Вместе мы уговорили Флору выпить стакан воды, а затем она заснула беспокойным сном. Я откинулась на стуле, чтобы разогнуть болевшую спину. Вдруг Флора громко закричала, а я уставилась на нее в ужасе — ее тело выгнулось дутой, а глаза выкатились из-под век.

— Флора! Флора! — она задыхалась. Все ее лицо исказилось, руки и ноги задергались. Лео согнулся над Флорой, удерживая их, чтобы она не поранилась о металлическую ограду кроватки.

Наконец приступ закончился, и Флора впала в оцепенение, все ее тело обмякло. Ее дыхание, медленно возвращалось к нормальному, но глаза оставались закрытыми. Когда Лео разогнулся, я затряслась в плаче:

— Флора! Флора!

Рука Лео легла мне на плечо.

— Эми, успокойся. Истерика тут не поможет, — его рука сжала мое плечо, поддерживая меня, пока я заставляла себя успокоиться.

— Ты прав, — сказала я. — Я больше не буду вести себя так глупо, — я выпрямилась и села, не сводя глаз с кроватки — наблюдала, ждала.

К вечеру все тело Флоры покрылось красными пятнами. Только ее лицо выглядело бледной маской. Доктор Маттеус заходил дважды, его лицо было могильно-мрачным. Лео показал мне, как измерять ее температуру, и я заставляла свои руки не дрожать, глядя, как она растет — 39, 39.5, 40... Когда доктор осматривал ее горло, я увидела, что язык моей бедной Флоры покрыт толстым белым налетом. Было видно, что Флора не понимает, где находится, и никого не узнает.

— Эми, у нее горячка, — осторожно сказал Лео, — но при таком заражении в этом нет ничего необычного. Продолжай разговаривать с ней — может быть, она подсознательно почувствует, что ты рядом.

Появилась миссис Чандлер — это Лео послал за ней. Она в это время помогала при родах, но сосед вызвал ее. Лео сказал, что я должна лечь отдыхать в смежной комнате. Я не хотела уходить, но он заставил:

— Ты не поможешь ей тем, что растеряешь свои силы. Грэйс позовет тебя, если... — он не закончил фразу.

За дверью на столике меня ждала еда. Я качнула головой, отказываясь, но Лео настоял:

— Ты должна поесть, Эми.

Мы сели вместе, поели супа и цыплячьего пюре, незаметно проскользнувшего в мое горло. Лео закрыл дверь в соседнюю комнату, но мои уши ловили каждый звук за ней. Я словно чувствовала нить, связывающую меня с Флорой. Я не должна была выпускать эту нить, или Флора умрет.

— Мне нужно, чтобы дверь была открыта, — сказала я. Лео помедлил, но выполнил мою просьбу.

Когда со стола убрали, Клара принесла горячей воды, чтобы я могла умыться.

— Я оставлю тебя, Эми, — Лео встал. Я едва заметила, что он ушел — все мое внимание было обращено к Флоре.

Я заснула, но даже во сне Флора была со мной. Проснувшись ночью, я проскользнула в смежную дверь. Миссис Чандлер склонилась над моей дочерью, ее руки двигались аккуратно и бережно, успокаивая Флору. В слабом свете затененной лампы я разглядывала лицо своей дочки. Ей было лучше? Нет, ей было хуже. Я чувствовала, что ей хуже.

— Она держится, моя леди, — прошептала сзади меня миссис Чандлер. Но это было все. Выпрямившись, я увидела темный силуэт, скорчившийся на стуле в углу комнаты, рука в лубке давила ему на грудь. Миссис Чандлер встревоженно взглянула на меня.

— Ему нужно спать — но он не уходит. Я подошла к нему и ласково сказала:

— Ты должен идти спать, Лео.

— Слишком далеко, — пробормотал он.

— Тогда идем ко мне, — я протянула Лео руку и повела за собой в смежную комнату. Пружины соседней кровати протестующе взвизгнули под его весом. Я легла на свою кровать и сосредоточила мысли на Флоре, чтобы даже во сне поддерживать ее.

Наступило утро. Я отослала миссис Чандлер в спальню и продолжила свое бдение. Флора, моя красавица Флора — она вздрагивала и металась, а я вытирала ее горящий лоб и заставляла пить больше воды. Она даже не узнавала меня. Доктор Маттеус показал мне, как протирать рот Флоры глицериновой микстурой, а Лео научил меня еще и промывать ее горло.

— Флора, позволь, я это сделаю, — я обернулась к Лео. — Ей это не нравится.

— Ее горло, нужно поддерживать чистым, Эми. Флора, хорошая девочка, открой рот.

Когда я закончила очистку, Лео сказал:

— А теперь нам нужно посадить ее на горшок. Флора хныкала и вырывалась, было трудно удерживать ее там, но наконец, мы получили то, что хотели.

— Я сам посмотрю, что там, — Лео поднес горшок к лампе. — Кажется, признаков белка нет.

Я не поняла, что это означает, но по интонации догадалась, что новости хорошие, и мысленно вознесла благодарственную молитву.

Доктор Маттеус зашел к нам перед утренним обходом. Я держала Флору, пока он осматривал ее горло и заглядывал в ее уши.

— Никаких признаков улучшения?

— Нет.

— Если ее суставы начнут опухать, зовите меня немедленно. Вы должны следить и измерять, сколько воды она пьет и выделяет, — он обернулся к Лео и что-то сказал, понизив голос. Я не расслышала его слов. Я не хотела их слышать. — К обеду я зайду еще раз, леди Ворминстер.

Лео вернулся к кроватке.

— Эми, если Флора не будет принимать пищу сама, доктор Маттеус велел использовать трубку. Попытайся уговорить ее выпить немного молока. Тебя она послушается.

— Она не узнает меня.

— Узнает.

Я поднесла чашку с молоком к ее губам.

— Флора, выпей немножко. Глотай, Флора, глотай, — медленно, с трудом, она проглотила молоко.

Я измерила ее температуру — 40.5 — затем промыла ее рот и горло. Утешала, успокаивала, ласкала. Снова измерила температуру — 41.

Дважды в день Элен присылала известия о Розе: «Все хорошо». Я возносила благодарственные молитвы за Розу и всем сердцем молила Господа помочь ее сестре. Лео пытался уговорить меня выйти погулять, но я не пошла. Я не хотела разрывать тонкую нить, связывающую меня и Флору. Сейчас она была не толще паутинки, но все еще держалась.

— Скажите, что ей нужен свежий воздух, — сказал он доктору Маттеусу.

— Я не оставлю Флору, — сказала я, даже не оглянувшись.

— Не заставляйте ее, Ворминстер, — тихо сказал доктор Маттеус. — Она никогда не простит вам, если...

Еще день, еще ночь. Борись, Флора, борись, моя милая девочка — борись. И она боролась.

Все мое внимание было сосредоточено на Флоре, но каждый раз, когда я поднимала голову и оглядывалась, то видела замершую фигуру Лео, сгорбившегося на стуле.

Мы с Лео поели в спальне за смежной дверью. Затем он сходил вниз, чтобы помахать Розе в окно со двора.

— С Розой все хорошо, Эми.

— Спасибо. Сходи на прогулку с Неллой, подыши свежим воздухом, — но я знала, что Лео, не пойдет, так же, как и я.

Ночью Лео лежал на соседней кровати, а я дремала, вскакивая с постели всякий раз, услышав стон или хныканье Флоры, и усаживаясь рядом с миссис Чандлер.

— Флора, я здесь. Я здесь, с тобой.

Тишина была еще хуже — если я просыпалась от тишины, страх сжимал мое сердце, и я бегом вбегала в дверь. Миссис Чандлер осторожно уговаривала меня:

— Моя леди, не мучайте себя. Если понадобится, я позову вас, — и я заставляла себя уйти и снова лечь спать.

Тихий голос спрашивал меня с соседней постели:

— Как она?

— Без изменений.

Страх ледяной рукой держал мое сердце, но я отбрасывала его прочь. Страх истончал нить, поддерживающую жизнь моей дочери, — а она и так уже была натянута до предела.

На четвертый день после обеда я измерила температуру Флоры — и она оказалась ниже на полградуса. Не поверив своим глазам, я показала градусник Лео и поняла по его лицу, что разглядела шкалу правильно. Радуясь, как дети, мы сказали об этом доктору Маттеусу, но его лицо по-прежнему осталось мрачным:

— Возможно, но нужно еще подождать и посмотреть. Миссис Чандлер, придя на ночное дежурство, сказала:

— Кажется, ей немного полегче, моя леди.

Однако было еще рано надеяться. Этой ночью я спала крепче и проснулась в первый раз, когда было уже далеко за полночь. Я побежала в соседнюю комнату и прислушалась к дыханию Флоры — оно было спокойнее, ровнее.