками Арати. — Лучше скажи, с тобой что? Я звала, ты словно не слышала! И странные вещи ведь спрашиваешь… да еще и плачешь?!
Опомнившись, Рэлико поспешно стерла слезинки со щек. И правда — плачет…
— Разве у тебя самой не так? Ты что, несчастна с этим лордом? Он дурно с тобой обращается, притесняет? А ты из-за его знатности отказать не решаешься? Или может, родители принуждают? Так ты только скажи, я непременно что-то придумаю! Замуж ведь нужно по любви! Мы всегда так мечтали!
— Нет, что ты, Арати, Рихард очень добр и заботлив… Я просто… — просто что?! — … просто… поговорить хотела о девичьем, а слова твои до самого сердца дошли, проняли. Расчувствовалась, задумалась, сама слез не заметила… У меня тоже все именно так, — кое-как произнесла Рэлико, украдкой шмыгнув носом и через силу улыбнувшись.
Да, все именно так…
Только вовсе не с Рихардом.
Тревога в глазах подруги пошла на убыль, но до конца не исчезла. Подниматься Арати тоже не спешила, напротив, пытливо вглядывалась в лицо подруги.
— Волнуюсь к тому же очень, — пряча глаза, солгала Рэлико во имя дружбы. — Странным все кажется, уж слишком непривычным, да еще и родители только об одном и твердят, такой хаос в доме, словно свадьба через неделю уже, а не через три месяца! Сесть бы, осмыслить все в тишине, а то даже засыпать плохо начала…
— Это да, тут понимаю. А в остальном — было бы о чем волноваться, — успокоившись, махнула рукой Арати, а затем обняла подругу за плечи, пристроившись на подлокотник. — Жениху ты испытание устроила такое, что каждый скажет: любит он тебя без памяти.
Но от этих слов поддержки сделалось только хуже. Ответ застрял в горле, и Рэлико только медленно кивнула, спрятавшись за миндальным печеньем.
Он-то любит…
Да только ей от этого не легче, а тяжелей стократ!
В тот же вечер платье было закончено, но так поздно, что домой Рэлико возвращаться не стала, отправили мальчишку с запиской, что она у Арати переночует.
И вот теперь такая, казалось бы, желанная тишина сыграла с девушкой злую шутку. Отвлечься от недавнего открытия уже было не на что, и мысли о Ланеже накатили с удвоенной силой — лихорадочные, бессвязные, пополам с сожалениями.
Отчего она тогда так поторопилась с ответом? Отчего давным-давно не поговорила с Арати? Может, прояснилось бы все вовремя, и теперь она не оказалась бы в такой ужасной ситуации!
Как отменить помолвку теперь, когда она слово дала?
И вместе с тем о каком замужестве может идти речь, когда она уже любит… только вовсе не своего жениха, а того, кого нельзя любить такой любовью?
Рэлико потерянно вздохнула, вглядываясь в балдахин над головой.
За окном бесновалась и шумела первая вьюга.
Многое прояснилось теперь. Вот почему ей была неприятна мысль о том, что Рихард хочет сделать ей предложение, вот почему она упорно не замечала его интереса… Вот почему мечтала втайне о том, что Ланеж запретит, может, даже рассердится, подхватит, увезет с собой…
Теперь она искренне поражалась тому, что можно было так долго не замечать, не узнавать этой неуместной любви. Глупая, глупая!..
Рэлико чуть слышно застонала и с головой укрылась одеялом.
Пыталась спросить у Ланежа совета, а сама даже не объяснила ситуации как следует, не сказала, что в собственных чувствах не уверена! Она тянулась к снежному богу, но не знала, почему, и ему тоже не смогла объяснить толком, чего хочет, потому что тогда еще не понимала…
А теперь поняла. Только поздно. И глупо, и нелепо. Так привязываться к богу нельзя… И ведь предостерегал ее Анихи, только тогда она и мысли не допускала… И не потому, что Ланежа считала негодящим для любви, а потому что… он же бог!
Только сердце вдруг своевольно передумало.
Может, что-то еще произошло, когда Сньор вырвался на волю? Что-то, о чем она ничего не помнит?
Впрочем, нет… это ведь раньше началось. Еще когда Ланеж ее от Анихи забрал. Уже тогда она трепетала от его близости и первого объятия, но считала — дело в благоговении…
Рэлико перевернулась на другой бок, вглядываясь в темноту сухими, горящими глазами.
Лучше б поплакать, полегчало бы!
Но, как назло, теперь слезы не шли.
В любой другой ситуации она бы помолилась Ланежу (как раз послезавтра храм открывают!), попросила бы совета, рассказала о своем смятении, но… не о вещать же о недопустимом в молитве!
