— Нет! — прервала его я. — Она пыталась выполнять свой долг, но Тереза видела, в каком она состоянии, и знала, что ты не понимаешь этого, потому что Жанетта притворялась перед тобой. И Тереза подумала, что если ты поймешь чувства Жанетты, то не потребуешь от нее выполнения обязанностей супруги, — я остановилась, чтобы перевести дыхание. — Лео, я понимаю, что Тереза поступила жестоко, очень жестоко, но Жанетта была ей как дочь. Если бы на месте Жанетты была моя Флора или моя Роза, я, наверное, поступила бы также. А Тереза даже не читала этот дневник, она не знала, что там, и не могла представить, как... — я запнулась, увидев пораженное лицо Лео.

— Лео, Жанетта приказала Терезе, чтобы та дала почитать этот дневник, твоей новой жене, — выговорила я.

— Ты его читала?

— Да, так захотела Жанетта. Лео схватился руками за голову.

— Чтобы моя новая жена тоже возненавидела меня, — с горечью сказал он.

— Лео, Жанетта вовсе не ненавидела тебя. Он затравленно взглянул на меня.

— Не лги. Ты же читала дневник.

— Она ненавидела твое тело — не тебя, — я взглянула ему в глаза.

— Можно ли отделить меня от моего тела? Если бы я только мог, но я не могу, — голос Лео все еще был полон горечи. — Значит, теперь ты знаешь, как я снова и снова навязывался женщине, которую корчило от моего малейшего прикосновения.

— Но ты же этого не знал — откуда тебе было знать? Монахини выучили ее притворяться.

— Эти святые обманщицы!

Теперь горечь в его голосе мешалась со злобой.

— Так вот почему ты не позволил Фрэнку принадлежать к ее церкви! — внезапно догадалась я.

— Разве? Или потому, что я хотел унизить ее — как утверждал Фрэнк? Теперь я и сам толком этого не знаю — может быть, он был и прав, — в голосе Лео звучало такое отчаяние, что я потянулась к нему рукой, но он по-прежнему не отводил взгляда от моих глаз. — Прочитав этот дневник, я почувствовал то же, что чувствую сейчас к тебе — любовь и ненависть, — моя рука опустилась. — История повторяется, Эми. Никто из нас не в силах избавиться от прошлого, не так ли?

— Да. Но можно взглянуть на него иначе, — тихо ответила я.

— Это невозможно, — встряхнул он головой. — Что ты сделала, то сделала, что чувствовала, то чувствовала...

— Я имею в виду не свое, а твое, и ее прошлое. Неужели для тебя нет разницы теперь, когда ты узнал, что она не оставляла тебе свой дневник для чтения?

— Как... это можно? — пробормотал Лео. — Когда она даже не... даже не позволила мне побывать на ее похоронах?

— Она тут ни при чем, это все из-за Фрэнка. На самом деле она хотела послать за тобой, пока не узнала, что ты прочитал дневник.

— Послать за мной?

Это прозвучало так, словно Лео, с трудом верил услышанному.

— Да, когда она поняла, что умирает, то хотела послать за тобой и попросить у тебя прощения.

— За свою... неверность? — заикаясь, спросил он.

— Нет, она никогда не позволяла себе неверности, даже больше, чем я, — я увидела, как перед ним складывается новый узор.

— Так за что же она хотела просить у меня прощения?

— За то, что обманула тебя, выходя за тебя замуж.

— Но... я же простил ей это.

— Она все еще чувствовала свою вину, — я знала, что я права, но здесь было и большее. — И еще она хотела просить прощения за то, что не могла любить тебя так, как жена должна любить мужа. — Лео, не спускал глаз с моего лица. Я тихо добавила: — Смею сказать, что еще она хотела поблагодарить тебя за то, что ты дал ее сыну имя, — но тут она узнала, что ты читал ее дневник, поэтому сказала Терезе, что нет мужчины, который простит такое, и не послала за тобой.

— Если только... если только собиралась.

— Но она, попыталась сделать другое, — быстро сказала я. — Вместо этого она передала послание мне, твоей второй жене.

— Могу я узнать, в чем заключается это послание? — медленно спросил Лео.

— Да. Я скажу тебе ее точные слова, — и я сказала слова, которые Тереза передала мне. — «Мадам, новая жена Леонида, пожалуйста, умоляю вас, дайте ему любовь, которой не могла дать я».

Глаза Лео закрылись, его затрясло от облегчения. Когда, он наконец успокоился, то взглянул на меня и печально сказал:

— Но и ты не можешь дать мне эту любовь.

— Лео, я могу дать ее тебе — но ты не хочешь ее взять. Я встала и ушла, оставив его наедине с воспоминаниями.

Я не видела Лео до полудня. Я была в детской с детьми, когда он пришел взглянуть на них. Флора и Роза, как обычно, подбежали к нему, и Флора подбежала к нему первой. Я увидела выражение лица Лео, когда он глядел на внучку своей первой жены. Наконец-то он примирился с Жанеттой. С ней, но не со мной. Его голос был официальным, когда он обратился ко мне, не отводя взгляда, от своих дочерей:

— Ты не возражаешь, если дочери поедут со мной на домашнюю ферму сегодня после обеда? Конечно, если у тебя на них нет других планов. Мне нужно повидать Арнотта, — Лео ушел, не добавив ни слова. Он любил меня, но не мог простить. Слеза капнула на розовую щечку Джеки — все было бесполезно.

Но все-таки теперь между нами установилось понимание. За ужином Лео разговаривал со мной — пусть только о погоде и детях, но мы разговаривали. Когда слуги оставили нас наедине с десертом и Лео начал чистить свой обычный апельсин, я заметила, что он посматривает на меня.

— Я попытаюсь, Эми, — сказал он тихо. — Я попытаюсь проявить благоразумие и разобраться с прошлым, — он выглядел таким несчастным, что я не могла найти слов, а только проглотила слезы.

Доев апельсин, Лео встал и открыл передо мной дверь.

— Я буду пить кофе здесь, внизу, — сказал он. — Не жди меня, потому что потом я надолго уйду гулять с Неллой. Доброй ночи.

Пробормотав что-то в ответ, я вышла мимо Лео в коридор и услышала, как дверь сзади захлопнулась за мной.

Сомнение, подозрение, обида — все было написано на его лице, но я знала, что под ними скрывалась любовь.

В последующие недели мне казалось, что я хожу по яичной скорлупе. Мне нужно было выразить Лео свою любовь, но, тем не менее, не следовало быть слишком навязчивой. Я ждала, пока он сделает первые шаги, хотя это было трудно, потому что в прошлом я всегда сама шла ему навстречу. Очень медленно, но Лео все же делал их — приглашение в кабинет, обсуждение каких-то дел имения с ним и мистером Селби, предложение мне с Джеки, тоже поехать на домашнюю ферму, когда он брал с собой девочек, просьба о разрешении попить кофе у меня в гостиной, совместная прогулка по розовому парку.

Как-то вечером я гуляла с ним по парку и, смущаясь, как девчонка, рассказала ему о своих мечтах — о другом прошлом, нашем совместном прошлом. Лео молча выслушал меня, а затем покачал головой:

— Нет, Эми, — подняв лицо вверх, он взглянул вдаль, на легкие облака, набегающие на нарождающийся месяц. — Ты гадаешь, мечтал ли я тоже, как и ты? Но ведь прошлое не изменишь, особенно наше с тобой прошлое. Каким я был, таким и был, я никогда не вручил бы себя женщине.

— Если только она не была в отчаянном положении.

— Да. Это была единственная возможность. Признавая это, мне легче глядеть в лицо последствиям. Я пытаюсь, Эми, пытаюсь, — впереди нас запел соловей, мы оба пошли на эту дивную песню, и пришли к золотистой розе, моей розе. Первые бутоны уже раскрылись, и я нагнулась над ними, чтобы вдохнуть их тонкий лимонный запах. Лео сказал за моей спиной: — Я подарил тебе золотую розу, но символ любви и страсти — красная роза, — тихим голосом он стал цитировать: — «Если ты хочешь красную розу, тебе нужно создать ее из музыки и лунного света, а затем пропитать собственной кровью». Есть лунный свет и соловьиная песня, но их мало. Я должен научиться давать тебе и тот, последний подарок, — его рука, прикоснулась к моей, но не успела я ответить, как она опустилась и погладила золотистую голову Неллы. — Идем, Нелла, пора возвращаться.

Мы вошли в дом, а затем поднялись наверх, каждый в свою спальню. Бабушка Битере была права — все было бы гораздо легче, если бы мы делили комнату и постель. Но каким Лео был, таким он и был. Для него не было ничего легкого с тех пор, как он прочитал дневник Жанетты — или даже с тех пор, как появился на свет. На нем было клеймо, как и на мне, поэтому я понимала его. А пока я одиноко лежала в постели, меня тянуло заключить его в объятия, но я сознавала, что сейчас он прав — ему нужно самому разобраться с прошлым.