— Вы решили, что можете меня купить?

— Посмотри на меня, Тина, — послышался тихий голос Дору. — Разве я способен…

Она повернула к нему голову и замерла, приклеившись к его вспыхнувшему в темноте взгляду.

— Повторяй за мной: я согласна быть твоей невестой.

— Я согласна быть твоей невестой.

— Я буду делать все, что ты мне скажешь.

— Я буду делать все, что ты мне скажешь.

— Я никому и слова не скажу про нашу встречу.

— Я никому и слова не скажу про нашу встречу.

И Валентина без чувств упала на диван.

Валентина открыла глаза и снова зажмурилась — через щель между портьерами пробивался лунный свет. Как? Кто открыл ставни? Она подскочила и обнаружила пустую кровать — вместо графа Заполье на соседней подушке лежала роза, цвет которой в темноте определить не представлялось невозможным даже для художника. Валентина положила икону, упавшую с подушки прямо ей на спину, рядом с распятием, которое по-прежнему делило кровать на две ровные части и, спрыгнув по скамеечки на пол, подошла к портьере. Ставни настежь, а вот рама лишь прикрыта, и из нее веет зловещим холодом.

Что за черт такой и с ним все его чертовское племя! Зачем графу приспичило уходить через окно — Валентина потянула за раму, чтобы избавиться от щели — и зачем он принес ей розу? Прекрасная метаморфоза прямо: из чудовища за одну ночь превратиться в красивейший цветок. Нет, этот цветок колется, а его даритель — кусается…

Валентина инстинктивно погладила шею. Впервые мысль, что неукушенной из замка ей не выбраться, обрисовалась перед ней во всей своей красе. Она крутанула головой, рассыпав по плечам волосы, и тут же собрала их руками в хвост, пытаясь размять затекшие мышцы спины. Поясницу ужасно ломило, будто спала она не на мягчайшей перине, а на деревянных досках гроба.

Бррр, Валентина бросила волосы и принялась неистово тереть губы — на них точно корка образовалась из выпитой вчера крови. Валентине казалось, что она продолжает чувствовать горьковатый привкус — такой стойкий, что его не смог победить даже чай с мятой. Еще в комнате пахло хвоей или чем-то еще более терпким. Она чихнула, раз, другой, как и днем… Явно не от холода, хотя в комнате из-за открытого окна сделалось значительно холоднее, а на ней, помимо серебряной рубахи, только хлопковая футболка. Розмарин… Да, да… Трава против ведьм — ей пахло в склепе, теперь ей пахнет здесь… Граф, это его запах.

Она снова терла губы и снова чувствовала неприятный привкус, пока наконец не поняла, что слизывает свежую кровь, сочащуюся из пальца.

— Что за черт?

Валентина отдернула занавеску и подставила большой палец под струю лунного света: две точки, два прокола… Нет!

— Что нет, если дверь заперта?!

Валентина отшатнулась от окна. Голос шел из-за двери, это был голос Дору.

— Что такое? — она подлетела к засову, но замерла, так и не открыв его. — Ты что- то спросил?

— Спросил, почему ты заперлась?

— Я не запиралась. Это твой отец задвинул засов еще днем.

— Мой отец давно в кабинете.

— Он ушел через окно…

Повисла пауза — Дору, по всей видимости, переваривал сообщение про отцовские "выходы в окно", затем снова нетерпеливо подергал дверь.

— Да откройся ты наконец!

— Подожди! Я все никак не могу остановить кровь…

— Какую кровь? — голос за дверью дрогнул. — Он укусил тебя?

— Укусил? — да, Валентина сразу об этом подумала. Две ранки. — Нет, я наколола палец розой… — соврала она, чувствуя, как теряет равновесие. Подожди, — она привалилась спиной к двери и выдохнула. Тяжело. — Я сейчас… — И сделала от двери шаг. — Приду…

На столике рядом с керосиновой лампой стоял графин. Она налила в стакан немного воды, сунула в него палец и стала ждать, когда кровь наконец остановится. Не надеясь на тусклый свет, она вместе со стаканом вернулась к двери, чтобы попросить Дору зажечь лампу. Придется обходиться без помощи рук: Валентина налегла на засов плечом, и тяжелая деревяшка со скрипом поддалась.

— Я еще со двора заметил, что у тебя открыто окно…

Дору остался в дверях, точно ему требовалось особое приглашение, чтобы перешагнуть порог спальни.

— Покажи палец! Да вынь его из стакана!

А она действительно протянула ему стакан. Дору откинулся назад, точно страдал дальнозоркостью, и Валентина еле заставила себя остаться на месте. Первым ее желанием было отступить на пару шагов вглубь комнаты, чтобы бедного вампира не мучил запах запретной крови, а ее не терзал бы страх быть вновь укушенной.

— Все нормально, — сделал заключение Дору, но остался в коридоре.

— Что именно? — настаивала Валентина, вдвойне озабоченная его бледностью.

— Мы ведь подумали об одном и том же, — скривил он губы. — Об отце. Так это не он. Это действительно следы от шипов, а не от клыков.

— Откуда им взяться? Я не трогала розу.

Дору закрыл лицо длинными пальцами и театрально простонал, а потом даже топнул ногой.

— Да мне ж откуда знать! — и посмотрел на нее с нескрываемой ненавистью. — Наверное, он хотел вложить тебе в руку цветок, точно покойнице…

Валентина отшатнулась от двери, чуть не выронив стакан. Дору наконец переступил порог спальни и шарахнул дверью.

— На тебе рубаха моей матери! — он сделал еще шаг, она еще два шага назад. — Когда я в последний раз видел ее живой, она была в ней…

— Я не сама, нет… — Валентина замотала головой, чтобы отогнать неприятного видение. Ей виделась женщина. Такая же красивая, как был красив стоящий перед ней бессмертный мальчишка. — Он заставил меня… Нет!

Она почти не повысила голоса, тот вдруг сам куда-то пропал. Но сила в руках осталась, и Валентина плеснула в перекошенное лицо вампира водой. Дору замер

— на краткое мгновение, очень краткое. А в следующее уже ловко перехватил девушку под спину и швырнул на кровать. Валентина пикнуть не успела: острая коленка легла ей на грудь, а холодная ладонь — на рот. Зато она сумела коснуться мертвой кожи зубами, и Дору тотчас отдернул руку и с ужасом уставился на след от зубов, оставшийся на его ладони.

— Ты укусила меня?

Дору будто не верил собственным глазам, а уж он-то прекрасно видел в темноте. Да и Валентина освоилась, и ночь не скрыла от нее ярость, которой в считанные секунды сменилось на лице вампира удивление. Но Валентина не испугалась и схватила Дору за волосы: достаточно длинные, они не сразу выскользнули у нее из пальцев. Дору взвизгнул — конечно, не от боли, а от неожиданности — и схватил за волосы ее, но опомнился, вовремя сообразив, что силы неравны, и через секунду раздумья ухватился за край балдахина и в бешенстве рванул на себя. Ткань затрещала и накрыла девушку с головой. Валентина попыталась скинуть балдахин, но только больше запуталась в нем, а вампир все не приходил и не приходил ей на помощь, хотя она уже несколько раз выкрикнула его имя. А когда почувствовала уже, что задыхается, в отчаянье завизжала.

— Ты жива?

Какой правильный вопрос… И задать ему мог лишь Александр Заполье. Его лицо было в сантиметре от ее позеленевшего от страха лица… Нет, чуть дальше, просто как в тумане — это у нее на глазах выступили слезы. Могло показаться, что голос графа дрожит, или все же это в голове у нее продолжало шуметь от собственной пульсирующей крови.

— Да что вы опять тут делаете, отец?!

Валентина замерла — никогда прежде, она не слышала, чтобы Дору обращался к графу иначе, чем с французским "папа" с ударением на последний слог. Мальчишеский голос дрожал — звонкие нотки слились с басами.

— Хочу знать, что тут происходит?! — граф швырнул на пол балдахин, который держал на весу. — Что это за поведение такое?

— Я разозлился, — проговорил Дору тихо. — На то, что вы посмели запереться в спальне с моей невестой. За то, что обрядили ее с рубаху моей матери. И за… — он на секунду запнулся. Или скорее выдержал паузу, потому что следующее слово прозвучало довольно спокойно: — Розу.