Всё верно, кладбище – конечная. Автобус высадил единственного оставшегося в нём пассажира – меня и, резко развернувшись, покатил назад. Похоже, кладбище уже давно никто не посещал. Оно было огорожено металлическим забором. Столбы, выложенные из кирпича, держали распахнутые ворота. Сторожевой домик пустовал много лет: внутри зарос травой и кустарниками. Окна выбиты. Крыша частью обвалилась. М-да. Я проник за ограду.

Кладбищенская тишина не нарушалась тут много лет. Берегли её и деревья, притом огромные, большинство могил заросло ими. Кладбище больше было похоже на продолжение леса, но я понимал, что выросшие у могил деревья, не были дикими, а их когда-то посадили тут заботливые родственники. Много клёнов, берёз, осин, так же немало тополей. Сосны и ели. Даже рябина. Всё вперемешку. Деревья, которые любили при жизни покойники, если они об этом, конечно, говорили, их родные тут и насадили, но за ними не ухаживали. И те, почувствовав свободу, прилично разрослись.

Справа, метрах в тридцати от меня, в глубине кладбища я увидел большой каменный мемориал. Мне показалось издалека, что он был посвящён памяти жертвам Великой Отечественной Войны, и решил осмотреть его уже по уходу, так как посчитал, что он не представляет пока особого интереса. Лучше начать с обычных надгробий.

Я принялся гулять среди могил. Покосившиеся памятники над ними, большинство из которых – металлические стелы, с красной звездой на конце, встречали меня на каждом шагу. Похожие на уменьшенную копию мемориала Вашингтона в столице США. Звезда на них так и оставалось красной, только уже от ржавчины. На ближайших могилах год, в котором умерли похороненные здесь люди: 1986. Я двинулся дальше. Встречались даты и более ранние: 1974, 1980, 1975. Самая древняя могила, попавшаяся мне на пути, показывала дату смерти аж 1954. Но умерших позже 1986 года я пока не находил. За деревьями показался просвет. Я двинулся к нему и, потеряв бдительность, чуть было не свалился с обрыва. Кладбище находилось на берегу озера! Но не просто на берегу, а на приличной высоте над водой. Ужас! Овраг был настолько крутой и так резко обрывал территорию, что у меня перехватило дыхание. Смотря с него вниз, мне казалось, что пространство вокруг расслаивается. Кошмарное зрелище. До воды метров десять. Падать отсюда будет больно. Не хотелось бы сорваться. Высокий берег сильно размыло. Я зацепился за ближайшую сосну и глянул вниз в овраг. Почему-то думал увидеть там выпирающие из земли гробы. Ведь если овраг постоянно размывается, то неудивительно будет, если вода постепенно доберётся до захоронений. Но гробов не увидел. И на том спасибо! Так себе зрелище, когда с осыпающегося оврага в воду сваливаются гробы и уплывают вдаль. Я тут же выкинул из головы эту картину. Кое-где в овраге тоже росли деревья. Где-то я слышал такую теорию, что овраги специально засаживают деревьями, чтобы те своими корнями не давали ему разрушаться дальше. Но тут берег ещё и сражался с подступающей водой. Поможет ли?

Я отошел от края и продолжил рассматривать могилы.

– «Если бы в городе было второе кладбище, старушка бы об этом точно сказала, – стал успокаивать себя я. – Но здесь только старые могилы. Если оно одно единственное, то приводящее в ужас предположение Вани оказывалось правдивым: жители действительно своих покойников растворяли в стене!»

Я даже представил это. Похоронная церемония, затем прощание с покойником – последнее целование, а после его отправляют в стену вместе с гробом. В голове даже нарисовалась схема некоего механизма на колёсиках, похожего на конвейер с лентой, на который ставился гроб, а затем включалась лента, и он катился к стене. Вместе с лежащими на нём цветами. Жуть! Но у этого города было право придумывать свои ритуалы. Они существуют, например, у моряков, которые хоронят своих усопших в море. Почему у местных не может быть подобного? Что в этом такого? Для города, потерявшегося в пространстве, это вполне возможно. Люди отрезаны от мира, и при этом продолжают как-то выживать. У них могут возникнуть свои ритуалы.

Дата последнего захоронения оставалась прежней – 1986 год, несмотря на то, что я уже облазил почти всё кладбище. На этом решил успокоиться. Ни одной новой могилы! Значит, точно ритуал! Может даже, я однажды его увижу. Хотя и растворяющегося на моих глазах старика пока было достаточно.

У самых ворот я несколько помялся, но всё же решил осмотреть тот мемориал и, развернувшись, поплёлся к нему. Подойдя ближе, я обомлел. Нет, он не был посвящён жертвам ВОВ, как мне показалось вначале. Какой кошмар! Передо мной предстали десять бетонных плит, высотой метра в два каждая, стоящих вертикально рядом полукругом, и обрамляющих тем самым сзади некий постамент в центре: на конце толстой металлической ножки возвышался шар, опоясанный двумя кольцами из тонких труб. Кольца шли по общей орбите, одно за другим. Одно шире другого. Конструкция напоминала Сатурн с его кольцами, но истинное его значение я понять пока не мог. Мне даже показалось, что это известный советский символ атома. Но нет, в нём тогда кое-чего не хватало. В символе атома было три кольца движения электронов, и вращались они по разным орбитам. А тут орбита одна. Это успокаивало, значит, в городе произошла не радиационная катастрофа. Но во всей этой конструкции постамент итак не пугал. Пугало здесь другое. На трёх центральных плитах сверху располагалась надпись из небольших металлических букв: «Жертвам аварии 1986 года». И всё. Больше никаких пояснений. А все десять плит были в два столбца, сверху донизу забиты фамилиями с инициалами. Несколько сотен фамилий, выгравированных в камне. И плиты какие-то странные. Не облагороженные. Будто их просто принесли сюда из взорвавшегося бетонного здания и, не обтесав по краям, только лишь поставили вертикально, а потом зубилом выбивали фамилии. Меня обуял жгучий страх, я принялся бегло читать надписи. Здесь встречались не только русские фамилии, но и явно немецкие, английские, американские, французские и даже китайские. Что здесь, чёрт возьми, произошло?!

Я обошёл мемориал сзади и ужаснулся ещё сильней. С обратной стороны бетонные плиты так же были забиты сверху донизу фамилиями. Да тут их больше тысячи в общем! Мгновенно поняв, что количество фамилий совсем не соответствует количеству надгробий с датой смерти 1986, найденных мной на этом маленьком кладбище, я впал в транс. Ваня гений! Трупы погибших, в таком случае, точно отправили в стену! Больше некуда… Я попятился назад, упал, поднялся и побежал, стараясь как можно скорее покинуть жуткое кладбище.

– «Итак, 1986 год. – Я сидел в автобусе и погрузился в размышления. Ждать его пришлось минут двадцать, а стоять у кладбища я не мог, боялся. Дошёл пешком до следующей остановки и ожидал транспорт уже там. Ваню пока решил не беспокоить, пусть спит. – И надпись на мемориале, и даты последних захоронений, всё указывало на то, что страшное событие произошло в этом городе аж в 1986 году. Значит, жители здесь заперты уже больше тридцати лет?! Прилично! Как они тут с ума не сошли? Или привыкли? Ко всему ли можно привыкнуть? За тридцать лет сменилось поколение, родились дети и даже выросли. Но ни один человек пределы города так и не покинул. Или покинул? А как же машины, выезжающие из стены и уходящие в стену? Это оставалось неясным», – думал и думал я.

Я доехал до города, добежал до остановки, самой ближайшей к моему дому и стал ждать трамвая. Только именно трамвайной остановки я тут так и не обнаружил. А как мне хотелось первый раз войти в него как бы в замедленном времени, смакуя каждое движение. Но такого, к сожалению, проделать не посчастливилось. Трамвай не затормозил, пришлось запрыгивать в него на ходу. Вперёд! Только теперь уже в другую сторону.

Мягкие красные кресла внутри и всего с десяток пассажиров. Отлично. Жители тут определенно ходят на работу. Распорядок дня, как мне показалось, у них такой же, как и у всех нормальных людей. Значит, они уже на работе, поэтому транспорт полупустой. Проехал через два моста, смотря вниз на воду. Оба моста находились на коротком расстоянии друг до друга. Первый мост упирался в крохотный островок в виде пологого бугорка, выпирающего из воды, дорога метров пятьдесят шла по нему, а дальше сразу же начинался второй мост, ведущий уже на большой остров. Захватывающе, ничего не сказать.