Подходит к свинопасу, всматривается в него — и узнает своего брата. Тот тоже смотрит и узнает Ивана Голыка.

Долго глядели они друг другу в глаза: и тот и другой молчат, слова вымолвить не могут. Вот пришел в себя Иван Голык и говорит:

— Что ж ты, князь, свиней пасешь!.. Да так тебе и надо! А не я ли тебе говорил, чтоб не доверял ты жене до семи лет!

Кинулся князь ему в ноги и говорит:

— Иван Голык! Прости меня и помилуй!

Вот Иван Голык поднял его под руки и говорит:

— Хорошо, что ты еще в живых остался. Теперь еще маленько поцарствуешь.

И стал князь Ивана Голыка расспрашивать, как добыл он себе ноги, ведь жена ему показывала, как она их отрубила.

Уж тогда Иван Голык ему тоже признался, что он — его младший брат, и рассказал ему про свою жизнь. Ну, обнялись они, поцеловались, князь и говорит:

— Пора, брат, мне свиней домой гнать, княгиня скоро чай будет пить.

А Иван Голык говорит:

— Так погоним, пожалуй, вместе.

А князь говорит:

— Да тут, — говорит, — брат, беда! Вот та проклятая свинья, что впереди идет, как только дойдет до ворот — станет в воротах, как вкопанная, и пока трижды ее не поцелуешь, не сдвинется с места. А княгиня в то время со змеями чай на крыльце попивает, смотрит на это да посмеивается.

Иван Голык и говорит:

— Так тебе и надо! Ну уж нынче целуй, а завтра не будешь.

Пригнали свиней к воротам. Сморит Иван Голык — так оно и есть: пьет княгиня чай на крыльце и сидят с ней шестеро змеев. Остановилась та проклятая свинья в воротах, ноги расставила и не идет во двор. А княгиня смотрит и говорит:

— Вот уж мой дурень свиней пригнал и будет свинью целовать.

Тот бедняга нагнулся, трижды поцеловал... тогда свинья и вошла во двор, хрюкая.

А княгиня говорит:

— Погляди-ка, он где-то себе и подпаска нашел.

Вот князь с Иваном Голыком загнали свиней в хлев. Тогда Иван Голык и говорит:

— Достань, брат, у ключника двадцать пудов конопли и смолы двадцать пудов и принеси мне в сад.

А князь говорит:

— Да я не донесу.

А Иван Голык:

— Да ты ступай попроси, может, еще и не даст.

Вот князь пошел к ключнику, стал просить. Тот долго на него смотрел, а потом говорит:

— Что с вами поделаешь, надо дать.

Открыли они кладовую. Отвесил Иван Голык двадцать пудов смолы, взял в одну руку коноплю, а в другую смолу, и пошли. А ключнику сказал, чтоб никому не говорил.

Как взялся Иван Голык плесть кнут: один пуд конопли сплетет, а пудом смолы осмолит, и сплел он к полуночи кнут в сорок пудов весом. А потом спать лег. А князь давно уже спит на соломе у хлева.

Поднялись они раным-рано, и давай ему Иван Голык говорить:

— Ну, до нынешнего дня ты был свинопасом, а нынче будешь опять князем. Что ж, пойдем, погоним свиней в поле.

Князь:

— Нет, еще, пожалуй, княгиня не вышла на крыльцо чай пить; а мне надо гнать, когда она на крыльцо выйдет и сядет со змеями чай пить, чтоб она, мол, видела, как я буду свинью... целовать.

Иван Голык и говорит ему:

— Уж как будем гнать, то ты не целуй, а я поцелую.

А Князь говорит:

— Хорошо!

Вот пришла пора свиней гнать. Вышла княгиня, чай пьет. Выгнали они из хлева свиней и гонят вдвоем. Только пригнали к воротам, а свинья стала в воротах и стоит. Княгиня со змеями смотрит, а Иван Голык как распустит кнут, как ударит свинью, так кости и рассыпались. Тут змеи и поразбежались кто куда. А она, проклятая, не испугалась и хвать его за чуб. А он ее за косы. И как начал стегать, и стегал, пока она сил лишилась, еле живая лежит. Вот тут-то она и бросила свой норов змеиный и начала жить ладно с мужем. Живут они и постолами добро возят.

Поехали в лес, рубили на ковш, а срубили на корец, вот и сказке конец.

А как сделали бы ковш, то и сказки было б больше.

Иван-Царевич и красная девица - ясная звёздочка

Жили-были царь да царица, и было у них три сына. Да вот их мать-царица никогда из дворца не выходила. Стали сыновья в школу ходить, и начали над ними школяры смеяться, что их мать, дескать, никогда из дворца не выходит. Возвращаются они домой и жалуются матери, что над ними в школе из-за нее смеются. Вот царица взяла однажды и вышла. И вдруг, откуда ни возьмись, черный ворон из черного царства. Подхватил ее и унес. Погоревали они некоторое время, а потом говорят:

— Благословите нас, тятенька, пойдем нашу матушку разыскивать.

Снарядил их царь, да и отпустил.

Вот идут они, идут, глядь — стоит хатка, а в той хатке бабка; они к той бабке:

— Не знаешь ли, бабка, как пройти к черному ворону из черного царства?

— Нет, — говорит, — не знаю, может, мои работники знают.

И как свистнет, как крикнет — бежит всякий зверь: волки и львы.

— Не знаете ли, — спрашивает, — дороги к черному ворону из черного царства?

— Нет, — отвечают, — не знаем.

Пошли они дальше, вдут и вдут, глядь — стоит другая хатка, а в той хатке бабка.

— А не знаешь ли ты, бабка, дороги к черному ворону из черного царства?

— Нет, — говорит, — не знаю, может, мои работники знают.

И сразу Же как свистнет, как крикнет — бежит всякий гад: ящерицы и змеи.

— Не знаете вы, — спрашивает, — где дорога к черному ворону из черного царства?

— Не знаем, — говорят.

Пошли они дальше, глядь — стоит опять хатка, а в хатке — третья бабка.

— А не знаешь ли, бабка, где дорога к черному ворону из черного царства?

— Нет, — говорит, — не знаю, может, работники мои знают.

И как свистнет, как крикнет — летит всякая птица: орлы и воробьи, ястребы и вороны.

— Не знаете ли, — спрашивает, — где дорога к черному ворону из черного царства?

— Нет, — говорят, — не знаем, может, птичка-обтрепыш знает.

А была у нее такая птичка с обтрепанными перьями, да к тому же неряха и с одним только крылом.

— Послать, — говорит, — за ней!

Мигом метнулись, притащили ее.

— Знаешь ты дорогу к черному ворону из черного царства?

— Знаю, — говорит.

— Так отведи этих людей, да смотри мне. Прямо доставь к красной девице-ясной звездочке, а не то и другое крыло отрежу.

Вот поблагодарили они и пошли, а птичка-обтрепыш впереди, то скоком, то летом вперед идет и привела; глядь — стоит огненный щит, так огнем и пышет.

— Теперь, — говорит птичка, — прощайте, ступайте себе смело вперед.

Старшие братья побоялись и остались, а Иван-царевич пошел и велел им: "Ждите, — говорит, — или меня, или мать, а уж кто-нибудь из нас да придет".

Вошел в тот щит, щит и расступился. Иван-царевич и прошел.

Вот идет и идет, глядь — стоит дворец, а у ворот шесть львов, языки повысунули, пить хотят.

Он зачерпнул воды, сам напился и их напоил; вот поклонились они ему и дали дорогу.

Вошел он в тот дворец, смотрит, а там спит такая красавица красавиц, красная девица-ясная звездочка. Он с дороги устал, склонился на руку, ну и заснул. А она как проснулась — и к нему, схватила саблю, хотела его зарубить, а потом одумалась: "Он меня не рубил, за что же я его буду?". Разбудила его, стала спрашивать, зачем он сюда пришел.

— Да вот черный ворон из черного царства украл нашу мать, тут я и пришел ее выручать!

— Так это же, — говорит, — мой отец: ступай-ка ты к другой сестре, та дорогу тебе укажет.

Поблагодарил он и пошел.

Приходит, видит — стоит второй дворец, а у ворот двенадцать львов, рты пораскрыли, языки повысунули, пить хотят. Он зачерпнул воды, сам напился и их напоил. Они ему поклонились и дали дорогу. Вошел он в тот дворец, а там прекрасная девица-ясная звездочка, еще прекрасней. Полюбовался он на нее, склонился на руку и заснул. А она только проснулась — и за саблю, да к нему, а потом: "3а что же я буду его рубить? Ведь он, когда я спала, меня не рубил". Разбудила его, расспросила.

— Ты, — говорит, — нам теперь, стало быть, брат.

Вот погуляли они, а потом:

— Ступай, — говорит, — к третьей сестре.