— Действительно, обняла, — удивился Лео. — Ты знала, что я собираюсь делать, и все-таки протянула ко мне руки. Знаешь, если бы не это, я не решился бы взять тебя. Когда я бросил тебя на кровать, ты выглядела такой перепуганной, что я уже почти решил оставить тебя, но тут... — его голос сорвался, но снова набрал силу. — Ты протянула ко мне руки, а я взял тебя как шлюху, — в голосе Лео прозвучало горькое презрение к себе.

— Нет, не так! — воскликнула я. — Это было не так, потому что... — мой голос сорвался, — потому что ты любишь меня.

— Но я не доверяю тебе, — тихо сказал Лео.

— Я же сказала, что никогда не изменяла тебе. Я сказала тебе правду.

— Я знаю, мой рассудок верит тебе, но сердце говорит, что меня предали. Да, я люблю тебя, но хотел бы не любить, — я не отвечала. — Иногда, — продолжил он, — мне даже хотелось бы вернуться во Францию. Вдали отсюда мне не нужно думать, потому что нет причины ни для мыслей, ни для чувств, потому что нет будущего. От них нельзя избавиться, если есть надежда на будущее. Единственный способ справиться с этим — жить текущим днем, часом, минутой — и не думать. Теперь, когда война кончилась и я снова здесь, рядом с тобой, я не могу перестать думать и чувствовать. Я знаю, что глупо испытывать подобные чувства, но ничего не могу поделать с этим. Каждый раз, глядя на тебя, я разрываюсь между любовью и ненавистью.

Он осторожно разжал пальцы, и я убрала свою руку.

— Эми, ты сказала, что хочешь, чтобы я обходился с тобой как муж — не знаю, смогу ли я. Я не могу руководствоваться похотью, но и любовью тоже. — Я не могла произнести ни слова. Лео ласково сказал: — Прости, Эми, но так уж я устроен.

— Я люблю тебя, — прошептала я наконец.

— Знаю, Эми, знаю, — в голосе Лео слышалась глубокая усталость. — Ты усердно старалась. Ты возобновила свою супружескую клятву, ты даже поехала во Францию, спасать умирающего Зверя. Ты ошиблась, ты все время ошибалась насчет этого. Я не добрый Зверь, влюбленный в Красавицу, заставивший ответить ее взаимностью — а когда это случилось, освободившийся от наложенного на него заклятия.

— Это моя вина, — признала я. — Потому что здесь был другой прекрасный принц, и он уходил на войну...

— Не осуждай себя, — покачал головой Лео, вставая. — Урон был причинен задолго до того, как ты родилась. Теперь я это понял. Другая женщина наложила на меня заклятие. Нет, не заклятие — будем называть вещи своими именами. Проклятие. Жизнь — не волшебная сказка, Эми, смертной женщине не под силу снять это проклятие, даже тебе. Здесь не может быть счастливого конца, — с этими словами он оставил меня.

Я потерпела поражение. Жанетта наложила на Лео проклятие. Она сделала это неумышленно, а позже, когда поняла подлинную суть этого проклятия, послала Терезу просить, чтобы я сняла его — но я потерпела поражение.

Утром я обнаружила, что во второй раз потерпела поражение. На моей ночной рубашке оказалась кровь — пришли месячные. Даже его семя не прижилось во мне.

Лео рано пришел в детскую, пока я еще была там. Мы немного побыли вместе с детьми, затем он уложил Джеки в кроватку и встал. Я сама собиралась уходить, но теперь медлила, выжидая, предложит он мне пойти с ним на завтрак или предпочтет держаться от меня подальше. Оглянувшись, Лео спросил:

— Ты идешь вниз, Эми? Пора завтракать, — только тогда я вскочила с места.

— Ты неважно себя чувствуешь? — спросил он за дверью. — Ты очень бледна.

Я взглянула на него и сказала:

— Утром у меня пришли месячные... в полную силу, значит, я точно не... точно не... — на его лице появилось облегчение. — Разве ты не хочешь еще одного ребенка? — прошептала я.

Лео коротко ответил:

— Нет, — взглянув на меня, он добавил: — В воскресенье ты сказала мне, что тоже его не хочешь.

— Да. Только я подумала... подумала... что если у меня... у нас... — я запнулась и замолчала.

— Дети должны появляться ради себя самих, — мягко сказал Лео. — Их нельзя ждать ради перемирия между теми, кто зачал их, — я сознавала, что он прав, но все-таки надеялась.

Он ни слова не сказал за завтраком, а когда я вышла вслед за ним из утренней комнаты, сразу же прошел через холл в библиотеку и плотно закрыл за собой дверь. Я поднялась в свою гостиную и попыталась сосредоточиться на шитье, но закрытая дверь не выходила у меня из головы.

«Дайте ему любовь, которой не могла дать я». Я представила, как Жанетта с бледным, искаженным лицом лежит на постели и говорит свое последнее отчаянное послание. Мне. Но я потерпела поражение, и теперь осталась только дверь библиотеки, закрытая передо мной.

Закрытая, как всегда, потому что библиотека была комнатой Лео, куда я заходила только с его разрешения или по приглашению. Затем я вздрогнула и выпрямилась, потому, что то же самое было и с Жанеттой. Лео приглашал ее посидеть там, когда она поселилась в Истоне. Однако она постоянно искала повод для отказа, а Лео, не прекращал приглашать ее. Он знал, что сама она никогда не войдет туда — и все-таки обнаружил ее дневник на своем письменном столе. Тереза, видимо, не знала, что Жанетта по своей воле никогда не заходит в библиотеку, а если и знала, то не придала этому значения. Ей нужно было оставить дневник там, где Лео точно прочитал бы его — подумав, что дневник намеренно оставили ему для чтения.

Мое сердце застучало, как молот, — какой же глупой я была все время! Я считала, что Лео прочитал дневник, открыв его своевольно, как письмо Фрэнка — но письмо он прочитал, потому что не доверял мне. С дневником Жанетты было совсем другое дело. Даже то, что дневник, обычно запиравшийся на замок, на этот раз был отперт, наводило на мысль, что он был оставлен специально для прочтения. И оставлен не Терезой, а Жанеттой, его женой.

Кусочки цветного стекла в калейдоскопе прошлого сложились в новый, жуткий узор. Для Лео было ужасным узнать об отвращении Жанетты, но думать, что она захотела, чтобы он прочитал это! Ох, Лео, мой Лео! Я скорчилась на стуле, содрогаясь от боли, которую должен был почувствовать он. Таким образом, Жанетта обошлась с ним еще хуже, она наложила на него проклятие, о котором он говорил прошлой ночью. Проклятие, слишком тяжкое, чтобы его могла снять я, проклятие, которое мог бы снять только один человек — она сама. Даже если бы Лео позволил мне дать ему ту любовь, которой не могла дать она, этого было бы еще мало. Ему нужно было узнать, что Жанетта не оставляла ему дневник для чтения. Но, сверх всего, ему нужно было узнать о ее просьбе. Тереза вернулась во Францию, поэтому рассказать ему все могла только я.

Я спустилась вниз и постучалась в эту закрытую дверь. Лео выглядел очень недовольным, увидев меня.

— Лео, можно кое-что сказать тебе? Это важно.

Он нехотя указал мне на кресло. Я собралась с духом и заговорила:

— В феврале, когда ты еще был в армии, у меня была посетительница из Франции — мадам Бальсан.

Лео замер, и по его лицу я увидела, что он уже знает об этом. Какой же я была дурой, — конечно, кто-нибудь упомянул ему об этом, ведь Тереза жила здесь раньше, многие, наверное, узнали ее. Я на мгновение замолчала, ожидая, что он признает это.

— Тиме сказал мне, что она была здесь, — медленно выговорил Лео. — Я подумал, что она привезла тебе прощальный подарок от Фрэнсиса.

Я была даже хуже, чем дура. Конечно, именно это Лео и должен был подумать, а последние недели усугубили его подозрения.

— Нет, — покачала я головой. — То, что она привезла мне, было не от него, а от его матери — французской графини.

Теперь Лео сидел совсем неподвижно, я даже не слышала его дыхания. Я не знала, как начать, но Лео помог мне:

— Могу я... узнать... что это такое?

— Это ее дневник.

— Ее дневник! — он передернулся, как испуганный конь.

— Лео, это Тереза положила тебе дневник на стол, — быстро сказала я. — Жанетта даже не догадывалась об этом, она только перед смертью узнала, что ты прочитал его.

— Что?! — пораженно воскликнул Лео. — Но я думал… я был уверен...