Сердце Валентины предательски сжалось и замерло, словно она снова касалась темных губ, сладость которых успела ощутить во время рождественского танца среди звезд. Столько ночей она напрасно искала их, уткнувшись в свою холодную подушку. Она искусала себе все губы, пока с ожесточением затирала на листе ватмана холод глубоких темных глаз, делая эскизы к кукле.

— Я слышу, как шумит твоя кровь. Сколько же мне надо ее выпить, чтобы успокоиться…

Он не спрашивал, он говорил сам с собой, и Валентина в страхе сжала кулак, совершенно забыв про розу.

— А вот это ты зря… — граф побледнел еще больше, понимая, что сейчас все его обещания больше не кусаться полетят в тартарары.

Они оба смотрели на растущее ка пальце кровавое пятнышко и молчали. Затишье перед бурей пугало обоих, но никто не знал, куда спрятаться от надвигающегося ненастья.

— Я перелезу назад! — закричала Валентина.

Срывающийся голос выдавал безумный страх. Знай она, что эти визгливые нотки бальзамом ложатся на десны вампира, помогая клыкам безболезненно удлиняться, никогда бы не закричала… Граф, чувствуя, как раскаленным жгутом пережимает ему горло жажда, дрожащей рукой крутанул руль, и машина встала на тротуар, перегородив въезд под арку. Валентина сунула кровоточащий палец себе в рот и ринулась в зазор между сиденьями. И только этот кляп удержал ее от нового крика. Из-под крышки закрытого гроба торчали рыжие волосы — и это не был парик.

Она рухнула обратно на пассажирское сиденье, ударилась головой о торпеду и замерла. Граф сидел, вцепившись в руль, будто машина могла удержать его от желания наброситься на живую девушку.

— Кто там? — едва слышно выдохнула Валентина. — Кто в гробу?

— Мой завтрак, — граф стучал ногтем по тонкому рулю. — Но из-за твоего пальца может стать моим ужином.

— Она жива?

Граф кинул очки на приборную доску.

— Скорее да, чем нет.

— Вы ее укусили?

— Да… Но в ней еще достаточно крови. В чем дело, Тина?

Валентина обхватила руками коленки — не помогло, она дрожала всем телом.

— Вы ее убьете?

— Я не знаю, — вампир пожал плечами и даже скорчил гримасу. Комедийную. — Посоветуюсь с профессором Макгиллом. Тина, прекрати задавать дурацкие вопросы! Ты нужна мне живой!

— Поэтому вы убьете другую? — не унималась та. — Вместо меня?

— Тина, хватит! Ты видела мой сундучок. Одной больше, одной меньше…

— Вы обещали быть со мной человеком… — уже через рыдания выкрикнула она свою боль.

— Я ничего подобного тебе не обещал! — закричал вампир. — Не мог! Я живу за счет крови живых людей. Это моя сущность.

— Вы не убивали сто лет…

— Не убивал… — почти прошептал Александр, но в другую секунду в его голос вернулась прежняя сила. — Потому что некого было убивать. Вернемся в замок и все пойдет, как прежде. Выедем прямо завтра, и когда вокруг снова не будет людей…

— А я?

— Я обряжу тебя в серебро! Все будет хорошо…

В ушах Валентины зазвенело, и лишь спустя мгновение она поняла, что это ее собственный смех. Схватив пересохшими губами воздух, она вытолкнула из груди дикий вопль, и голос ее вновь перешел на шепот:

— Эмиль тоже так говорит…

— Значит все так и будет! — уже просто взревел граф. — Этот профессор никогда не ошибается. Пристегнись! Скоро рассвет. Ты же знаешь..

Она судорожно схватилась за ремень, но сумела пристегнуться лишь с пятой попытки. Всю дорогу они молчали. Граф въехал во двор и перегородил доступ к мусорным бакам. Эмиль с Дору сидели у железной двери подъезда. Рядом с ними стоял чемодан с куклами. Валентина вышла из машины и повисла на открытой дверце, лишившись последних сил. Но граф, вместо того, чтобы помочь ей, поманил к себе сына.

— Открой багажник и возьми то, что в гробу.

Дору кинулся исполнять отцовскую просьбу, но тут же отпрыгнул от машины.

— Что вылупился на меня? Не можешь отличить спящую от мертвой? — зарычал граф. — Возьми ее и отнеси в квартиру.

— Рарá, это неправильно… Вы, помнится, говорили про охотников на вампиров. Хотите дать им шанс отыскать нас? Что будем делать с телом? — затараторил сын, столкнувшись с гробовым молчанием отца. — Выбросим в помойку?

Валентина взглянула на мусорный бак и ринулась к нему, но не на поиски места для утреннего трупа, а потому что ее вывернуло. Желчью. Больше в ее пустом желудке ничего не нашлось.

— Тина, иди ко мне…

Это позвал ее Эмиль, поднял на руки и понес в подъезд.

— Он не убьет ее, нет? — мотала головой Валентина. — Ты не дашь ему этого сделать, не дашь?

— Все будет хорошо, все будет хорошо…

Она почувствовала под головой жесткий валик дивана.

— Спи, — прошептал Эмиль, промокая ей губы носовым платком.

— А вы?

— Мы будем до вечера в соседней комнате.

— Там же заперто…

— Спи, Тина, Спи, — перебил ее Эмиль.

И она уснула, а он сразу ушел в соседнюю комнату, где Дору старательно занавешивал окно сорванным с чужой кровати одеялом. Эмиль схватил второе, чтобы бросить на пол рядом с диваном, на котором спала Валентина. Потом перетащил на него из кресла рыжую девицу. Достал из шкафа одеяло с подушкой, но позаботился только о Валентине. Затем вернулся к остальным.

— Я могу спать на полу, — сказал он, окидывая комнату холодным взглядом. — Я спал в траншеях по самые уши в воде. Меня полом не напугаешь.

Граф смерил его таким же жестким взглядом.

— Думаешь мне, после гроба, что-то страшно?

— Что делать с рыжей? — ответил Эмиль вопросом на вопрос, чтобы не нарываться на скандал.

— Я думаю, когда Тина обнаружит ее живой, она выставит ее на улицу, — ответил Дору, плюхаясь на диван. — Мы эту девицу точно не увидим. Или вас, рарá, и к ней теперь тянет?

Граф швырнул в сына подушкой и упал на кровать. Мертвым. Эмилю даже пришлось закинуть на матрас свесившуюся с кровати ногу.

— И ты еще спрашивал, зачем мы должны были ехать с отцом? — усмехнулся Дору, но Эмиль ничего не ответил.

Однако, когда лег на голый пол, буркнул:

— Это я предложил.

— Я не буду с тобой спорить… — усмехнулся Дору.

На этом разговор прекратился, но братья еще долго не могли уснуть, вслушиваясь в ровное дыхание двух живых девушек, спящих за тонкой перегородкой — единственной преградой, отделявшей вампиров от приятного забытья, даруемого лишь живой человеческой кровью.

Валентине приснилась Брина, и она сразу проснулась. Права оказалась покойная графиня Заполье: наивная смертная девушка не ушла от графа, такие действительно не дают людям второго шанса… С ними у сказки не может быть доброго конца… Граф говорил, что счастье зависит только от нее, но ведь ни один охотник не позволит добыче ставить условия… Только в глупых подростковых романах, написанных людьми, правит бал смертная дура. В темной сказке никогда не восходит солнце…

Но сегодня солнце взошло и настырно рвалось в комнату через зашторенными окна. Почти два часа дня. Валентина проверила время на телефоне, который валялся полуразряженным на тумбочке. Она потянулась за зарядкой и замерла: на полу лежала рыжая девушка, существование которой она успела заспать. Сейчас Валентина все вспомнила и, допив выдохшуюся колу, поднялась на ноги. Однако не бросилась будить новую жертву графа, а схватила двумя пальцами брошенную им наклейку с укусами и выбросила в мусорное ведро на кухне. Это конец. У Валентины не осталось никакой надежды.

Она вернулась в комнату и отдернула шторы: солнечные зайчики тут же игриво забегали по желтым обоям, а один соскочил на лицо спящей на полу девушки. Та поморщилась, но глаз не открыла. Тогда Валентина нагнулась к ней и отвела от шеи волосы: следов укусов не было. Значит ли это, что граф ее не кусал? Нет, не значит… Девушка откинула во сне руку и Валентина увидела на запястье подсохший порез. Граф, должно быть, воспользовался ногтем, как его сыновья пользовались скальпелем. Наверное, боялся убить…