1985–1986 Круг До утра не уснуть, себя измучив, помня дня и ночи связь, втихомолку матерясь — вполсловечка, вполсозвучья, — и тоска глухая, сучья, с коей дружит долгий век всякий Русский человек, не даёт уснуть, зараза, сторожи её вполглаза — а вполглаза не уснуть! Кличешь рифму… Мука, право, — та же ересь, та же муть: За распутство и за блуд черти бабу волокут на бесовскую расправу, на потешный чёртов суд. Что, откуда?! Не уснуть. Над страной декабрь, и муть облаков, и ночи темень… Изнутри взломала темя мысль-убийца: не уснуть до утра! А с утра… Смотри и слушай, — как до полночи с утра выворачивают душу дел заплечных мастера… 1986
Мандельштам Богом помечен и лирой повенчан. В святцах не значится имя твоё… В тёмном Отечестве нашем под вечер ищет ночлега себе вороньё. Смертное тело оставил своё пасмурным зимним, заснеженным днём. Вечна душа, – и твоей, человечьей, мчать по дороге высокой и млечной, мчать незакатным высоким путём, вечную жизнь обретая в Творце. Что же в земном ты увидел конце? Лик Петербурга, туманный и зыбкий, братьев по Цеху волшебные скрипки, мёртвых друзей – и подобье улыбки или ухмылки в собачьем лице… 1984 В мае …Бесталанная родина лучших стихов. Край закатов горячих. Холодных снегов. Золотая земля… Но родная страна на сто лет чудаками с флажками больна. Оттого-то и пьёт он, чудак-рифмолов, день о с ь м о й пребывая в Стране Дураков… 1988–1989; из цикла «Растерянность» «Тепла и света в зимний вечер…» Тепла и света в зимний вечер — как всем – хотелось бы и мне. Стою на площади, где ветер да Пётр Великий на коне. Да вот – сапожками мерцая, в песцовой шапке до бровей — гуляет женщина ночная: – Ну что ж ты, мальчик? Посмелей! А я стою как вор на стреме, в ней чуя родственность с собой. Мой труд, – он тоже самый древний, неблагодарный и ночной. …Уже на здания резные ложится мокрый, липкий снег, уже сапожки меховые увёл восточный человек. А я всё маюсь. Тёмной тенью сливаюсь с тёмным фонарём, как слился царь на постаменте с уставшим вздыбленным конём. 1978; из рукописи книги «Городская окраина» «Хоть мгновенье помедли! помедли ещё хоть мгновенье…» – Хоть мгновенье помедли! помедли ещё хоть мгновенье, и уже не забыть милосердных, прощающих рук перед сечей великой… но пали волшебные звенья. О, как призрачно пусто, как мертвенно пусто вокруг! Отсвет сабли татарской в поднебесье облачном тает и дымится, дымится кровавым и тусклым огнём. На ущербе наш век, на ущербе… страна засыпает — как младенец в утробе – в беспамятстве тёмном своём. Расскажи мне теперь, как и небо не знало просвета, как лежала земля бездыханно и немо, а в ней Благодать воссияла, когда наши земли проведал, шед из греков в варяги, провидец апостол Андрей. — Моя поздняя гостья, во времени мы не вольны, лишь дыханье твоё холодком пробегает по коже, но глаза открывая, я вижу всё то же: вечный бег ускользающей волжской волны и тверское безлюдье. – Рождённой луны пью настой розовеющий, память тревожа остывающим отблеском прошлого; позже веселят моё сердце рассветные сны. …А когда после ночи светла голова, и печален восход, и во рвах при дороге, обречённая, молча мертвеет трава, — грусть привычно ясна, мысли только о Боге, о России, которой прощения нет, о дорогах её – и куда её след. И уводят её колеи в никуда. Ваши звёзды склонились к закату, и немо небосвод ваш чернеет. Но брезжит звезда, негасимо лучащая свет Вифлеема. 1987 Памяти Ирины Одоевцевой Позади – гонимое по миру житьё. Впереди – родимое вечное жильё. Гордость – паче чаянья — запасая впрок, долгих лет отчаянья размотав клубок, — по Господним пастбищам протянули нить… И — на кладбище воротились жить. 1988 Смутно Над суетой великих перемен спокойно солнце вечное заходит. Со мной в угасшем парке ветер бродит и ворошит опадший жёлтый тлен. Сиротский запах вянущей травы; пьянит настой грибной пахучей прели. Пришёл октябрь, и птицы отлетели. И не назвать мне близких словом вы. Сам по себе. Страны убитой сын. Как грустно мне! во времени отставший, зову людей, столетье прахом ставших, — и нет мне отклика живого. Я один. Но всё не так. И, кажется, не то опять писал сегодня; научите! Вон человек в гороховом пальто за мной идёт… а может быть, простите… я ошибаюсь… |
