— Для этого стоило ехать в Петербург, — опуская глаза к лицу Валентины, произнес он.

— Только для этого? — еле слышно выговорила она.

Он улыбнулся и стер ладонью испарину, покрывающую весь ее лоб.

— Дору говорил, что привезет тебя сам. И сейчас я понимаю, что это было бы намного лучше. Но я хотел показать тебе, как вожу машину. А вышло так, что меня даже из-за руля выгнали…

Она попыталась улыбнуться.

— Через двадцать минут наш выход. Что мы будем делать?

Она пожала плечами, и шея тут же отозвалась болью.

— Дору обещал сыграть для нас вальс, — продолжал граф, делая вид, что не заметил ее конвульсий. — Что если мы станем танцевать вместе с марионетками?

— И вы скова меня укусите…

Валентина улыбалась, хотя по телу и душе разлилась жуткая боль.

— Я сыт, девочка моя, сыт… Тобой. Мне нужно сохранить тебя живой.

— Я не чувствую себя живой. И если вы все еще надеетесь… Я спрашивала врача. Он сказал, я не сумею в таком состоянии выносить ребенка.

Граф провел рукой по лбу, стирая новые капли холодного пота.

— Ты отдохнешь у меня в замке, наберешься сил. В Румынии тоже рожают. Тебе не нужно для этого возвращаться сюда. И я больше тебя не отпущу, не надейся.

Он стиснул ее в объятиях, и она тихо вскрикнула, когда лацкан пиджака коснулся ранок на ее шее.

— Тише, тише…

Граф помог ей подняться и под руку довел до сцены.

— Классная наклейка, — сказал ей кто-то, — где покупала?

Она даже не обернулась. Просто буркнула:

— Это тату.

Незаметно она подняла к глазам руку — кровь вокруг ранок запеклась.

— Все пройдем, все пройдет, — прошептал граф ей на ухо и протянул марионетку.

— А если нет, будешь носить браслеты. Лучше покажи мне рычажки. Это сейчас важнее.

Она показала. Куклы стояли рядом, но между кукловодами все же оставалось расстояние в два шага.

— Пять минут до выхода, — Дору вырос подле них, точно из-под земли. — Вальс снежинок?

Граф кивнул. Валентина прикрыла глаза, отдаваясь во власть графа. И все прошло великолепно — вернее, она ничего не помнила. Очнулась уже на аплодисментах, радуясь, что нового укуса за танцем не последовало.

Они медленно сошли со сцены, и Валентина тут же попросилась на воздух. Эмиль перехватил взгляд графа и заявил:

— Я ее сам выгуляю.

Граф кивнул и присел подле гроба, чтобы раздать розы. Валентина, лишенная его поддержки, тотчас вцепилась в руку Эмиля, чтобы не упасть. На улице было холодно, и она с радостью приняла на обнаженные плечи кожаный плащ. Только тихо взвизгнула, когда воротник коснулся шеи.

— Отдашь мне марионеток? — спросил Эмиль еще раз, и Валентина кивнула:

— Они мне больше не нужны. Я вряд ли получу диплом.

— Зачем он тебе? — усмехнулся вампир и, присев на лестницу, ведущую в другой подвал, взял девушку себе на руки. — Все будет хорошо, все будет хорошо.

Она скривила губы.

— Не надо успокаивать меня. Я спокойна. Моя судьба решена и я приму все, что мне суждено принять.

— Откуда такая покорность? — Эмиль прижался к ее щеке и втянул ноздрями аромат ее кожи или крови. — Откуда?

По телу Валентины прокатилась волна дрожи. Губы вампира были слишком близко от свежих ранок.

— Я могу убить тебя и закончить твои страдания. Только скажи — да! — выдохнул профессор Макгилл ей в ухо.

Валентина вырвалась — вернее, Эмиль отпустил ее. Она не испугалась его предложения, сразу догадавшись, что он снова применяет к ней терапию страха. И та вновь сработала — Валентина шла без поддержки, она даже бежала. Выбежала одна из-под арки на улицу и пошла к набережной.

Уже значительно стемнело, но фонари и неоновые огни витрин расцветили ночь всеми цветами радуги. Или это перед ее глазами вновь поплыли радужные огни. На всякий случай Валентина остановилась и привалилась к стене дома. Затем оглянулась, ища глазами графа Заполье. Он обязательно почувствовал ее уход и сейчас придет за ней. Или призовет к себе, и она пошла дальше.

Теперь в плаще стало, зря она не вернула его Эмилю. Впрочем, бродить среди ночи полуголой не лучший для Петербурга вариант. Лучше вспотеть.

— Александр! — позвала она шепотом.

Он страшен лишь на расстоянии. В его объятьях страх тут же растворяется, как сахар в горячем чае — быстро и незаметно.

— Александр, приди скорее! — повторила она уже громче и остановилась.

Но не потому, что увидела кого-то или услышала что-то. Ее била дрожь, ноги занемели и дальше идти она просто не могла.

— Александр, вы здесь?

Страх неизвестности убивает быстрее клыков. Она боялась обернуться, безнадежно глядя вперед на равнодушно мерцающий огнями город. Бесполезно, ей все равно не услышать его шагов. Смерть всегда приближается неожиданно и бесшумно. Как же холодно. Теперь ей плаща показалось мало — закутаться бы в домашний халат и усесться на подушку подле пылающего камина.

— Я тоже мечтаю о доме.

Она не почувствовала холода рук, словно вампир и не прикоснулся к ней. Валентина с надеждой тронула свое плечо и нащупала долгожданную руку. Их пальцы встретились, и Александр развернул ее к себе, как в танце. Их руки так и остались вверху. Потом резко опустились, и граф шагнул в сторону, а потом и вовсе исчез у нее за спиной. Валентина не посмела обернуться, а просто пошла вперед, не разбирая дороги, просто для того, чтобы двигаться, ведь замри она сейчас, его руки окажутся на ее плечах, а клыки глубоко в ранках.

Они миновали два перекрестка, не останавливаясь даже на секунду. Она перебегала улицу на красный свет. Он остановит машины, с ней ничего не случится без его на то воли. Она продолжала идти вперед, хотя понимала, что все равно окажется в его объятиях. Рано или поздно. Поздно или рано. В голове шумело, в глазах щипало, ладони вспотели.

— Теперь направо, милая.

Голос раздавался совсем рядом, но Валентина все равно не решалась повернуть головы. Шея затекла, шея болела, запястье ныло и тянуло руку вниз. Вот она коснулась асфальта пальцами и тут же оказалась у графа на руках.

— Тебе нужно поспать. Завтра обязательно станет легче, — прошептал он ей на ушко.

— Завтра вы снова меня укусите, — ответила она одними губами.

— Завтра я тебя не трону. Обещаю…

На его губах играла улыбка. Она смотрела на него молча и слушала звон в ушах — это так разбивались фарфоровые стены ее душевного спокойствия, которые она старательно возводила остаток зимы, всю весну и начало лета. Его рука легла ей на запястье, и Валентина закричала в голос, но он не убрал руки. Он медленно поднимал прокушенное запястье к своим приоткрытым губам. Валентина хотела зажмуриться, но не могла: кошмар вырвался из сна в ее явь, неся с собой боль и разрушение. А она наивно надеялась, что простилась с бессмертным хищником в том страшном декабре навсегда.

— Мы вместе навсегда, — уголки его темных губ изогнулись в легкой улыбке, от которой по спине Валентины побежали мурашки. — Я старался унять жажду, потому что скоро поспеют яблоки. В них заключена целительная сила, а еще я хочу, чтобы ты обязательно попробовала овечий сыр с альпийских лугов. Я принесу его для тебе лично.

Они дошли до машины. Он распахнул дверцу и усадил Валентину на пассажирское сиденье. Затем его рука мягко вытянула ремень безопасности. Валентина вся сжалась в комок, когда пальцы вампира ненароком скользнули по ее груди, хотя разве вампиры делают хоть что-то ненароком…

Через секунду граф сидел уже на месте водителя. На лице его все еще блуждала улыбка. Он пристегнулся и завел машину, потом перегнулся назад, будто что-то вспомнил, и по знакомому звуку Клер поняла, что он открыл гроб: через секунду на ее колени легла белая роза.

— Я оставил одну для тебя.

— Остальные все раздарили?

Он кивнул.

— Это не дикие розы, так что их не жалко… — Александр нацепил на нос темные очки и вырулил на дорогу. — Люди думают, что если насыпать в гроб диких роз, вампир не поднимется из него, пока не завянет последний лепесток. Если в этом гробу будешь со мной ты, я прикажу Эмилю засыпать нас розами и сделаю вид, что уверовал в это поверье. Хотя нескольких дней с тобой мне все равно будет мало…