Доктор спросил меня: «Вы знакомы с капралом Ворминстером?», и я ответил: «Он — мой отец». Я впервые назвал его отцом с тех пор, как умерла маман, и даже с более ранних времен — я всегда скрывал это родство, если мог. Когда доктор пришел в себя от удивления, то рассказал мне, какой мой отец стойкий парень — их сержант был убит две недели назад, и доктор сказал, что не справился бы с вывозом раненых, если бы не старик. Я хотел пожать старику руку на прощание, но, когда я вышел оттуда, команда санитаров уже ушла.

Фрэнк ненадолго замолчал.

— Знаешь, — наконец добавил он, — если бы старик хотел просто надеть военную форму, то мог бы выпросить канцелярскую работу в Лондоне, связей у него достаточно. Но он выбрал тяжелый путь. Вот мы с ним и засели в этом богомерзком секторе, оба по уши в грязи. И это я подтолкнул его на такое — хотя, видит Бог, у меня и в мыслях не было отправить его на передовую, — он запнулся на мгновение и тихо добавил: — Знаешь, я не хотел рассказывать тебе это — не потому, что он меня просил, а потому, что мне не хотелось, чтобы ты восхищалась им. Но потом подумал — почему бы ей не восхищаться им? И рассказал.

Я ничего не сказала — я не могла говорить. Фрэнк тоже замолчал. Вдруг его глаза сузились:

— Тебе не пришло в голову, Эми, что Аннабел собирается развестись со мной, — он запнулся и осторожно добавил, — а старика может разорвать на куски в любую минуту?

— Нет!

— Подумай, Эми, ведь и тебе свойственна человеческая слабость. Эта мысль должна была появиться у тебя.

— Нет! — мой голос упал до шепота, когда я упрекнула его: — Ты же сказал... ты же сказал, что восхищаешься им.

— Да, но это не мешает мне желать, чтобы он никогда не женился на тебе. — Фрэнк снова замолчал, а когда наконец заговорил, его голос звучал добродушно. — Вытри глаза, и пойдем, посмотрим, как дети принимают ванну. Мне хотелось бы посидеть перед огнем в теплой детской, глядя, как плещутся в воде их крепкие, гладкие тельца. В конце концов, я сражаюсь за них — за их будущее. Конечно, не за свое же. Идем.

Подойдя ко мне, Фрэнк взял меня за руки и притянул к себе. Затем он сжал мои холодные пальцы своими, теплыми и сильными, и отпустил меня.

— Не будем давать повода для пересудов слуг? Теперь идем.

Мы сидели в теплой детской и слушали болтовню Флоры, пока Роза плескалась в ванной. Затем я унесла Розу в другую комнату, а Элен стала купать Флору. Когда Роза заснула у моей груди, я услышала голос Фрэнка сквозь прикрытую дверь детской спальни — он читал своей дочери сказку на ночь.

Когда Флора закуталась в одеяло, Фрэнк поцеловал ее на ночь, и мы вышли в коридор.

— Я вернусь в город и постараюсь урвать, несколько дней для охоты перед возвращением в армию, — сказал он мне. — До свидания, Эми, — его голос стал ласковым, — моя золотая девочка, та, что могла бы быть моей.

Мы спустились в холл и молча подождали, пока не подадут лошадь Фрэнка. Когда послышался стук ее копыт, Фрэнк нагнулся и по французскому обычаю поцеловал мне руку.

— Аи revoir, милочка. Не стой на ступеньках, простудишься.

Мистер Тимс закрыл за ним дверь, а я вернулась в свою гостиную и подошла прямо к Клитии. Фрэнк уехал. Через неделю он снова вернется во Францию, к опасностям войны — а я, казалось, все еще слышала его голос: «Я люблю тебя, Эми, и буду любить всегда». Но, стоя перед картиной, я слышала и другой голос, заикающийся, нерешительный: «Эми, я никогда не видел твоих волос распущенными — может быть, ты покажешь их мне сейчас?» Моя рука все еще пылала от теплоты поцелуя Фрэнка, но я словно бы чувствовала и то легчайшее прикосновение к моим волосам, напоминающее мне о другом мужчине, тоже любившем меня — и он тоже был в опасности. Мой муж. А затем в моей памяти всплыли другие слова Фрэнка: «Тебе не пришло в голову, Эми...»

Я снова вскрикнула: «Нет!» Но голос не замолкал: «И тебе свойственна человеческая слабость. Эта мысль должна была появиться у тебя».

Была ли она? Была ли у меня эта мысль — хотя бы на мгновение? Пол раскачивался и плыл под моими ногами. Была ли? Была ли? Я глядела на Клитию, но та не могла подсказать мне ответ, ведь она никогда не была замужем. Отвернувшись от нее, я выбежала из комнаты и спустилась в холл. Потянув дверь за ручку, я бросилась в библиотеку. На мгновение мне показалось, что Лео сидит за письменным столом, затем я погрузилась в его кресло, мои ноги дрожали. В этот миг я поняла, поняла, что за жизнь с любимым человеком, ценой была бы смерть моего мужа, и эта цена была слишком высока. Я скорчилась в кресле Лео, всхлипывая от облегчения, а слова Фрэнка снова ушли в грязь, к которой они принадлежали.

Вытерев глаза, я вышла в холл, к портрету у подножия лестницы — Артура, шестого графа Ворминстерского. Я посмотрела на высокий, крутой лоб, надменную переносицу и сурово сжатые губы, а затем сказала, глядя прямо ему в глаза:

— Ваш сын отважный человек. Вы должны гордиться им.

Вернувшись в свою гостиную, я почувствовала, что тоже горжусь Лео. У него не было необходимости уходить в армию, а тем более — на линию фронта, к смертельной опасности, но он пошел. Однако, при всей гордости, я не переставала огорчаться, и была недовольна собой — мне следовало бы догадаться об этом. Лео был не худосочным художником, он был сильным, крепким мужчиной. Возраст не препятствовал службе во Франции, ведь дядя Альф был старше Лео, но служил на передовой и был там не единственным. Мне следовало бы догадаться по письмам, написанным карандашом — такой скрупулезный человек, как Лео, ни за что не стал бы писать карандашом, если бы был выбор. Затем я слегка подосадовала и на Лео. Почему бы ему не сообщить мне правду вместо того, чтобы вводить в заблуждение?

«Я теперь остановился в одном из крупнейших базовых госпиталей Франции!» Но, возможно, тогда он еще не знал, чем будет заниматься? Нет, уверена, что знал, просто он предпочел написать мне о том, что было правдой на короткое время, а затем вводить в заблуждение.

Едва мистер Селби переступил порог кабинета имения, я потребовала с него ответ:

— Вы знали, что Лео, на фронте?

— Мне известно, что лорд Ворминстер сейчас служит в полевом санитарном пункте, — не глядя мне в глаза, ответил он.

— Лорд Квинхэм рассказал мне об этом вчера. Он сказал, что Лео под Ипром.

— Я не был осведомлен о точном месте его службы, — вздрогнул мистер Селби.

— Ипр — очень опасное место.

— Да, верно. Но, по-моему, персонал RAMC не подвергается такому же риску, как люди пехотных подразделений.

— Почему вы не сказали мне? — взглянула я на него.

— Лорд Ворминстер, выразил пожелание, чтобы я этого не делал. Он не хотел волновать вас, — не успела я открыть рот, как он поспешно продолжил: — Леди Ворминстер, я пришел посоветоваться с вами о письме, которое получил от Бедворта — одного из арендаторов под Пеннингсом, я уверен, вы его помните. Он очень встревожен распоряжением о вспашке. Он пишет, что пытается получить освобождение от службы для сына, потому что тот нужен, как пахарь, но у них не хватает лошадей и погода задерживает, поэтому он боится, что не сможет выполнить распоряжение, а если сына заберут в армию, это будет вообще невозможно.

— Мистер Селби, — сказала я, — напишите мистеру Бедворту, что он наверняка получит для сына освобождение от службы, если тот будет работать на механическом плуге.

— Но нам на домашней ферме не требуются работники на механические плуги, — удивленно взглянул на меня мистер Селби.

— Мы отправимся в Пеннингс к владельцу парка сельскохозяйственных машин и купим у него оба механических плуга — он ведь все равно бросает дело, — вдруг я догадалась: — Там не хватает рабочих, да? Мастер и водитель, кажется, уже в возрасте.

— Да, вы совершенно правы. И мастер, и водитель старше призывного возраста, но там не хватает запасного водителя и повара.

— Мы можем попросить жен фермеров позволить работникам есть с их стола, а Батти Вильямс и Джудит помогут управиться с техникой. Можно нанять мальчика, чтобы помогал с углем и водой, а мы оплатим все расходы, как делали в Истоне, чтобы возместить дополнительную работу.