— Лиза, нам пару дней придется спать с тобой валетом. На даче родителей это точно будет «не здесь»… Не мучай меня, пожалуйста… Раздразнила вчера и все?
— Сегодня… Это было сегодня, — еле выдохнула я, когда Гриша скользнул пальцами по моей груди, собирая в один кулак всю ненужную ткань.
— Вечность назад… Лиза, я так тебя ждал… Три месяца… И что, три поцелуя принцессы и все?
— Имей совесть… — то ли урчала, то ли стонала, то ли мяукала я, уткнувшись носом в его растрепанную шевелюру.
— Нет у меня совести, нет… — он приподнял голову и коварно улыбнулся: он убрал с моей груди только губы, но не пальцы. — Ну что, здесь или не здесь?
— Здесь… — почти что одними губами выдохнула я, почувствовав его руку ниже живота. — Холодно, — добавила уже, наверное, одним лишь взглядом.
И Гриша откуда-то вытянул плед и укрыл меня им с головой — и себя, оставляя свободу лишь рукам, чтобы наконец избавиться от жмущей ему одежды. Я ловила его губы, его пальцы, его волосы — и лишь иногда промахивалась и чувствовала на языке ворсинки пледа. Какое-то сумасшествие, а, кажется, взрослые люди…
— Тише, тише, тише…
Гриша закрыл мне рот ладонью, не губами — лицо его было наруже, но в той же темноте, что и под пледом.
— Успели…
Он дышал тяжело. Я уже и не дышала вовсе, и не слышала, и не понимала… Ничего…
— Надень мою футболку, она длинная…
Что происходит?
— Да живее ты! Она, кажется, все же ищет тебя в спальне… Дуй на лестницу!
В голове прояснилось, точно мне дали подзатыльник. Я натягивала футболку на бегу и, наверное, на левую сторону… И не одергивала.
— Мама… Мама…
Я перехватила Любашу почти у самой лестницы. Схватила ее на руки.
— Мама…
Она была в полусне и в полной обиде. Я знаю, что она хотела сказать: мама, почему ты ушла… Почему? Да потому что… Меня рвали на части слезы куда сильнее, чем минуту назад совсем другие эмоции.
На лестнице раздались легкие шаги Гриши.
— Неси ее к нам в спальню!
Так и сказал — к нам. Но как я могла вообще сейчас вслушиваться во взрослые слова, когда у меня на плече почти что рыдал ребенок?
— Лиза, она спит… Ну чего ты стоишь? Клади в кровать. Там место и на льва хватит. Игрушечного…
Гриша почти протаранил меня к открытой двери спальни. Он точно ее никогда не закрывает.
Я опустила действительно спящую Любу на подушку, Гришину, и легла рядом, в Гришиной футболке.
— Я пойду приберусь внизу и вернусь. Не засыпай без меня, пожалуйста.
Я лежала и машинально гладила ребенка по волосам. Люба пахла печеньем — как когда-то давно, когда еще сосала мою грудь. Пять минут назад ее целовал мужчина, демон-искуситель, на которого я променяла маленького белокурого ангелочка. Как же так? Как мне разорваться между ними…
— Эй, мать, выпей уже наконец. Спать будешь лучше.
Я с трудом оторвалась от ребенка и перекатилась на соседнюю подушку. Гриша заставил меня сесть. В его руках — два бокала. В глазах — никакого сожаления о содеянном.
— Ну, за хороший сон Любы!
Я не пригубила, он — тоже.
— Мы ее разбудили, — выдохнула я зло.
— Она сама проснулась на новом месте. Это простое совпадение. Я держал твой рот закрытым.
А сейчас он приставил к моим губам прохладное стекло. Приложил бы ко лбу — рюмка бы точно лопнула от накала.
— Лиз, ну что ты завелась? У всех родителей случаются проколы… Главное, все целы… Особенно я. А думал — лопну. Твоими стараниями. Какого черта коленками сверкала…
Я все еще дышала в рюмку — стекло полностью запотело: рябиновая сейчас закипит, как и я.
— Ты сам меня одел, а потом раздел. Колготки, кстати, были целыми…
— О, боже…
Он чуть откинулся назад… насколько позволяла спина негимнаста — Гриша стоял подле кровати на коленях.
— Хочешь, я их достану?
— Не хочу, — то ли со смехом, то ли с плачем выдала я.
— Тогда не ной из-за колготок. Вот пей и давай спать. Мне нужно много-много сил для встречи с господином Вербовым.
Да, господин Вербов — для жизни с вами мне и бочки рябиновой не хватит!
Но кровати на троих нам хватило. Мы с Гришей спали на второй половине. Или даже на половине половины: нашим переплетенным телам хватило бы и односпальной кровати, или вообще раскладушки. Или гамака — меня и так уже укачало на волнах настойки и настойчивой нежности моего личного господина Вербова.
Глава 6.4 "У взрослых мужчин и у маленьких девочек вопросы одинаковы"
Я лечила мандраж перед знакомством с Гришиной семьей готовкой.
— Зачем ты завела все это?
Всем этим были всего лишь сырники.
— Спасаю творог и яйца…
Зачем только я сказала про второй ингредиент рецепта! Гриша стоял далеко от плиты, но близко от меня. Слишком… Слишком усердно касаясь коленом моего бедра — точно оно у него чесалось.
— Ну, яйца ты спасать умеешь…
И говорил он явно не о куриных. Огреть бы лопаткой — так умник выбрал момент, когда у меня руки были свободны, потому что захотел заполучить эти руки себе на шею.
— На нас ребенок смотрит, — прорычала я ему в ухо.
— Она смотрит в телевизор, — коснулся он губами моего. — И вообще ребенок должен видеть правильные отношения в семье, чтобы выстроить свои, когда вырастет. Только честно, что дурного ты находишь в утреннем поцелуе?
— В десятом по счету?
— А ты их считаешь?
Я не нашлась с ответом, а он нашел мои губы.
— Сырники сгорят…
С превеликим трудом я сумела коснуться языком нёба и зубов, не столкнувшись на пути с его языком.
