— Вы только Кире… не говорите, — её тихий голос был едва слышен. Марков хохотнул.

— Да вот еще я буду! Я что, не человек что ли? Ну, захотела выпить, что такого. Я, знаешь ли, первый раз ещё в двенадцать лет попробовал. Водку, прямо вот серьёзно, а не эту вот муть.

— Правда?

— Ага. Так, пришли, помоги всё загрузить. Только на молоко ничего не клади! Жена убьёт потом…

Они подошли к большой зелёной машине — Рин придерживала тележку, пока Владимир открывал багажник и разбирался с разбросанными там инструментами и ящиками, что-то привычно ворча.

— Так, давай это, и это вот… ага. Вот и всё. А это захватим с собой, — он взял маленькую бутылку коньяка и, закрыв багажник, пошёл к водительскому месту.

— Запрыгивай давай, — он кивнул на соседнее сиденье. Шмыгнув носом, Рин забралась в машину и пристегнулась.

— Домой не торопишься? Ну, вот и я тоже. Съездим в одно место, развеемся.

Поворот ключа, двигатель ожил и затарахтел. Прочихавшись через пару секунд, мотор наполнил салон ровным низким гудением. Из динамиков полилась какая-то старая песня из тех, что крутили на дискотеках прошлого, ещё довоенного времени. Владимир протянул девушке бутылку коньяка и многозначительно кивнул.

— Открывай, давай.

— Вы же за рулем.… Разве можно?..

— Кому не можно, тот и не пьёт, — хитро улыбнулся тот и тронулся с места.

— А если полиция остановит?

— А она своих не останавливает, поняла? Давай уже открывай.

Пока Рин возилась с хитроумной пробкой, они покинули парковку и выехали на центральную улицу. По встречной промчались еще несколько полицейских машин и грузовиков. Похоже, демонстрация вышла за рамки дозволенного.

— О, пора парням поработать… — проследив взглядом за сверкающим проблесковыми маячками экипажем, Владимир хмыкнул. — Ну, сейчас им точно не до нас. Давай.

Он взял у девушки наконец-то поддавшуюся бутылку и сделал мелкий глоток. Рин передёрнуло, до обоняния донёсся летучий, терпкий запах коньяка.

Да что ж такое? Не она ли хотела ещё двадцать минут назад утопить свою печаль в алкоголе? Какого ж тогда чёрта?

— Похоже, тебе сейчас несладко приходится, — утершись рукавом, заметил Владимир. Рин отстраненно посмотрела в окно — мимо пролетали витрины магазинов и люди, ещё недавно с безразличием проходившие мимо неё. Девушка вздохнула.

— Хочешь приложиться, не стесняйся. Но и ты тогда Кире не говори, идёт? Будет наш маленький секрет. Что до меня, я с такого пузырька не опьянею, не бойся. Не та школа, чтобы с четвертинки накрыло.

— Угу… — Рин нехотя взяла с подставки между сиденьями бутылку и стиснула её в ладонях. Янтарная жидкость плескалась о стенки, отбрасывая блики в свете вывесок и уличных фонарей. Она вспомнила ощущения от выпитого на поминках Рыжего. Обжигающая боль внутри, разливающийся по телу жар и лёгкое головокружение. Ничего такого, что могло бы ей помочь. Но вдруг этого было мало?

— Вообще-то я хотел тебе рассказать одну историю. Мою историю. Ну, так, развлечь немного, — он покосился на девушку и улыбнулся краем рта.

— Вашу?

— Вашу-машу, давай на «ты» уже, полгода знакомы! Я, знаешь ли, о тебе в чём-то знаю даже больше, чем ты сама! Объём твоих органов, например, или кое-какие размеры.

Рин потупила взгляд. В груди шевельнулось ощущение неловкости — Марков был не самым лучшим собеседником, но он был прав. А главное, бесхитростный инженер был с ней честен.

— Ладно, история, короче. Ты это, не выветривай аромат, либо пей, либо закрывай.

Встрепенувшись, девушка кивнула и, помедлив, прижала горлышко к пересохшим губам. От первого же глотка у неё перехватило дыхание, Рин закашлялась и едва не расплескала коньяк по салону. Во рту всё горело и жгло, пищевод и желудок буквально вспыхнули жаром.

Прокашлявшись, она тяжело выдохнула.

— Крепкая штука, так что пей помаленьку. Так вот, жил-был когда-то мелкий пацан лет девяти, Вовкой звать. Как все пацаны, бегал с друзьями по свалкам играть, и по заброшенным домам ещё, а когда получалось, лазили на склад военной части, еду воровать. Тогда был жуткий голод, работы и у нормальных-то людей нет, а сиротам и того хуже было.

Рин удивленно повернулась к нему.

— Вы… то есть ты — сирота?

— Ага, он самый. Папку-то на войне убили, а мама заболела, когда брата моего рожала, ну и, в общем, не случилось у нас семейного счастья. Брата спасли, но в другой приют отдали. А я попал куда попал, в Светлодарский государственный приют. Короче, залезли мы как-то на склад, хоженой уже дорогой, я как самый мелкий, залез в хранилище через вентиляцию. Консервов-то набрал, а обратно когда полез, слышу — снаружи шум. Солдаты нас заметили в прошлый раз, ну или скотина завхоз пропажу нашёл, брали-то мы немало. В общем, пацанов половили и давай допрашивать, где ещё кто бегает.

Рин вздрогнула. В их приюте парни тоже убегали за прокормом, и даже некоторые девчонки с ними ходили, но больше для приключений, а не от голодухи. Кормили их, конечно, не по-царски, но и совсем уж голодать не приходилось. Правда, было это всего-то лет пять назад, когда и жизнь стала лучше, чем сразу после войны.

— Народ тогда злой был. Сейчас все просто обиженные ходят и угрюмые, а тогда — злые. Ни победы же в войне не было, ни поражения. Людей полегло — тьма, денег нет, болезни, голод, одни беды, короче. Ну кто-то из солдат и не сдержался… пристрелил старшего нашего. Там же, на месте. Я испугался… блин, да я там штаны обмочил на месте! И из трубы, конечно же, вывалился. Поймали меня, повели ко всем, — ну всё, думал, конец пришел Вовке. Тут же и прикопают, за заборчиком. На шум капитан их пришел, пьяный вдрызг и отбитый на всю голову, у него даже шрам на пол-лица был. Жутко он воров не любил, а детей тем более. Но остатки мозга ещё были. Сказал он тогда — хотите жить, вот вам задачка… и притащил нас на пустырь за частью. Там раньше стоянка техники была, а в войну её заминировали с воздуха. Ну, короче, говорит, кто до того вон танка дойдет и вернётся, тот домой уйдет. С консервами.

— И вы пошли?

— А что, был выбор? Пошли. Нас там четверо было. Я третьим шёл, сразу за Димкой и Пашком. Димка сразу же… кхм, в общем, подорвался он. Пашка каким-то чудом до танка добрался, залез, стал что-то кричать с него, материться. Ну и поскользнулся на броне, упал назад. Грохнуло, только ботинок его и взлетел. А я осторожно шёл, каждый шаг свой проверял. Туда-то дошел нормально, а обратно пошел с приключениями. На мину наступил. Чувствую — что-то под ногой щёлкнуло, я так и замер. А эти дебилы ржут стоят, мол, полетаешь сейчас, лётчиком станешь. Ублюдки. Короче присел я и давай у ноги землю откидывать, нашёл мину. У неё кнопочка такая сверху была, датчик контактный, ну я её пальцем прижал сбоку и ногу вытащил. Не знаю, правда, как я саму мину потом достал, маленькая она была, может с кулак размером, но, в общем, достал. Да так с этой миной потом и пошёл обратно.

— С миной в руках?.. — Рин покачала головой и снова потянулась за бутылочкой. Жар в груди прошёл, голова наполнилась тем самым чувством лёгкости, которого ей хотелось. Второй раз она сделала лишь мелкий глоток, как научил Марков. Одобрительно кивнув, тот продолжил.

— В общем, пришёл я к ним обратно с подарком, так сказать. Эти ржут, капитан матерится — нафига, мол, припёр, неси обратно. Куда её девать-то теперь. Ну а я сдуру и ляпнул, а давайте я её обезврежу. Ржали, по-моему, все. Даже я. И, кажется, снова обмочился. Капитан нож свой достал, — хороший такой нож, шведский. Там и отвёртка, и ножнички, и всё, что надо. Я потом купил себе такой. В общем, дал мне нож этот и говорит — обезвреживай, только близко не подходи, чтоб китель мне не забрызгало. А мина была пластиковая, противопехотная. Я, правда, не знал тогда ничего, но тут вот будто Бог наставил. Вытащил я нож и давай подковыривать крышку какую-то. Отковырял — там пружинки, проводки, всякого дерьма целая тьма. И схемка маленькая. Посмотрел я на неё, на пружинки эти, на палец свой посиневший — и давай схемку поддевать. В общем, сунул я этот нож под контакт датчика, прижал. Нож в мине остался, держал датчик, а палец мой не нужен оказался. Я и убрал его.