— Где труп?

Граф обернулся — на лестнице, ведущей из церкви, стоял Эмиль.

— Никакого трупа нет, — улыбнулся граф, и лицо Эмиля сделалось еще более серьезным, и граф сжалился: — А если ты спрашиваешь про Тину, то она на озере.

Улыбка Александра не передалась Эмилю. С траурным видом тот дошел до гроба и присел подле графа, внимательно глядя ему в глаза.

— Ей надо было отмыть волосы от крови, — отчеканил граф, поняв, что Эмиль усомнился в его здравом рассудке.

Интересно, он пришел сюда по собственному желанию или же Дору, не в силах уснуть, послал его проверить, как обстоят дела в склепе. Или же Эмиль, выждав довольно времени, чтобы он точно заснул, явился через церковь, чтобы провести над телом мертвой девушки очередной эксперимент? От этой мысли губы графа сжались, и ему безумно захотелось надавать паршивцу оплеух.

— Вы решили не хоронить ее, оставив тело на растерзание волкам?

Граф молчал, сжав кулаки до боли в косточках.

— Мы предлагали вам омыть ее в тазу,

— продолжал Эмиль вкрадчиво. — Мы уже мертвы, так что воды, в которой омыт мертвый, нам нечего опасаться.

Граф молча поднялся и направился к своему гробу.

— Вы запомнили хотя бы место? — послышался у него за спиной по-прежнему тихий голос Эмиля.

Граф обернулся.

— Хочешь прогуляться в горы? Проверить, действует на тебя солнце или нет? — он рассмеялся, дико и громко. Его смех стократным эхом отскакивал от низких потолков склепа. — Она жива. Вернее, мертва, но не совсем…

Эмиль вскинул голову, затем руку, но так ничего и не сказал.

— Не знаю, кем, по твоей теории, она должна была возродиться, — продолжил граф. — Но, мне кажется, она стала вильей. Впрочем, вечер утра мудренее. Завтра сам увидишь, а теперь ложись спать. Я давно не спал, а сейчас мне как никогда нужны силы. Кстати, Эмиль, как хорошо ты бегаешь?

— При чем тут мой бег? — растерянно проговорил молодой профессор.

— Потому что, чтобы задать Валентине вопросы, которые явно сейчас тысячами рождаются в твоей голове, тебе потребуется сначала ее догнать, а вильи отличные бегуньи. И запомни, — голос графа сделался злым: — Валентина мне жена, и если я замечу, что ты распускаешь руки, будешь иметь дело со мной, а ты уже знаешь, каков я в гневе. Она не подопытный кролик, ты меня хорошо понял?

Эмиль кивнул.

— Доброго тебе дня, мальчик. Оставайся здесь. Дору обрадуем утром.

— Он ждет меня. Я должен уйти.

— Иди, — граф ухмыльнулся. — Солнце и воды озера прекрасно защитят Валентину от всех твоих опасных теорий.

Эмиль не обернулся. Он поднялся по лестнице, и до графа тотчас донесся скрежет закрывающейся решетки. Как же он так увлекся розами, что не услышал предвестников появления незваного гостя. Бывает… Так бывает со всеми влюбленными.

Наконец Александр залез в гроб, задвинул крышку, завернулся в пиджак и мгновенно провалился в глубокий сон, но руки, прижимавшей к груди яблоко, он не разжал до самого вечера.

А вот Дору не спал. Не мог. Он то и дело толкал в бок Эмиля, которого уложил к себе на кровать. Тот нехотя открывал глаза и поворачивал к брату голову.

— А если он сошел с ума? — спросил Дору шепотом, когда Эмиль уже приготовился в сотый раз пересказать ему разговор с отцом.

— Почему ты так решил?

— Ну… Он мог спрятать тело, чтобы убедить себя в том, что она жива и вернется…

— и тут же добавил быстро: — Понятно, что она не вернется, но ему так легче будет обманываться, нежели зарыв гроб в землю.

— С чего вдруг вампиру сходить с ума из-за смертной девушки?

— Да потому что он любил ее, — повысил голос Дору. — Тебе не понять…

— А тебе разве понять?

— Я хотя бы могу себе это представить… Я не прошел войну.

— Спи. Вечером со всем разберемся.

Но Дору не уснул, и уже в сумерках пробрался через улицу в склеп и с трудом сдержал крик, когда еще с лестницы увидел Валентину мирно лежащей в гробу, полностью заваленную скукожившимися розами. Затем на цыпочках двинулся дальше, озаренный мыслью, что Эмиль за розами просто не разглядел головы мертвой девушки.

Вдруг за его спиной с грохотом упала крышка гроба. К тому моменту, как Дору обернулся, его отец уже стоял между своим гробом и дорожным, пряча лицо в ладонях.

— Не сметь! — закричал граф, хотя Дору даже не пошевелил пальцем.

Граф медленно подошел к гробу Валентины и опустился на колени. Его рука легла на холодный лоб мертвой, прошлась по плотно закрытым глазам, спустилась к носу и намертво сомкнутым губам. Помедлив мгновение, Александр все же прикоснулся к ним дрожащими губами — они были холодны, как сама смерть. От вчерашнего жара не осталось и следа.

Граф вопросительно обернулся к сыну. Тот пожал в ответ плечами и сказал с опаской:

— Рарá, вы уже передавали Эмилю свои чувства в башне. Может быть, и сейчас вы убедили и себя, и его в том, что Валентина ожила. Я знаю, как вам этого хотелось..

Не дослушав сына, Александр приподнял несколько роз на груди Валентины и обнажил ее бледную кожу. Дору вздрогнул.

— Я снял с нее рубаху… — проговорил граф медленно. — Это было так явственно… Ужас… Неужели любовь настолько сводит с ума… Сбегай-ка к Серджиу… Нет, погоди…

Граф приподнял руку девушки и отпустил — та безвольно упала вдоль тела. Он так и не решился сложить ей руки на груди.

— Рарá, волосы… Они… чистые…

Граф секунду медлил, затем схватил прядь и рванул на себя. Тишина. Он рванул сильнее, приподнимая мертвую голову с атласной подушки.

— Рарá, не надо…

Дору опустил руку на плечо отца, и тот сразу разжал пальцы — мертвая голова камнем упала на кружевную подушку. Александр обернулся к сыну и уткнулся ему в живот. Дору возложил вторую руку отцу на голову и осторожно провел пальцами по волосам.

Они стояли бы так вечность, если бы не возглас Эмиля.

— Значит, это правда!

Граф отвернулся от сына — гроб был пуст, а розы снова засыпали весь пол.

— Испугался?

Дору быстрее отца обернулся к нише окна. Там сидела Валентина, болтая в воздухе голыми ногами, и грызла яблоко, которое граф обронил, вылезая из гроба. Александр тут же оттолкнул сына в сторону и, встав перед нишей в полный рост, нервно одернул пиджак, но голос его прозвучал тихо и спокойно:

— Дрянная девчонка! Думала обхитрить меня — надеялась, что я надену на тебя рубаху, и ты улетишь!

Валентина перестала улыбаться и швырнула яблоком в графа, но тот успел увернуться, и яблоко поймал ошарашенный Дору.

— Скажи своему сыну, чтобы убирался отсюда. И посоветуй ему хорошенько запереть комнату, иначе я всю ее разнесу!

— Ступай, Дору. Нам давно следовало обновить мебель. Так что если она решит устроить погром, не останавливайте ее.

Только смеялся граф недолго. Через секунду он снова уже смотрел в злые глаза вильи.

— Иди погуляй по саду. Серджиу вынесет тебе молока. Или хочешь сесть с нами за стол?

— В таком виде? — послышался хриплый шепот Эмиля.

— Другого у нее не будет! — огрызнулся граф. — Да и мы все равно видели ее нагой. Тина, пошли!

Она нехотя слезла с подоконника и, опустив голову, пошла по ступенькам вверх прямо за Дору. Но в галерее повалила его на каменные плиты, запрыгнув на спину, и, наступив на голову, побежала прочь.

— Я думал, что Эмиля она ненавидит больше, — рассмеялся граф за спиной у сына. — Но, выходит, в своих несчастьях она винит все же тебя, хотя и забыла, почему.

Дору, не обернувшись, дошел до двери, ведущей во внутренние помещения замка, и лишь за столом, залпом осушив свой кубок, открыл рот:

— Рарá, кто она?

— Мы же сказали тебе — вилья.

— Их не существует, — начал Дору с запалом и тут же сник: — Во всяком случае, я с ними не встречался…

— Некоторые люди думают, что вампиров не существует, потому что никогда с ними не встречались, — парировал граф.

— Но что… — Дору от волнения закусил губу и почти что промычал: — Что теперь будет… Она останется здесь? С нами, то есть с вами?