— Люба уснёт. Поговорим. Я все для этого делаю, — снова присылает мне ГАВ.

       — Для чего? — шлю в ответ.

       — Чтобы она уснула. Хватит включать дурочку. Кто тебе названивает?

       — Любин отец.

       — Зачем?

       — С Новым годом поздравить.

       Снова глаза в глаза и я, не глядя, кидаю телефон в сумку. Достал! Гад!

       Аппетита нет. Мне даже пельмени встали бы сейчас поперёк горла. Рыба уж точно — и хрена лысого я ее заказала?! Смотрю на коньяк. ГАВ тоже на него смотрит — да чтоб тебе провалиться: хватаю рюмку и выпиваю залпом. Как вчера вечером в кухне. Сейчас я тоже пью одна. С гадом за одним столом. Он поворачивает голову к моему ребёнку и спрашивает:

       — У тебя мама пьёт?

       Нет, он это не спросил. Он спросил, вкусно ли Любе. Ей все вкусно! У неё свидание с Гришей! Это у меня сверхурочные! Отработка перед уходом по собственному желанию!

       — Не спит?

       — Не спит…

       Так общались наши с Вербовым взгляды: то я оборачивалась к автокреслу, то он смотрел в зеркало заднего вида, и оба мы видели огромные синие глаза без налета сна, но все еще надеялись усыпить ребенка ездой на тарантасе по колдобинам. С чего вдруг Любовь Кирилловна почувствовала себя взрослой и отказалась от дневного сна? С одной стороны, это играло мне на руку — Вербов говорил исключительно с Любой и не мог касаться животрепещущих личного плана. С другой стороны, недосказанность в отношениях с почти что бывшим работодателем меня не на шутку пугала. Или пугали его взгляды, от которых в по-летнему теплом салоне я дрожала по-зимнему.

       — Что случилось? — спросила я с еще большей опаской, когда Мерседес неожиданно свернул с проспекта на небольшую улочку. Я даже не поняла, что именно меня напугало: ну в крайнем случае всегда можно забрать ребенка и поехать домой.

       — Ничего, — ГАВ, похоже, не понял вопроса. И в мой воспаленный мозг закралось небольшое сомнение в собственной вменяемости, а что если Вербов сказал, куда мы едем, а я списала все на болтовню с ребенком и пропустила мимо ушей. — Раз никто не спит… — И так странно глянул на меня. Ну да, я-то пару раз зевнула. Меня реально разморило в бане, которую он устроил в машине, и в до противного удобном кресле. — Пойдем за тортиком втроем.

       О, да… Он же пообещал Любе торт, когда та проснется. Может, ей очень захотелось помочь Грише в выборе лакомства, вот она и решила не спать. Грише, без дяди… Когда я пару раз сделала ребенку замечание по поводу недопустимой фамильярности, Вербов заявил, что не желает быть «дядей» — интересно кем он тогда желает быть для Любы? С разницей в двадцать пять лет! Гриша… Со стороны это смотрелось ужасно. Я даже поймала пару косых взглядов, пока мы втроем толкались около яркой витрины. Я же учила дочку говорить в общественном месте тихо — но все правила полетели к черту, стоило появиться господину Вербову-Морозу. Он меня реально вымораживал своей распущенностью — будто, кроме них с Любой, в магазине нет вообще людей.

       — Если мы еще и маму будем спрашивать, что она хочет, мы до вечера отсюда не уйдем! — выдал вдруг ГАВ раздраженно.

       А меня спрашивали? Я снова выпала из реальности? Из его с Любой реальности, в которой я чувствовала себя третьей лишней. Его терапия проходила на ура, меня же он вгонит в депрессию по самое горло. По колено меня уже вогнал Кирилл. По колено в свое дерьмо…

       — Лиза, вот! — Вербов ткнул меня в грудь ключами. — Иди в машину и позвони ему.

       Я перехватила злой взгляд. Дело не в пирожном, а в телефоне, на котором я, не глядя, набирала Кириллу ответ. Как догадался? По твоей роже — да, он так мне и ответит, если спрошу. Но я лучше просто оттолкну руку с ключами — опять же взглядом.

       — Это не срочно…

       Нет, это было срочно. В итоге Каменцев прислал эсэмэску, что хочет сегодня со мной встретиться. Даже не сказал, зачем. Типа, догадаюсь. И я догадалась. Гад Намбер Ван — двадцать восьмое декабря, ну что за скотина…

       — Тогда можешь сделать это не тогда, когда мы выбираем торт?

       Так и хотелось ответить — ну так это вы же выбираете. Я-то тут при чем?!

       — Я просто должна написать, что не дома и скоро дома не буду, — и добавила под тяжелым долгим взглядом: — Мы собирались встретиться по одному не очень приятному вопросу.

       Вербов продолжил буравить меня взглядом, точно проверял на детекторе лжи. Ну, ёлы-палы! Какая ему разница, что делаю я? Он просил ребенка на выходные — получил! Радуйся! И оставь в покое меня! И я спрятала глаза в телефон и дописала: Я загородом с Любой. Будем очень поздно. Сегодня точно не получится.

       Хотелось написать — будем завтра, чтобы не вздумал препираться вечером. И вообще я не хочу видеть его дома — не надо усаживать нас с дедом за стол переговоров. На кухне стол не круглый — я отобью себе об углы все коленки желанием дать кому-то между ног. Ну заодно и локти — между глаз съездить Каменцеву тоже не мешает.

       — Этот неприятный разговор может подождать до понедельника?

       Вербов, может хватит? Сейчас ты забукаешь нас и на завтра? Не наигрался с чужим ребенком?

       — Именно это я и пытаюсь выяснить, — огрызнулась я.

       Тогда Вербов протянул руку, вырвал у меня телефон и сунул себе в карман. Я только чудом не ахнула.

       — Потом объясню, — буркнул он и отвернулся к прилавку.

       Ну вот же гад… Намбер Ту или проще сказать — Премиум Класса!

       — Я не хочу при ребенке, — шепнул мне Вербов, чуть ли не ткнувшись носом в ухо, когда придержал нам дверь на выходе из магазина.

       — Я тоже не хочу…

       Как хорошо, что Кирилл в разговоре так и остался неким товарищем по имени «Он». Люба знала имя, хотя не знала папы как такового. Только в этом году, после смерти матери, Кирилл выказал желание прийти на день рождения дочери, и то, как выяснилось вскоре, чтобы поставить меня перед фактом о разделении жилплощади. На удивление Люба совершенно им не заинтересовалась, хотя могла б чисто из детского любопытства проявить интерес к новому дяде. Наверное, Кирилл не знает, где у девочек находится заветная кнопка доверия… А Вербов не знает ничего про женскую кнопку, раз от него куда-то увезли его Илону. Странный у него развод, но я ничего не хочу про него знать…

       — Люба, здесь до дома пять минут. Обещаешь не заснуть? — сказал Вербов, справившись с ремнями автокресла, и подытожил не вопрос, а требование коробкой с тортом, которую водрузил ребенку на колени.

       — Она перевернет! — встряла я, хотя мне дело не было до того, довезем мы торт или нет.