— Уже пришел в себя? — услышал он над собой голос.

Борис приоткрыл один глаз и сквозь мутную пелену увидел Рустама.

— Пить, — прохрипел он.

Рустам принес ему большую пол-литровую кружку воды, которую Борис всю с наслаждением выпил. Голова его закружилась, и его едва не вырвало. Поборов подступающую тошноту, Борис спросил:

— Ты как здесь, фратер?

— Привел вчера тебя домой, — ухмыляясь, сказал Рустам.

— Мм-г, — понимающе, пробурчал Борис.

— Как ты себя чувствуешь? — спросил его Рустам.

— Жутко болит голова, — признался Борис. — Я вчера, наверное, дал жару.

— Да, это точно, — согласился Рустам. — Ты вчера был красавец. Ну, потерпи, сейчас тебе станет полегче.

С этими словами Рустам достал из маленького черного кофра шприц и флакон с какой-то бесцветной жидкостью.

— Что это? — спросил Борис, с подозрением скосив глаза на его приготовления.

— Не бойся, — улыбнулся Рустам, — хуже тебе не будет. Этот изобретенный мной коктейль живо приведет тебя в чувство. Испробовано на себе.

— Наркомана из меня хочешь сделать, — сказал Борис.

— Из алкоголика делать наркомана бессмысленно, — сказал Рустам. — Состав весьма безобидный: глюкоза, витаминчики, ну, и еще кое-что. Тебе пойдет на пользу.

Действительно: через десять минут после укола Борис стал себя чувствовать если не хорошо, то, по крайней мере, сносно. Когда к нему вернулась способность более или менее соображать, он попробовал восстановить в памяти события вчерашнего вечера. В памяти мутными пятнами всплывали чьи-то лица, какие-то дешевые бары, кажется, он пил коньяк, потом разменял его на пиво, потом с кем-то пил водку, потом опять пиво. Но вспомнить — с кем он пил и где, Борису не удалось.

— Ну, и как я вчера — не очень? — осторожно спросил он Рустама.

— Ты что, ничего не помнишь? — спросил его Рустам.

Борис отрицательно покачал головой.

— Не удивительно, — сказал Рустам. — Когда я тебя нашел, ты был уже залит по самые брови.

— Нашел? — спросил Борис.

— Ну, да, — сказал Рустам. — Вчера вечером, когда я был на работе, мне в отделение позвонил комиссар и попросил меня забрать тебя из танц-клуба, намекнув мне, что ты, мягко говоря, не в себе.

— Из танц-клуба? — спросил Борис. — Что я там делал?

— Как ты мне сказал — собирал материал о значении акселерации в духовной деградации юного поколения, — терпеливо разъяснил Рустам. — Когда я туда пришел, ты доставал бармена тем, что просил его приготовить “Кровавую Мэри” — это в безалкогольном-то баре. Судя по твоему виду, ты до этого уже начитался Петрова-Водкина. Как минимум — два тома. Я еще удивился, как ты меня узнал: глаза у тебя были остекленевшие.

— А потом? — спросил Борис.

Он чувствовал, что его вчерашние похождения на этом не закончились.

— Потом, с большим трудом мне удалось затащить тебя в кафе, где не подают спиртного и заставить тебя выпить две чашки кофе. Мы с полчаса там посидели, и ты стал трезветь. Но тут тебя будто черт дернул: тебе немедленно приспичило со мной выпить, и ты потащил меня к Роджеру. И тут-то все и началось.

Борис предположил, что сейчас ему расскажут нечто новое — и он не ошибся.

— Сначала ты пожелал угостить всех сидящих в баре, — сказал Рустам. — Ты это сделал три раза. Роджер пытался тебя остановить, но ты сказал ему, что он чертов капиталист, и, если он не хочет тебя обслуживать, то ты пойдешь тратить свои деньги в другой бар. Ты поглощал спиртное лошадиными дозами, и тебя невозможно было остановить. Вдобавок ты требовал, чтобы каждый пил с тобой наравне. При этом ты нес всякую пьяную банальщину и, что называется, порол чушь..

— И что же я говорил? — спросил Борис, из-за всех сил стараясь сохранить невозмутимое лицо.

— Начал ты с того, что все женщины стервы и сучьи дочери, — стал перечислять Рустам. — Не могу сказать, что ты кого-нибудь поразил новизной этого заявления. Правда, на свое счастье, ты тут же сделал маленькую оговорку: все женщины стервы, кроме наших матерей. Иначе темпераментный Альварес мог бы начистить тебе физиономию. Латиносы, что касается их сыновних чувств, крайне чувствительны.

Борис почувствовал, что краснеет.

— В баре сидели два немца, ну, эти самые, что повсюду ходят за Девилсоном, так ты принялся их задирать. Заказал себе кружку пива и, как заправский бюргер, стал размахивать ею и горланить “Deutschland, Deutschland uber alles”. Но после первого куплета ты запутался в словах и замолчал. Я подумал, что ты, наконец, устал, но ты заулыбался как китайский болванчик и тут же стал напевать “Deutschen Soldaten und die Offiziere”.

Борис невольно ухмыльнулся.

— Похоже, они поняли издевку. Причем, тот второй из них, похожий на гориллу захотел тебя поучить хорошим манерам. Я думал, он тебя убьет: на ногах ты еле держался. Не знаю, что ты сделал, но когда он на тебя замахнулся, его как будто током отбросило в другой конец зала. Это было красиво: он потом еле поднялся. Какой-то приемчик из кун-фу? — спросил Рустам.

— Угу, — промычал Борис, кивая головой, — из айкидо.

Он понятия не имел, каким способом завалил здоровяка Сигмунда, но разочаровывать Рустама Борис не хотел.

— Бедняге Фридриху тоже досталось, — продолжил Рустам.

— Я что, и с ним дрался? — округлил глаза Борис.

— Хуже, — сказал Рустам. — Тебя понесло. Ты заставил выслушивать его весь тот бред, который пришел в твою пьяную голову. То ты начал твердить, что ты ангел, сошедший на землю, дабы спасти мир и человечество от огромной напасти, для чего ты должен выпить все мировые запасы алкоголя. И так как этого зелья на земле очень много, тебе нужен собутыльник, то бишь соратник.

— Чего только не нагородишь спьяну, — несколько смущаясь, сказал Борис.

— Причем ты каждую минуту тыкал Фридриха пальцем в грудь и спрашивал его: “Ты мне веришь?” А потом ты стал божиться, что в душе ты тоже потомок Моисея и хочешь жить по десяти заповедям, чтобы после твоей смерти тебя похоронили под горой Нево. Мало того, что ты сам был пьян как парнокопытное всеядное млекопитающее, но и парня ты накачал основательно. Вот и спрашивается, фратер, какого черта, ты вчера так нарезался? Вселенская скорбь?

Борис отрицательно покачал головой.

— Ну, значит, женщина, — сделал заключение Рустам. — Это из-за Ники? С ней вроде будет все в порядке: я разговаривал с Девилсоном — он подтвердил, что ее состояние не внушает опасений. Судя по всему, она в порядке.

— Более чем, — мрачно сказал Борис.

— Что ты имеешь в виду? — спросил Рустам.

Борис молча включил телевизор и вставил в видеопроигрыватель диск с записью. На экране появилась Ника. Лицо ее было бледным, отчего ее синие глаза казались еще больше. Камера находилась прямо перед ней: Ника лежала на больничной кровати, ее тонкие руки безвольно покоились поверх одеяла.

— Здравствуй, Борис, — сказала Ника. — Я знаю, что ты за меня переживаешь, поэтому я хочу тебя успокоить и сказать: со мной все будет в порядке. Мое физическое состояние удовлетворительное и врачи здесь все делают для моего полнейшего выздоровления.

Ника говорила, но ее лицо не отображало никаких эмоций, оставаясь безмятежно спокойным. Голос был бесцветным, глаза равнодушными. А ее бледность еще больше усиливала ее сходство с экспонатом музея восковых фигур.

— Это послание я отправляю тебе для того, чтобы сказать, что наши отношения не могут продолжаться дальше. Мы слишком разные люди, чтобы быть вместе. Разница в возрасте — это еще одна причина, по которой мы должны разойтись. Согласись: если бы не наше знакомство, я бы не попала в такую ситуацию, которая угрожала моей жизни, и не оказалась бы здесь.

Борис в четвертый раз смотрел эту запись, и его не оставляло чувство нереальности происходящего. Это походило на какую-то чудовищную мистификацию.

— Мы провели вместе немало приятных минут, но наши отношения не имели будущего, — продолжала она. — Ты сам это понимаешь.

Борис смотрел на экран телевизора и в очередной раз не мог себе поверить. Ника — это была его Ника, и вместе с тем это была не она. На некогда живом и милом лице — безжизненная маска, слепок с настоящей Ники.