-Это не то. Ну не могу я вот так...
-А как по-твоему надо?
Ох. да как же объяснить-то?! Ведь не расскажешь про идею с похищением, про родной мир и про то, что сердце сжимается от одной мысли о будущем. Опять придется врать и выкручиваться.
-Ну хотя бы влюбиться сначала. По-настоящему. Так, чтобы наверняка.., - единственное, что пришло в голову вот так вот с наскока.
-Влюбишься и пойдешь за любого, - заявила Мелани, небрежно смахнув со лба черную прядь. - Думаешь, те бедняжки, кого мужья колотят, не по любви замуж шли? Они летели, никого и нечего не слушали. А когда протрезвели от любви своей, вот тогда и наплакались, и нажалелись, и обратно бы к маме ушли, только кто ж их возьмет. На холодную голову и видно лучше.
-Угу, совсем недавно уже разговаривала на эту тему. Меня убедили, что понадобятся годы.
Мелани глубоко вздохнула. Улыбчивая женщина средних лет, впечатляющих форм и истинно южного характера почти всегда могла найти нужные слова. То ли работа с капризными клиентами научила, то ли три дочки, одна из которых на выдане, а вторая только-только зубки коренные отрастила - но сейчас, глядя на понурившуюся принцессу, она почему-то молчала. Да и зачем ей что-то говорить, подумалось Авроре, ведь никому не нравится разгребать проблемы вобщем-то абсолютно чужого и ненужного человека, своих дел хватает. Да и помочь в её ситуации портниха не сможет.
-Мелани, я пойду, - решительно поднялась с пуфа девушка. - Ты извини меня пожалуйста за беспокойство, и за платье тоже...
-Ну-ка сядь, - Мелани опустилась на низкий подиум напротив девушки и прищурила ярко-голубые глаза. - Ты видела моего мужа, Аврора?
Принцесса остановилась и, поколебавшись секундочку, вернулась:
-Конечно видела, я же у него сапоги шью.
Арун, лучший мастер на улице кожевенников, славился ловкими руками и честной ценой. Увидев его изуродованное лицо. Аврора решила, что мастер очень и очень немолод, а позже с удивлением узнала, что ему нет и пятидесяти лет. Открыто смотреть на него, не меняясь в лице и не отводя глаз, она, к своему стыду, научилась нескоро.
-Послушай меня, девочка, - продолжила Мелани, с грустной и чуть-чуть мечтательной улыбкой глядя в окно. Солнце косыми лучами пересекло её лицо и руки. - Я была совсем молоденькой, когда началась Десятая война. Все наши мужчины ушли, оставив на баб хозяйство, скот и непаханные поля. Война затянулась на несколько лет, затянули и пояса. Я помогала матери как могла, смотрела за младшими, домом и двором, работала в поле и порой задыхалась от отчаяния. Мечтала, чтоб отец вернулся целым и невредимым как уходил.
И вот. наконец, подписали перемирие, и мужики потянулись к домам. Как же мы радовались отцу! Так радовались, что не сразу поняли, о чем он нам толкует. Нашим соседом в те годы был башмачник, человек уже старый и для войны ненужный. Вместо него со двора забрали другого - подмастерье, что жил и работал прямо в мастерской. Тогда мне казалось, что он уже взрослый. На целых пять лет меня старше! За праздничным ужином в честь возвращения отец рассказал нам, что в бою этот юноша спас ему жизнь, приняв на себя удар меча, и едва оправился от ран, поплатившись за свою храбрость. Уже по дороге домой парень с горечью признался, что хотел свататься ко мне. Отец, не забыв, чем ему обязан, тут же при всех пообещал, что выдаст меня за него.
Утром жених пришел на смотрины. Я его встретила у порога, глянула разок и впервые в жизни упала в обморок. Он и раньше-то красавцем не был. а уж со свежими шрамами... Меня быстро привели в нужную форму - воды в колодце хоть отбавляй - и поставили перед ним снова. И вот он передо мной топчется, руки опустил, глаза не знает куда деть. Соседи к нашему забору сбежались, шепчутся, перемигиваются. А отец соловьем поет, как он его от смерти спас, какой он герой и какое в дом счастье пришло. Как только ушел жених, мама в слезы. Не отдам, доченька, не бойся! Где же это видано, чтоб такую красавицу такому уроду! А я в семнадцать лет тростиночка была, тоненькая, справная. Отец кулаком по столу ударил, на нас с мамой зыркнул да как рявкнет:
-Кабы не он. красоту свою в поле вместо зерна сеяли бы!
Сыграли мы свадьбу, башмачник на радостях весь второй этаж в своем доме отдал. Ох и наревелась я в первую ночь, пока мужа в спальне ждала. А он пришел, дверь за собой закрыл, посмотрел на меня зареванную и говорит:
-Неволить тебя не стану. Отец твой клятву давал, что за меня тебя выдаст, я его слово отменить не могу. Ложись спать, не бойся.
И ушел в другую комнату.
Так мы и зажили. Он сапоги весь день шьет, я хозяйничаю, сапожник не нарадуется, что люди вокруг. Я привыкла, обжилась, весь дом по-своему построила. Старик во мне души не чаял, с детства привечал, а с мужем мы и вовсе подружились. Я же его раньше и не замечала, у него свои дела делались, у меня - свои игры игрались. Да и не больно-то он разговорчивый был, на гулянья не бегал, разве что по праздникам, с девками не баловался, работал и работал. Даже улыбался редко. Пройдешь на улице мимо такого и не вспомнишь, какой и был. А пожила с ним под одной крышей и оказалось, что характер у него мягкий, нрав спокойный, вина в рот не берет, уживчивый да уступчивый, голос никогда не повысит. Я за войну привыкла и за бабу и за мужика работать, а как замуж вышла, столько времени появилось, прямо не знаю, куда себя деть. Он ведь и свою работу сделает, и мне поможет. Вот я и стала младших своих обшивать. А потом подруги замужние ко мне потянулись с заказами, особенно у кого дети. Я не отказывалась, нравится мне это дело, а они знакомым работу мою нахвалили, и пошли ко мне люди. Муж на это дело посмотрел, с хозяином поговорил и открыл мастерскую.
Много времени мы душа в душу прожили, а соседи все не успокоятся. Только на базар приду - все бабки в ряду причитать начинают: “Бедненькая, молоденькая...”, "Да зачем же тебя...”, "Измучил, изверг...”, "И детки не получаются...”. Парни-ровесники гусями вокруг ходят: “Только подмигни, уж мы уважим...”. А откуда детю взяться, если он на меня надышаться не может, вечером зайдет, когда уже спать должна, по голове как ребенка погладит и к себе уходит?
Пришла я как-то с базара злая на всех на свете, ужин приготовила, все дела сделала и сижу в спальне, жду его. Он, как обычно, зашел ко мне вечером, а я ему и говорю: "Одна больше спать не буду, и не уговаривай!”.
Ох, как я утром была благодарна соседкам! Почти двадцать лет прошло, трое детей у нас, а я все нарадоваться на него не могу. А ты хочу-не хочу...
-Не всем так везет, - вздохнула притихшая Аврора. - Сколько твоих подруг счастливы?
-Мало.
-Вот и я о том же...
В мастерской стало как-то по-особенному уютно. Даже уходить не хотелось. Но уже надо.
-Ты о другом подумай, - вдруг напомнила о себе Мелани другим, серьезным и даже жестким тоном: - Девушка ты решительная, власть тебе по вкусу пришлась, но почему-то не сломала, не переделала. Смотрю на тебя второй год - ничего не меняется, как была душа на распашку, так и осталась. Людей жалеешь, нос не задираешь, честная сверх всякой меры. А знатные и богатые таких не любят. Связи тебе нужны, да такие, чтоб всем рты позакрывали. А без мужика, который за тебя и в огонь и в воду пойдет, ничего у тебя не выйдет. Съедят и не заметят. Гнез давно не донимал?
-Слишком давно. Уже и сама дергаюсь - что задумал?
-В городе его хорошо знают, - Мелани поморщилась, машинально вытерев руки о подол. - Он как бульдог - что схватил, то не выпустит. А ты ему ещё и хвост прищемила. Так что жди ответа.
-Думаешь, если я выйду замуж, он от меня отстанет?
-Нет. но у тебя появится человек, способный дать ему в глаз. И не говори мне про своих генералов, они против него щенки вислоухие. Да и без мерзавца этого тварей хватает. Взять хоть... как бишь его... Базуан что ли? За какие такие заслуги этот тип во дворец вхож, я не знаю - не того поля ягоды мы - но наемники по его заказу едва ли не в каждой приграничной деревне “королевских дочек” искали и за косы во дворец волокли. Видела бы ты этих бедняжек, когда их ко мне за платьем готовым привозили! Губы дрожат, волосы неделями нечесанные, одна даже с синяком под глазом была.
