На помощь пришла Люба с кошкой, которая шла только к ней на руки. Вот и тема нашлась — как я справляюсь? А пока никак — Люба даже лоток сама чистила. Мне бы справиться с нервной дрожью — и с рукой Гриши, которой он подпер арку моей спины. Расслабиться не получалось, хоть я и ругала себя на чем свет стоит. Когда сели за стол, я вжалась спиной в стул, ища твердую опору, но Гришина рука уже оказалась на его спинке.

Принимать участие в общем разговоре получалось с трудом. Я все порывалась вернуться за чем-нибудь на кухню, но Гриша всякий раз удерживал меня на стуле и приносил все сам. Все то, чего нам и не нужно было за столом.

Наконец перешли к чаю и к тому, за чем собственно Тамара Ильинична приехала.

— Мы с Гришей долго говорили про вашего дедушку, — сказала вдруг гостья, чуть с запинкой, потому что явно подбирала правильное слово, которым можно было назвать Александра Юрьевича, никого не обидев.

Сейчас можно было говорить открыто, потому что Гриша намеренно увел Любу наверх поиграть. Две женщины за столом могут спокойно выработать план действий, если они заранее обрисованы мужчиной. Так он считал? И так и оказалось.

— Я живу одна и это меня нисколько не напряжет, — добавила мать Ульяны к общему плану, на который у меня не нашлось никаких слов.

Тамара Ильинична собиралась забрать Александра Юрьевича к себе, отдав ему отремонтированную комнату внучки.

— Я понимаю, что он будет против. Старикам тяжело привыкать к новым условиям, но вариантов же у вас нет? Тяжба с квартирой не закончится и добьет его. Ты тоже не можешь ездить навещать его. У тебя работа и дочь. И Гриша. Отправлять к нему сиделку или кухарку — это будет выглядеть так, будто ты хочешь от него отмахнуться.

Я как представила себе чистюлю Александра Юрьевича в квартире с десятью кошками, так и утратила сразу последнюю возможность говорить и соображать. Тут явно кто-то не понимал ситуации: хозяйка кошек или все же Гриша?

— Гриша не хочет, чтобы ты нервничала, — продолжала Тамара Ильинична. — Что будет с квартирой, то и будет. Отдайте ее Кириллу. Выкупите свое спокойствие. И пусть дальше сын с отцом сами решают, что к чему. Ты просто выйди из этого порочного круга и забудь. Я бы и с Любой могла сидеть, но мы живем в разных концах города, но на каникулы я буду брать ее к себе без вопросов. Вопросы тут могут только у Вербовых возникнуть… — добавила она тут же с грустной улыбкой и отвела сонные глаза, которые с трудом держала открытыми.

Гриша и сказал, что она к нам всего на пару часов, потому что встала в четыре утра из-за разницы во времени.

— Лиза, ты не думай, что я это только ради Гриши делаю. Это и мне нужно. Я там, — Тамара Ильинична махнула рукой, но я поняла, что речь идет об Америке, — не нужна. Там муж- американец и… Да Бог с ним… Я даже не понимаю, что Илона говорит. Даже когда она пытается сказать это по-русски. Вы теперь моя единственная семья, и я хочу быть нужной. Просто хочу быть нужной. У деда очень тяжелый характер?

Я пожала плечами — вот никакого понятия не имею!

— Ничего. Мы с Софочкой с ним справимся. Она тоже одна живет. Вот и будем его попеременно воспитывать. С двумя бабами он точно не справится.

Я улыбнулась — когда-то справлялся и с большим количеством, а сейчас в окружении кошек будет помалкивать.

— Я должна с ним поговорить. Это очень неожиданное предложение, и я честно не знаю, как он на него отреагирует.

У меня у самой и давление подскочило, и сердце ходуном заходило.

— Гриша, это сумасшествие! — сказала я, как только Вербов закрыл дверь, проводив мамочку до такси.

Я с трудом назвала его по имени. Он сейчас выглядел, как Вербов, которого я знала три месяца, потому что повел себя как начальник-самодур.

— Лиза! — он прекрасно понял, о чем я собираюсь говорить, и крепко-крепко взял меня за плечи. — Вся твоя жизнь после развода — одно большое сумасшествие. А клин клином вышибают, как говорится. Одну дурь другой в надежде, что минус на минус даст в итоге плюс. Ну что ты так на меня смотришь? У тебя разве есть другое решение?

Нет, решения у меня не было, а Кирилл, который ни мне не позвонил, ни к отцу не пришел, ничего не собирался решать. Или же ждал решения от нас, чтобы принять его в штыки. Но тут-то он ничего не мог сделать.

— Твой Александр Юрьевич будет под присмотром, а это самое главное. А потом… У меня есть идея… — но идею сожрала кошачья улыбка, и Гриша так и не озвучил ее.

— Какая? — увернулась я от поцелуя, который в полумраке прихожей сам напрашивался на мои губы.

— Узнаешь! — чмокнул меня Гриша в нос. — После планерки. Если не сбежишь.

— Знаешь, — я отстранилась, но не сумела или не захотела разорвать кольцо рук, сцепленных у меня за спиной. — Все-таки первое впечатление самое правильное: ты гад, да еще какой…

— Ты не меньшая гадина, — Гриша понизил голос почти до шепота. — Два сапога пара. Сегодня я укладываю Любу, а ты укладываешь меня… Понятно?

— Я должна сказать — Йес, сЁр? — почти не улыбнулась я.

— Ты ничего не должна говорить. Ты должна делать все молча.

— Ты тоже делаешь все молча.

— Лиза, я делаю. И это работает. В девяноста девяти случаях из ста. Один процент я оставляю Глаше — кошки независимые дуры. Не будь кошкой.

Да как я могу быть кошкой, когда живу с собакой? Гав!

— Извините, это последняя коробка?

Это была последняя капля моего терпения: я закрыла за грузчиками дверь и опустилась прямо на пол, не в силах дойти до кухонного стула, чтобы дождаться прихода уборщицы. Все нанимаемые Гришей люди отличались отменной пунктуальностью. Я уже познакомилась с Оксаной Михайловной в пятницу, когда та пришла посидеть с Любой. Она оказалась очень приятной женщиной, не старше моей матери, и мне было ужасно неловко, что она моет наши туалеты.

— Лиза, прекрати! — огрызнулся Гриша. — Это ее работа. Она получает за нее деньги. Я предлагал ей те же деньги, но сидеть только с ребенком. Она сказала, что будет и убирать квартиру, чтобы мы никого больше не нанимали. Все. Точка. Это мы больше не обсуждаем. И вообще, мы не свиньи. У нас, кажется, чисто дома, и носки я самостоятельно доношу до стиральной машины, которая их сама же стирает.

— Я чувствую себя ужасно…

— То есть ты хочешь, чтобы я сам мыл туалет? Потому что тебе это делать я не позволю. Ясно?

Он не позволил мне даже поговорить с дедом Сашей. Заявил, что у баб все и всегда на эмоциях. В палату он пошел один. Вышел через пять минут и сказал — порядок. У него во всем был порядок. Это только кошачьи игрушки, которые совсем не интересовали взрослую кошку, валялись по всему дому, пока Глафира блаженно лежала на кровати рядом со Львом. Она же женщина!

Люба дома вместе с Диной собирала с ковра иголки, сыплющиеся с новогодней красавицы. Новый год казался мне уже старым — так быстро нас закрутил водоворот житейских хлопот. Нужно было собрать все личные вещи Александра Юрьевича. Я очень боялась, что что-нибудь да пропадет, если сюда явится Юля. На новом месте дед сам разберется со своими ценностями.

— Не забудь фотоаппарат! — это он сказал мне за день до выписки.

И этот день наступал завтра. Сейчас я осталась помочь Оксане Михайловне с уборкой. Впрочем, в квартире нужно было только протереть пыль, скопившуюся за последние дни. Я держала все в чистоте, как и велела покойная свекровь.

— Пожалуйста, Елизавета, дайте мне делать мою работу! — возмутилась женщина. — Я вас прошу! Я не беру просто так деньги!

Господи, ну почему…

— Оксана Михайловна, это неправильно. Вы — учитель, вы должны учить, а не убирать.

— Я — женщина. Я могу и убираться дома. Вы же не свиньи, я же не хлев драю.

ГАВ, наверное, всех работников под себя ищет — не прошибешь!

Фотоаппарат я положила в рюкзак и вручила его Александру Юрьевичу прямо на выписке.

— Ты говорила с Кириллом? — спросил он меня после «спасибо».