— Да оторвитесь вы от нее, рарá! — не выдержал первым Дору. В голосе его клокотали с трудом сдерживаемые рыдания. — Она мертва! Мертвых не оживить поцелуями. Это жизнь. Это не сказка!

Граф обернулся к сыну: на плотно сжатых губах не было и кровинки.

— Я пытался поймать ее, но промахнулся… — выдал Эмиль тихо. — Простите меня, если сможете.

Он замолчал и стал нервно переминаться с ноги на ногу, ища куда бы спрятать глаза от беспощадного взгляда графа.

— Я… Она… — Эмиль беспомощно цеплялся взглядом за носы своих ботинок, но голова по чужой, более сильной, воле поднималась вверх. — Я виноват. Я не снимаю с себя вины. И если хотите, прогоните меня…

— Тяжело говорить правду, профессор! — взвизгнул в стороне Дору, громче чем сирена скорой за углом. — Самое разумное — оставить тело здесь. Сейчас приедет полиция. Они зарегистрируют это как несчастный случай и передадут тело родственникам.

Он открыто взглянул в глаза отца, и ни один мускул на его лице не дрогнул. Граф отвел взгляд первым, просунул вторую руку Валентине под коленки и поднялся вместе с мертвым телом на ноги.

— Отец… — начал нерешительно Эмиль.

Но граф молча прошел мимо него, даже не повернув в его сторону головы.

— Что он делает? — кинулся следом Дору, но Эмиль схватил его за руку.

— Он проверяет мою теорию, — выплюнул профессор Макгилл в мокрое лицо Дору. — Не лезь!

— Сумасшедший! — Дору вырвал руку и смахнул с лица остатки дождя и слез. — Тебе мало того, что ты убил невесту моего отца. Теперь ты решил свести с ума его самого!

— За три дня вампир с ума не сойдет. На четвертый мы ее похороним.

— Ты сам не веришь, да? — Дору поднял руку, но тут же опустил. — Ты сам не верил в перерождение. Какое было соотношение: один к ста? Чудовище! Мерзкое чудовище… Не знаю, чем вас травили на войне… Но явно вытравили из тебя все человеческое еще при жизни…

Дору плюнул Эмилю под ноги и побежал догонять отца, который уже открыл багажник машины и собирался уложить труп в гроб.

— Рарá, хотя бы снимите с нее мокрое, — сунулся он под крышку багажника и, не дожидаясь согласия графа, вытащил из рюкзака рубаху с вышивкой, которая лежала сверху.

Граф кивнул, и они вдвоем раздели Валентину и, облачив в рубаху, уложили в гроб, согнув ноги в коленях.

— Надо торопиться, — услышали они за спиной голос Эмиля. — Полиция приехала. Дайте мне ключи от Вольво.

Граф захлопнул багажник и молча направился к водительской дверце. Дору удержал Эмиля на месте.

— Оставь его в покое!

— Мы не довезем тело, — процедил Эмиль сквозь зубы. — Слишком жарко.

— Не веришь ни на йоту, да? Не веришь, что она не умерла. Я тоже не верю! — повысил он голос, чтобы слова не потерялись в шуме мотора сорвавшейся с места Вольво. — Боишься запаха чужого тлена? — уже хохотал он в голос. — Купить тебе флакончик духов?!

— Надо купить искусственный лед, — ответил Эмиль спокойно и зашагал вниз по улице к своей машине.

Дору поспешил следом.

— И цветов. Роз. Он захочет украсить гроб.

— В оранжерее нет роз? — уточнил Эмиль, не обернувшись.

— Я почти все срезал. Не хочу рисковать.

— А если он потребует диких роз? — теперь Эмиль обернулся, но лицо его оставалось постным, точно они говорили о погоде.

Дору больше не думал улыбаться.

— Не смешно, Эмиль. Она не поднимется из гроба. Она мертва. И ты, и я это знаем. Отец еще верит. Благодаря тебе. Смотри, не сгори за три дня от стыда.

Дору сел в машину первым и спрятал кулаки между дрожащими коленями.

— Как ты мог… — прошипел он, не повернув головы к пристегнувшемуся водителю.

— После всего, что мы пережили ради нее…

— Возможно, я единственный, кто действительно помог ей. Только подумай, сколько всего она пережила из-за твоего отца и во что он еще собирался ее ввергнуть ради… Ради своего бредового желания иметь ребенка. Ты должен был остановить его… В замке. Неделю назад, когда я по глупости передал ему акварели. Ты же напротив дал ему четкие инструкции, как жить в современном мире. Я не знаю, сколько трупов он оставил после себя в той квартире… Кто из нас двоих монстр?

— Александр Заполье, — выдохнул Дору в ветровое стекло. — Вернее, его любовь. Не влюбись он в мою мать, никогда бы не попал в лапы сеньора Буэно. Лучше бы я никогда не рождался. Я сегодня в этом убедился. Отец не простит мне смерть Валентины. Никогда. Я не понимаю, зачем мне возвращаться в замок…

— Чтобы помочь отцу. Мы едем туда не для себя, а для него.

Дору в ответ хихикнул. Зло. И как-то по-женски.

— Ты едешь для себя, профессор. За своей очередной книжкой! Лучше бы ты продолжение Бэтмена писал!

Эмиль расхохотался на выпад Дору и ничего не ответил. Он аккуратно вел машину, будто рядом сидел живой человек, способный испытывать дискомфорт от тряски. И сам пошел в супермаркет за льдом, но за розами отправил Дору.

— Отец уже за городом, — сообщил он по его возвращении. — Около гостиницы. Надо торопиться.

Они остановили машину рядом с Вольво, но граф не вышел к ним. Он сидел за рулем, держа его обеими руками, будто до сих пор вел машину.

— Ты не знаешь, какую музыку она любила? — спросил граф, не повернув головы в сторону сына, который распахнул настежь водительскую дверцу после тщетных попыток докричаться до отца.

— Не знаю, — ответил Дору ошарашенно.

— Жаль, — одними губами прошептал граф. — Тогда поедем и дальше в тишине. Не хочу ее раздражать.

Дору сглотнул и тихо попросил отца поторопиться. Граф вышел и нашел взглядом Эмиля, который держал в руках четыре больших пакета со льдом.

— Эту ночь она проведет в постели, — отчеканил граф и пошел к багажнику.

Сыновья загородили его от любопытных взглядов и отступили, когда граф прошел мимо, держа Валентину на руках, будто спящую. Эмиль забежал вперед и открыл дверь, а Дору проскользнул первым, чтобы отвлечь девушку за стойкой. В номере Эмиль заботливо откинул одеяло и отошел графу за спину.

— Рарá… — позвал Дору, прикрыв дверь.

Граф резко обернулся, так и не опустив край одеяла, который держал у самого подбородка мертвой девушки.

— К сожалению, мы не можем оставить окна и двери открытыми, — не дал он сыну договорить, — чтобы ее душе легче было ходить, но дать ей выспаться перед последней дорогой обязаны. Ты прав, — граф запрокинул голову к низкому потолку, убрав наконец руку от мертвой, — гроб слишком маленький. Я специально не распрямляю ей ноги. Иначе она в него завтра вечером не поместится.

— Вы не верите…

— Конечно, я не верю! — тихо вскричал граф, снова не дав сыну высказать мысль, ведь знал ее наперед.

Эмиль все это время пытался впихнуть лед в холодильник.

— Надолго его хватит? — спросил граф, садясь в кресло.

— На сутки где-то, — ответил Эмиль, не обернувшись. — Надо будет перед рассветом еще купить. Вы проживете без завтрака?

— И без ужина тоже, — буркнул граф и опустил голову на грудь.

— Не хотите лечь рядом? — спросил Эмиль осторожно.

Граф мотнул головой. Дору вытянулся вдоль окна. Эмиль ушел под дверь. За окном наступило утро. За ним пришел день и вечер. Вампиры проснулись и выписались из гостиницы.

— Рарá, хотите я поведу машину? — спросил Дору осторожно, когда граф уложил поверх рубахи последнюю розу, чуть подвядшую за день лежания в закрытой машине.

— Нет, дай мне побыть с ней наедине.

Граф не закрыл гроб крышкой. Просто захлопнул багажник и вернулся за руль.

— Мы поедем за вами, чтобы вы не торопились, — сказал Эмиль и пошел к своей машине.

Дору тихо постучал в водительское окно, и граф опустил стекло.

— Рарá, отчего вы не закроете гроб?

— Я понимаю, что похороны твоей матери прошли мимо тебя, но все же следовало бы знать, что раньше третьего дня гроб не закрывают. К тому же, не думаешь же ты, что я оставлю ее в этой деревяшке, где даже ноги не вытянуть. Гроб — дорожный. А она теперь никуда от меня не уедет. Валентина навсегда останется на нашем кладбище.