— Теплое, как моча, — прокомментировал собрат-журналист отхлебывая из своего бокала.

Разочаровывать Борис его не стал. Что бы еще такого пожелать, подумал он. И тут ему в голову пришла удачная мысль.

— Слушай, Роджер, — обратился Борис к бармену, — ты недавно говорил, что у тебя испортилось большое количество мороженной курятины.

— Совершенно точно, — мрачно сказал Роджер, — двести килограммов псу под хвост.

— А с чего ты решил, что она испортилась? — спросил его Борис.

— Она воняла сероводородом или чем-то еще.

— Если курица пахнет сероводородом, значит, она порченная? — спросил Борис.

— А чем должна пахнуть испорченная курица: “Шанелью”? — съерничал Роджер.

— Я не знаю, — сказал Борис. — Но это не повод выкидывать двести килограммов курятины.

— А я ее не выкидывал, — сказал Роджер. — Морозильник починили. Она там и лежит. Может быть, продам кому-нибудь на корм собакам.

— Слушай, — Борис изобразил на лице крайнее простодушие, — может быть, она и не испортилась.

— Что ты хочешь сказать? — Роджер обратил на Бориса злой подозрительный взгляд.

— Ну, я где-то читал, — сказал Борис, — что если курятину переморозить, то она в правду начинает попахивать. Но если ее до конца разморозить, например в микроволновке, то она приобретает нормальный запах и вкус.

— Ты что: меня за дурака держишь, фратер? — спросил Роджер.

— Ничуть, — Борис из-за всех сил старался быть невозмутимым. — Просто я хочу сказать, что курятина, которую ты посчитал испорченной, вполне может быть пригодной для употребления в пищу.

Роджер по-прежнему сверлил Бориса подозревающим взглядом.

— Сегодня ведь не первое апреля? — спросил он Фридриха.

— Насколько я знаю: нет, — ответил тот.

— Ладно, фратер, — Роджер свирепо зыркнул на приятеля. — Но учти: если это шутка, то очень плохая.

И он скрылся за дверью позади стойки.

Теперь надо представить двести килограмм хорошей мороженной курятины, подумал Борис. Хорошо бы еще знать, как она выглядит. Интересно, почему эти способности открылись только сейчас, — продолжал размышлять он. Ведь не для того же чтобы охлаждать пиво и спасать Роджера припасы. Знать бы еще, как использовать эти способности, а то сдуру можно черт знает чего нагородить. Если жизнь ангела не застрахована от ошибок, то стоит ли менять шило на мыло?

Из кухни появился торжествующий Роджер. В руке как боевое знамя он держал сырую куриную ляжку.

— Ты оказался прав, фратер! — заорал он. — Абсолютно нормальное мясо!

Физиономия его сияла.

— С меня ужин и выпивка, — объявил Роджер. — И не спорь. Ты мне сэкономил кучу франков.

— Я и не спорю, — вяло отозвался Борис.

— Фридрих, ты как свидетель тоже в числе приглашенных, — сказал Изаксону Роджер. — Надеюсь, курица — это кошерная птица. К тому же ее убили электротоком на птицефабрике. Она даже крякнуть не успела.

— Роджер, курицы кудахчут, а не крякают, — тут же поправил его Борис.

— Да ладно тебе, — сказал Роджер. — Фридрих меня понял. Как вы относитесь к хорошей выпивке и жареному цыпленку на закуску?

— Премного вами благодарен, — церемонно отозвался журналист. — Я не являюсь ортодоксом нашей веры, и, как китаец, потребляю в пищу почти все то, что создал на наше благо господь. Читоб я так был здоров.

— Вот и славно, — сказал Роджер. — Завтра вечером я вас жду. Хотя вы и так каждый вечер здесь, старые пьянчуги.

— Ну, насчет “старых” ты хватил, — сказал ему Борис.

— Насчет “пьянчуг” тоже, — добавил Изаксон.

— Ладно, ладно, — сказал Роджер. — Можно подумать передо мной воспитанницы института благородных девиц. Кстати, о девицах. Ты будешь с дамой? — спросил он Бориса.

Не успел Борис ответить, как его окликнули.

— Борис Ласаль?!

Борис повернулся. Перед ним стоял парень: белые джинсы, белая майка, ослепительно белая рубашка с закатанными рукавами, бронзовый загар, сам он высокий, широкоплечий, стройный, отлично скроенный. Как показалось Борису, вылитый Антонио Бандерас. Нет, не тот седой как лунь морщинистый дядька, король Лир, каким его знают сегодня, а тот красавчик, каким он был лет тридцать-сорок назад — “тринадцатый воин”. На вид ему лет двадцать, не больше. Лорна от таких молодцов просто балдеет. Парень стоял, бесцеремонно разглядывал Бориса, а в его взгляде читалась плохо скрытая агрессия. У Бориса он моментально вызвал острое чувство неприязни.

— Чем обязан, молодой человек? — спросил он его.

Парень продолжал смотреть на Бориса все так же презрительно вызывающе. Борис ответил ему спокойным взглядом, в котором, по его мнению, должно читаться превосходство мудрого, еще сильного Акелы перед щенком-однолетком, решившим вдруг показать клыки. Пикировка взглядов продолжалась около минуты. Наконец, парень заговорил.

— Седина в козлячую бороду, Ласаль, похотливый бес в ребро. Ты слишком старый для нее.

Борис покосился на Роджера. Тот ухмылялся: “Кто там у нас не старый?”. Изаксон с любопытством смотрел на начинающуюся разворачиваться баталию: “Чито у вас тут интересного происходит?”

— Ты о чем это, парень? — спросил парня Борис.

— Оставь Нику в покое, — пояснил красавчик. — Эта девушка не для тебя.

Очевидно, парень ждал, что его соперник тут же ринется в бой, но вместо этого Борис, изобразив удивление, спросил:

— А ты кто?

— Я?! — опешил красавчик. — Я — Эрик!

— Эрик? — недоумение на лице Бориса казалось вполне натуральным.

— Да, Эрик! — рявкнул красавчик. — Жених Ники.

— А-а, — разочарованно протянул Борис. — Эрик.

Я-то думал, что это “Ого-го”, говорил его вид, а это всего лишь “Тьфу ты, на ты”. Ничего не говоря, он повернулся к Эрику спиной. Борис знал, что делает. По совести говоря, надо было поговорить с парнем, так сказать, выяснить отношения, поставить точки над “и”. Но ему очень хотелось подразнить этого самоуверенного болванчика. А просчитать его реакцию было не так сложно. Самым большим оскорблением для такого типа было вообще не обращать на него внимания.

— Так на чем мы остановились? — спросил Борис Роджера.

За его спиной раздалось сердитое сопение. Очевидно, Эрик уже рыл копытом землю.

— Фридрих, — обратился Борис к своему собрату журналисту, — вы вроде-бы хотели рассказать анекдот.

— Анекдот? — не понял журналист.

— Ну да, — Борис выразительно посмотрел на Изаксона. — Анекдот.

— А, ну, да. Конечно, — поддержал Бориса Изаксон. — Так вот:

За спиной Бориса сердитое сопение перешло в сдавленное рычание.

— Приходить Абрам к раввину и говорит…

Досказать анекдот Изаксон не успел. Его глаза были направлены куда-то назад, за спину Бориса. Борис резко повернулся и увидел летящий ему в голову кулак разъяренного псевдовикинга. Поднырнув под удар, он успел отскочить в сторону и приготовился к обороне. Роджер хотел вмешаться в конфликт, но Борис бросил на него выразительный взгляд: не лезь — сам справлюсь.

— Мебель мне не поломай, — проворчал Роджер. — Платить будешь из своего кармана.

Эрик оказался очень резвым парнем, видимо, он где-то нахватался навыкам рукопашного боя, так что, если бы не слепящая его ярость, Борису пришлось бы туго. Он успел увернуться от сильного хука слева, когда пропустил мощный удар в солнечное сплетение. Казалось, что он столкнулся с локомотивом. Дыхание у него перехватило, и если бы не его умение держать удары, то Борис бы сейчас лежал на полу. Видя, что его удар достиг цели, Эрик с удвоенной энергией кинулся на своего противника. Борис переводил дыхание, уходил то влево, то вправо и понемногу приходил в себя. Японцы вовсю щелкали затворами фотоаппаратов. Наконец, продемонстрировав обманный хук справа, Борис заставил Эрика открыться, и со всей силой, на которую был способен нанес мощный оглушающий удар в лоб. В глазах Эрика потемнело, он пошатнулся, руки его опустились. Борис подскочил к нему и одним движением сдернул рубашку с его плеч на запястья, тем самым лишив своего противника возможности поднять руки, а затем хлесткими ударами стал наносить звонкие пощечины.