Князь Лавиаль сидел около умирающей девушки уже пару часов. Жизнь постепенно покидала ее. Лекари сделали вс. Чтобы замедлить действие яда, но не зная, что это за яд приготовить противоядие не могли, поэтому то и дело пичкали универсальным антидотом, который замедлял действие отравления. Лицо Сесиль было белым, как та простынь, на которой сейчас она лежала, губы отдавали синевой (краску с лица смыли сразу же, как только девушка поступила в распоряжение лекарей), вокруг глаз стали проявляться темные тени.

Шум в коридоре, два лекаря бежали в палату с чем-то плескавшимся в сосуде, похожем на реторту. Забежав в комнату с графиней, один приподнял ее, другой осторожно стал вливать мутную жидкость. Потом положили и стали наблюдать. Через 15 минут ушли, тихо совещаясь, а князь сел на стул взял руку девушки. Ему показалось или это действительно так — рука графини, до этого момента абсолютно ледяная будто и вправду принадлежащая покойнику, стала теплеть. От волнения Энн выскочил в коридор и позвал лекаря. Примчались те же двое с точно таким же сосудом, что и в прошлый раз, и вновь влили в Сесиль снадобье. Когда они уже собрались выходить, князь спросил:

— Вы нашли противоядие?

— Да, нам прислали яд, которым отравили леди, мы вывели противоядие, но давать его нужно каждые полчаса в течение трех часов потом реже., пока организм окончательно не выведет яд. Простите, нам надо спешить, готовится снадобье около 25 минут и дается только свежим в течение 10 минут, иначе перестает выполнять свою функцию.

Лекари убежали изготавливать новую порцию, а князь погладил Сесиль по руке и сказал:

— Я клянусь, что ничего не буду от тебя скрывать и все расскажу о себе, как только ты будешь в состоянии выслушать меня. Я заберу тебя с собой, и никакие отравители больше не доберутся до тебя, — коснулся губами ее руки.

Арвиаль вошел в комнату графини, где заняв место у изголовья большой, сидел князь, держа в своих руках безвольную руку девушки. Герцог стиснул зубы, но не стал высказывать свои мысли, не гоже ругаться, когда рядом лежит больной. Глянул на девушку и вышел, чтобы отловить лекаря и спросить о состоянии супруги. Ему охотно пояснили, что если удастся вывести девушку из кризиса, будет жить, а пока еще что-либо рано говорить.

Ночь прошла тревожно. Князь практически не отходил от больной, и его опасения были обоснованы. Ведь кто-то из сообщников мог помочь графине уйти к праотцам, раз нашли противоядие. Вид Сесиль хоть и оставлял желать лучшего, но она дышала намного легче и тело потеплело. Яд переставал действовать. Герцог несколько раз заходил в комнату, но только касался руки и лба больной и уходил. Кризис миновал только поздним утром, когда лекари наконец подтвердили, что девушка будет жить, и она теперь просто спала. Пришла Анна, экономка графини, отправила князя отдохнуть, но он не ушел, лег в соседней комнате, приказав разбудить, если Сесиль придет в себя раньше, чем он появится.

Арвиаль немного поспал прямо в кресле и сейчас читал протоколы осмотра тел, кипы донесений по делу, свидетельские показания. Как же он сглупил, попросив отпуск, стараясь поймать отравителей сам. Привык, что ему всегда везло, а тут. Было стыдно так проколоться. Он с легкостью вычислил, кто в доме продавал информацию о нем, кто пользовался его деньгами, только вот они так и не вывели на убийц или заказчиков. Теперь он просто привлечет их к ответственности. Внимательно вчитался в последние показания, есть в последних трех убийствах были свидетелями лорд и принцесса. Поднял протокол вскрытия. Зачитал кучу болезней, списанных с карты приема лекаря, убедился, что этот же яд отравители давали и другим «клиентам». По крайней мере, эти три убийства можно соединить, и вызвал двух помощников, дав им задачу, подготовить все документы для суда и обвинительного приговора. Направил еще одного стража с донесением для вице-короля.

Было очень тяжело открывать глаза. Хотелось сказать слова вия: «Поднимите мне веки!» солнечный свет раздражал даже сквозь закрытые глаза. Жутко хотелось пить, в горле будто рашпилем прошлись, болела голова. Тихий голос Анны заставил меня приоткрыть один глаз, который, впрочем, сразу же и закрыла. Анна все поняла, и через несколько секунд в комнате стало темнее и комфортнее.

— Пить, — еле проговорила, и через секунду губ коснулся стакан. Пила с жадностью, вода смывала противный вкус гнилых орехов. Опять захотелось спать. Перевернулась и уснула.

Чьей-то голос мешал спать, ввинчиваясь в сознание тонкой иглой, постепенно расширяясь, пока я окончательно не проснулась.

— Леди сейчас будет много пить и спать, ей нужно обеспечить покой, абсолютно никаких волнений. Все допросы и расспросы отложите на потом.

— Ясно, — ответил голос герцога. — Я хочу, чтобы леди была защищена, поэтому в этой комнате постоянно будет кто-то из своих, а за дверью два стража. — Мне показалось, что лекарь фыркнул что-то типа «а то раньше никого не было». Во рту было как в пустыне сухо.

— Пить, — попросила я. Голос до противности слабый и тихий, как писк комара, но меня расслышали. Через секунду рта коснулся прохладный край стакана или бокала (глаза были закрыты), я попила. Попыталась открыть глаза, но это было очень тяжело.

— Сесиль, — простительные интонации в голосе герцога были для меня новостью, — пожалуйста, если можешь, открой глаза. — С большим трудом заставила себя приоткрыть глаза на половину. Лицо Арвиаля исчезало за смутной пленкой, которая то и дело наплывала на глаза. Закрыла глаза. Лица коснулась прохладная влажная материя. Кто-то аккуратно и бережно протер мое лицо, шею и декольте. Стакан с водой вновь очутился возле губ, я выпила воду и опять стала засыпать, почувствовав на щеке чей-то поцелуй.

Таких засыпаний и бодрствований было несколько, пока я не почувствовала, что глаза могут открываться нормально, хоть и долго держать их открытыми тяжело. Этот раз со мной сидела Анна. Она сразу же подала мне какой-то настой, потом бульон. Я тихо спросила:

— Кто с малышами? Как они? — она, проведя по глазам платочком, слабо улыбнулась и тихо ответила:

— Все хорошо, и дома все нормально.

Когда глаза привыкли, увидела, что в кресле неподалеку кто-то спит. Я показала глазами и спросила:

— Кто это?

— Князь Лавиаль. Сейчас глубокая ночь. Он сидел целый день, выходил только поесть и переодеться. Герцог Арвиаль хотел отправить его домой, но он не согласился.

Это дало моему мозгу, все еще выводящему отраву, пищу для размышления. Герцог, похоже, здесь бывал часто. Я хорошо помнила, что он сказал, когда падала на его руки, но не верила ни единому его слову. Слишком он много меня терроризировал, чтобы так просто смогла ему поверить. Нет, сейчас я больше тяготела к золотоволосому Энну, спящему в кресле, в трех шагах от меня. Ему верю. Приятно, что не бросил, не ушел, даже спит сейчас рядом. Утром поговорю, надо узнать, что произошло.

Солнечный зайчик скользил по подушке, то и дело «запрыгивая» на лицо, мешая спать. Первая мысль: кто-то из моих младших балуется, пришел в гости и будит. С улыбкой открыла глаза. Оказалось все прозаически просто: Энн пил чай, сидя в кресле у окна, солнечный луч падал на металлический подстаканник, отражаясь от него, скользил по моему лицу. Но, судя по лукавой улыбке князя, это он делал специально.

— Доброе утро, Энн! — тихим, но уже не таким слабым голосом поздоровалась с женихом. Он отставил чай, подошел и поцеловал, мягко касаясь губ:

— Доброе утро, Сесиль! — он сел на край кровати, взял мои руки. Моя постель прогнулась под тяжестью его тела. — Я бесконечно рад видеть тебя в сознании. — Его губы коснулись моих рук. Он хотел сказать еще что-то, но вошла Анна. Заулыбалась при виде моего удовлетворительного состояния, и одной только изогнутой по-особенному бровью и взглядом отправила князя на место в кресло. Сама села на тот же край с миской бульона и еще чего-то. Пришлось есть. Вкус пищи мне не нравился, о чем я сообщила Анне и вошедшему лекарю. Последний сказал: