Рэлико тоже такую подарили, едва стало ясно, что в доме ее не удержит и самый лютый мороз. От денег со смехом отказались, сказав: «Дурно, если гость мёрзнет».

Но вот чудно — в отличие от жрицы Ларо она не так чтобы сильно замерзала. Да, на воздухе было зябко, но не так, чтобы через пять-десять минут бежать со всех ног к дому, к очагу…

Да и как в доме усидеть, когда так красиво снаружи?! А в воздухе запахов, кажется, вовсе нет, ни лесом не пахнет, ни землей, ни животными. В городе только деревом да дымом, и все!

Рэлико снова обратила жадный взор на раскинувшийся позади крайнего северного дома простор.

В первые два дня у родоров, казалось, стих этот странный зов. Но стоило немного обжиться, и мысли о Первом алтаре накатили с удвоенной силой.

Но не ослушаться же жрицу Ларо?

Надо набраться терпения и еще немного подождать. Скоро в эти края вернется солнце, а через некоторое время после него — и Ланеж. Рассердится, наверное, что она его не послушала… Но ничего, она объяснит наконец, что не любила Рихарда, и он наверняка поймет. Может, даже сам ей дальше Север покажет? Уж с ним-то ей ничто не будет грозить…

От одной мысли к щекам кровь прилила, даже на морозе!

Пока же над этим чуждым, словно неземным миром царит одна лишь Луна. И одиночество не тяготит, оно здесь звонкое, чистое, как этот самый воздух.

Только… она уже вроде как и не одна?!

— Постой, Тархай! — звонко окликнула Рэлико соседского парнишку, который в кипенно-белых одеждах степенно направлялся к лесу… ну, то есть как лесу — рощице из невысоких, сплошь заметенных снегом деревьев поодаль.

Кабы не длинные черные пряди, торчащие из-под капюшона, может, и не разглядела бы его вовсе на фоне сияющего под луной снега.

А окликнула Рэлико его потому, что направлялся юноша в ту сторону, куда она только что смотрела — к той самой последней границе, за которой уже не начиналась весна.

— Чего еще? — недовольно буркнул Тархай, но, обернувшись и узнав девушку, смутился. — Ох, прости, Рэлико. Не признал. Думал, сестра опять с какими-нибудь глупостями…

Но гостья и не думала обижаться.

— Ты что ж, к границе идешь? — жадно спросила Рэлико. — А я слышала, туда нельзя…

— Ежели с умом, то можно, — хитро усмехнулся вдруг юноша. — Заведено у нас так. Как достигает мужчина должных лет, надлежит ему отправиться к границе и пересечь ее, чтоб провести в колыбели наших предков ровно сутки. Если вернется невредимым — значит, теперь совсем мужчина, знает север, знает животных, умеет выжить. Тогда он может жену взять, свой дом построить или пристроить комнату к материнскому.

Одной из особенностей родоров оказалось непривычное положение женщины — она глава семьи, как она скажет, так и будет. Мужчины могут возразить только сообща, и тогда уже она прислушивается: раз все поперек пошли, значит, есть причины.

Рэлико одновременно затрепетала и расстроилась. С одной стороны, можно идти за эту границу — родоры же ходят, на протяжении поколений! С другой…

— Только для мужчин обычай? — уточнила Рэлико.

— Нет, конечно, просто девицы по лету туда ходят, зимой боятся ночи и холода, да и звери рыщут, бывает. Они по зиме голодные. А мужчины только зимней ночью. Девицам дом блюсти, нам — их защищать.

Рэлико встрепенулась.

— То есть не запрещено?

— Кто ж запретит? — фыркнул парень, облокотившись на крыльцо. — Оттуда наши предки вышли, там Ланежу первыми молились! Кому, как не нам, за черту возвращаться?

— А тебе нужно сегодня идти?

— Не обязательно. Возраст подошел просто. Да и Аяна летом ходила… — сказал и вдруг смутился, покраснел, побурел. И, кашлянув, скомканно закончил: — Решил, что коли луна… она ведь совсем не зайдет, даже ночью, разве что опять тучи набегут. Почти как днем светло, и тени есть, ни медведя не проглядеть, ни волка снежного, ни песца. Мать вот проводила, и будет.

Конечно, она не будет нарушать слово, данное жрице. Она только уточнит, из интереса…

— А мне можно было бы с тобой? — волнуясь, спросила Рэлико.

Паренек вытаращился на нее.

— А тебе зачем? — спросил он.

Вот как ему объяснить, чтобы знахарку к умалишенной гостье не позвали?

— Словно зовет что-то, а я ответить не могу, — наконец, ничего не придумав, честно сказала Рэлико. — Я думала, мне и этого хватит, давно мечтала у твоего народа побывать, но сердце зовет дальше… как будто мой Север только начинается.

Несколько мгновений парнишка молча глазел на нее.

— А с виду вовсе не северная, — вдруг усмехнулся Тархай. — Раз так, это тебе к шаманке надо, она скажет, следует тебе или нет. Меня вот пустила…

— К шаманке? К местной жрице Ланежа, что ли? — не поняла Рэлико. — Так у нее я была…

— Да не к жрице! — притопнул ногой Тархай. — Тебе что же, про нашу шаманку не рассказывали до сих пор?! Пойдем, покажу!

Опешившую Рэлико цапнули за руку и поволокли прочь.

— Сегодня как раз можно, обрядов нет, — зачастил Тархай, словно забыв, куда сам собирался, и с гордостью прибавил: — Она у нас самая настоящая из всех! Как-то книгу про Север писали, так с ней пять дней говорили, рассказы записывали, мужика того едва выгонять не пришлось! Он-то тоже дальше хотел, как ты, но Эдер его не пустила… Мол, нечего богов тревожить из любопытства.

— Мне уже и самому интересно, что она скажет! — на бегу оглянулся парень.

Пришлось поспешить.

— Куда, Тархай? — окликнул кто-то из поселка. — Ты же вроде идти в дарым хотел?

— Гостья хочет шаманку видеть! — крикнул тот соседу.

— Добрая мысль, — удовлетворенно кивнул пожилой мужчина.

Тут уж отказываться стало неудобно.

— А почему шаманка — не жрица?

— Жрица слушает бога, шаманка слушает Мир, — пожал плечами Тархай. — Она Сулу поклоняется. Он, правда, не слышит молитв и никогда не отвечает, но зато дает другие глаза. Они иначе видят, иначе чувствуют. Сама поймешь!

Дом шаманки стоял на восточной окраине, его первый освещали лучи солнца, когда оно показывалось из-за горизонта, знаменуя скорую весну.

К удивлению Рэлико, хозяйка дома — старая, невысокая, немного сгорбившаяся от прожитых лет, встретила их на пороге. Седые волосы растрепаны, но одета аккуратно, по здешним меркам, даже роскошно. Ее словно застывшие глаза смотрели куда-то вдаль, но затем вдруг быстро-быстро задвигались — и уставились пристально на девушку, темные, широко раскрытые, блестящие.

Слепые.

И вместе с тем зрячие.

У Тархая слова приветствия застряли в горле.

Потому что в следующий миг женщина подошла к Рэлико, взяла ее за обе руки и вдруг одарила теплой улыбкой.

— Здравствуй, душа Севера, сердце зимы! — заявила Эдер и расцеловала гостью в обе щеки. От шаманки пахло одновременно дымом и морозом. — Пришла наконец! Отчего же здесь задержалась? Твой путь дальше ведь лежит. Или сама не чувствуешь?

Сказать, что Рэлико растерялась — это ничего не сказать.

— Снежный бог не звал ее в свои владения! Она еще даже не жрица!

Рэлико обернулась на этот голос. Чуть поодаль стояла запыхавшаяся жрица Ларо, одетая кое-как, явно в спешке.

Шаманка махнула рукой.

— Что есть его зов в сравнении с зовом самого Мира? Какое Миру дело до того, жрица она или нет? У нее все одно иное призвание.

Она крепче сжала своими коричневыми руками ладошки Рэлико, прятавшиеся в теплых рукавицах.

— Ты сердце слушай, а не разум. Разум то за одно, то за второе хватается, а сердце на своем стоит. Тогда и провожатый не нужен будет — сама не потеряешься. Нить твоей судьбы вьется дальше, не поворачивает здесь… и уж тем более не обрывается!

Высказавшись, шаманка преспокойно развернулась и, вздыхая, вернулась в дом!

Обомлели все. Ларо даже не нашлась что сказать.

В громогласной тишине Рэлико и жрица медленно переглянулись.

Но дело на этом не кончилось.

Шаманка вернулась, баюкая в руках странный сверток.

— И вот возьми еще, — велела она. — Негоже — в чужой дом без подарка являться.