Я закрыла глаза, желая избавиться от чувства вины.

— Мне очень жаль, Анна.

— Это не могло длиться вечно. У Мазикинов странная коллективная память. Я удивлена, что это работало так долго. В любом случае, есть обратная сторона того, что Мазикины знают Малачи в лицо. Это делает их осторожными. Даже если они заметят его, что маловероятно, они не нападут, если только не будут сильно превосходить его численностью.

Мой желудок совершил неприятнейший кувырок, и я бросила на Анну кислый взгляд.

— Ох, хорошо. Спасибо за этот образ.

— Лила, этот парень может сам о себе позаботиться. С чего вдруг твоей работой стало беспокойство о нём?

Потому что я забочусь о нём гораздо больше, чем следовало бы.

— Это не так… но разве это не должно быть твоей обязанностью?

Анна натянуто покачала головой.

— Никоим. Образом. Мы коллеги. Если он подставится под убийство, то только потому, что он оказался глуп.

— Теперь я знаю, что ты лжёшь.

Анна ткнула в меня ложкой.

— Девочка, ты понятия не имеешь, через что мы прошли, так что советую тебе держать рот на замке.

Я не рискнула больше говорить. Вместо этого я закатила глаза и отвернулась к окну. Малачи исчез из виду. Я уставилась на то место, где он только что был.

Анна вздохнула.

— Послушай, мне очень жаль. Я не могу позволить себе испытывать какие-либо чувства к Малачи. Я знаю его почти сорок лет, и мы вместе истекали кровью, вместе смеялись и вместе сражались всё это время. Он мне как брат. Но я не могу заботиться о нём подобающе. Если бы я это сделала, то, возможно, не пережила бы этого. Ты можешь это понять? Он уйдёт или его убьют. В любом случае, его не станет.

Голос Анны дрожал, и в нём я услышала слёзы, которые она не хотела проливать. Я решила рискнуть быть выпотрошенной ложкой.

— Говоря это, ты имеешь в виду отнюдь не Малачи.

Миска с грохотом упала в раковину.

— Хорошо. Ты хочешь услышать об этом? Обо мне и Такеши? Пусть это будет твоим уроком, потому что не думай, что я не вижу, что происходит между тобой и Малачи, — она видела, как я открыла рот, чтобы возразить. — Заткнись и слушай.

— Сначала тебе нужно понять: я пришла сюда из скверного места. Сальвадор не похож на Америку. После смерти папы, мама работала в поле с утра до ночи, и я тоже. Мне не было и восемнадцати, а спина и руки болели так сильно, что иногда мне не хотелось двигаться. Я смотрела на маму, измученную и сгорбленную, и понимала, что это моё будущее. Но я также знала, как велик мир… мои родители позволили мне ходить в миссионерскую школу, когда я была маленькой девочкой. Наверное, они потом об этом пожалели… я отчаянно искала возможность вырваться из Ранчо Вьехо.

— У бойцов Народно-революционной армии была база на холмах за деревней. Мама предупреждала меня о них, но они были добры ко мне, когда я проходила мимо, идя за водой. Они говорили со мной о лучшей жизни, и это был побег, который я искала. Я начала тайком пробираться к ним по ночам.

Она грустно улыбнулась мне.

— Они научили меня немного драться. Я никогда не думала, что мне это понадобится, но это помогло мне почувствовать, что я могу контролировать свою жизнь. Над собой. Но взамен, многого я им не оставила. Только лепёшки и бобы. Моя мама была бы так расстроена, если бы узнала. И знаешь что? Она была бы права. Потому что через несколько месяцев пришёл отряд смерти. Они обвинили нас в том, что мы помогаем партизанам. Никто не знал, о чём они говорят. Никто, кроме меня. Но я молчала, слишком глупая и эгоистичная, чтобы заговорить.

Анна закрыла лицо руками. Её голос был таким ровным и тихим, как будто каждое слово уносило её всё дальше в прошлое.

— Я пыталась убежать, когда они начали ходить от двери к двери, но они поймали меня и потащили обратно к маме. Я боролась с ними, но они сказали, что причинят ей боль, и я сдалась. Она кричала им, чтобы они отпустили меня, что я хорошая девочка, что я никогда не буду помогать партизанам. Они смеялись над ней. А потом они прижали нас к земле и причинили нам обоим боль. Я думала, что это убьёт меня, и когда они использовали свои мачете, чтобы кровь моей мамы брызнула мне на лицо, я пожалела, что не умерла.

Я вздрогнула и обхватила себя руками, а она продолжила говорить:

— Они оставили меня лежать в её крови. Я всё-таки сломалась. Моя мама умерла, веря в меня. Защищая меня. И я была слишком трусливой, чтобы сделать то же самое для неё. С таким же успехом я могла бы убить её сама. Поэтому я использовала верёвку и дерево, чтобы закончить работу, начатую отрядом смерти. Когда я пришла сюда и поняла, где нахожусь, я даже не удивилась. Я просто… всё, что я хотела делать, это драться, пинать и царапать всё, что попадалось мне на пути. Но Такеши…

Пружины на диване заскрипели, когда она села.

— Он собрал меня воедино после того, как я оказалась здесь. Сначала мне не нужна была его доброта. Это было уже слишком. Я не заслуживала этого. Но сколько бы раз я ни набрасывалась на него, он был рядом, готовый к большему. Такой сильный. Как будто он мог принять худшее от меня и даже не вздрогнуть. На это ушли годы, но он смог достучаться до меня. И как только он это сделал, в моём сердце не осталось места ни для кого, кроме него. Я любила его так сильно, что у меня болело в груди каждый раз, когда я смотрела на него. Я хотела его так сильно, что у меня во рту появился привкус. Он тоже совершил ошибку, полюбив меня. Он смотрел на меня так, словно я была самой удивительной вещью, которую он когда-либо видел, словно я не просто чего-то стоила, а стоила всего.

Она встала и медленно подошла ко мне, снова выглядя смертельно опасной.

— Он любил меня так сильно, что скрывал тот факт, что перестал есть и пить, что ему пора уходить. Это длилось месяцы.

— Я знала, что он немного похудел, но он отмахнулся и устраивал целое шоу, притворяясь, что голоден, и ел прямо перед нами. Я думаю, он решил, что лучше останется в этом аду, чем отправится в этот прекрасный рай без меня. И знаешь, что случилось? Он так ослабел, что его схватил Мазикин во время патрулирования.

— О Боже, Анна, мне так жаль.

Я отвернулась. Я не хотела видеть выражение её лица, когда она рассказывала мне о своей потерянной любви.

— Да. Когда он умер, большая часть меня умерла. Так что если ты думаешь, что я позволю остальной части меня умереть, когда Малачи уйдёт, то ты сумасшедшая. Он всё понимает, ты же знаешь. Он тоже любил Такеши. Я думаю, мы оба решили, что здесь слишком опасно заботиться о людях.

Я приложила руку к грязи, покрывавшей окно, позволяя поту с моей ладони и пальцев ясно проступить на стекле. Я думала об Анне и Такеши, влюблённых в центре зоны боевых действий, неспособных защитить друг друга, знающих, что, в конце концов, они будут разлучены, возможно, жестоко.

Неужели Такеши совершил ошибку, решив остаться со своей любовью? Должен ли он был предпочесть ей рай? Неужели Анна совершила ошибку, влюбившись? Неужели это так сильно отличается от жизни в мире смертных? И мог ли Малачи, после всего, что ему пришлось пережить в обоих местах, позволить себе заботиться о ком-то больше, чем о своих обязанностях Стража?

Похоже, он действительно испытывал ко мне нечто большее. Каждый раз, когда он смотрел на меня, всякий раз, когда я вызывала эту причудливую улыбку на его лице, несколько раз, когда он прикасался ко мне, чуть ли не с самого первого момента нашей встречи. То, что было между нами, покрывало меня, как доспехи, заставляло чувствовать себя в безопасности и в то же время бояться. Я не была уверена, насколько глубоки его чувства. Возможно, я всё неправильно поняла. Но если быть честной, мне будет очень трудно попрощаться с ним, когда придёт время.

Я утешала себя воспоминаниями о том, что Анна говорила о том, что время пребывания Малачи в городе подходит к концу. Может быть, он присоединится к нам с Надей в Элизиуме. Интересно, каким он будет, когда ему не придётся носить с собой обещание смерти, куда бы он ни пошёл. Я хотела это выяснить.