Отец Ваарлам помолчал немного, потом сказал:

Фамилия его действительно Христопрадатис. Появился он в городе примерно в то же время, когда здесь стали строить Институт. Все его считают полным психом, но это не совсем так. Он конечно пьющий, если не сказать больше. Но не это главное. Два года назад он стал предрекать всяческие события, в основном заимствованные из Нового завета. Так это же хорошо, — сказал Борис. — Старик нагонит немного страху на горожан, глядишь, в твоей пастве случится пополнение. Тебе это только на руку. Может быть, — согласился отец Ваарлам. — Но дело не в этом: похоже, его предсказания начинают сбываться. Что ты имеешь в виду? — строго спросил его Борис.

Отец Ваарлам оценивающе посмотрел на него, затем продолжил.

— Тебе как человеку светскому мои рассуждения могут показаться полным бредом, но мне — человеку верующему, священнослужителю — события последних лет видятся в ином свете.

Ну, вот — началось, — подумал Борис. — Я всегда знал, что люди, пришедшие к вере после каких-то жизненных коллизий, немного не в себе. Почему-то их вера всегда граничит с каким-то оголтелым, непримиримым фанатизмом. Видел я верующих — бывших наркоманов — самые невыносимые люди, которых я встречал. С виду такие кроткие: елейные улыбочки, слащавые речи, но если они видят, что ты им не поддаешься — такая лютая злоба в глазах появляется — невольно оторопь берет. Любовью к ближнему там и не пахнет. Вот и Валерка насиделся в инвалидном кресле и сейчас байки начнет травить о судном дне и конце света.

— Ну и что предрекает твой христопродавец: никак конец света? — иронично спросил он отца Ваарлама.

— Пришествие антихриста на землю, — серьезно ответил Ваарлам.

Ни много, ни мало, — усмехнулся Борис. — И конечно это знаменательное событие должно произойти в нашем Орбинске? Оно уже произошло, только немногие это понимают, — сказал отец Ваарлам. — Ты Новый завет когда-нибудь читал? — спросил он Бориса. Случалось, — ответил Борис. “И даны ему были уста, говорящие гордо и богохульно, и дана ему власть действовать сорок два месяца. И творит великие знамения…и чудесами, которые дано ему было творить пред зверем, он обольщает живущих на земле…” — процитировал отец Ваарлам. — Тебе это ничего не напоминает?

Борис мысленно прикинул: распад республики, правление совета ООН… Намек был ясен.

— Ну, святой отец, это же скучно, — разочарованно протянул Борис. — Неужели церкви не надоело быть тормозом прогресса. В Институте занимаются научными изысканиями, это мне доподлинно известно. Если бы вы мне сказали, что мистер Девилсон заведует лабораторией по производству какого-нибудь нового наркотика или крадет у бедных психов внутренние органы для трансплантации морально разлагающимся нуворишам — я бы это понял. Но религиозные мотивы должны быть подкреплены, чем-то более весомым, чем цитаты из Нового завета. Да и вообще, надо признать, что все изменения, произошедшие за последнее время, были в лучшую сторону. Исчезла безработица. Равно как и очереди за колбасой и туалетной бумагой. Или обилие колбасы — это происки дьявола? — иронично осведомился Борис. — Войны нет, никто не стреляет. Чего еще надо? Или обязательно должен быть внешний враг?

— Да, в Орбинске никто не стреляет, никто не распространяет наркотики и вообще, преступность упала практически до ноля.

— Так что же вас не устраивает? — спросил Борис.

— А тебе известно, что в Орбинске самая высокая смертность из-за неоказания первой помощи при несчастных случаях. Подростка сбивает машина, но никто из его друзей не пытается ему помочь. Никто даже не вызвал скорую помощь. Все просто стояли и смотрели. Парень захлебнулся собственной кровью, достаточно было перевернуть его на живот, и он бы остался жив.

— Ну, может, они были в шоке, — предположил Борис.

— Можно было подумать и так, если бы это был единичный случай. Годовалая девочка тонет в бассейне на глазах у старшей сестры, которая спокойно продолжает смотреть телевизор. Семидесятилетняя бабушка задыхается в приступе астмы, когда ее пятнадцатилетнему внуку достаточно было принести из соседней комнаты ингалятор.

— И о чем это говорит? — спросил Борис.

— О том, что Девилсон, пользуясь своей программой коррекции личности, делает из детей равнодушных болванчиков. И это самое страшное. “Не бойтесь убийц и предателей — бойтесь равнодушных: ибо с их молчаливого согласия совершаются убийства и предательства”. Девилсон — антихрист, и он готовит пришествие зверя на землю. А дети — послушное орудие в его руках.

— А может он просто сумасшедший параноик, лелеющий старую идею о мировом господстве? История знала немало таких примеров.

— Ты слышал такое имя — Уильям Оккам? — спросил отец Ваарлам.

— Ну, как же: Оккам, Уильям — английский философ и церковно-политический деятель. Известен как автор философского принципа, позже названного “бритвой Оккама”. Ага, кажется, я понял, к чему ты клонишь.

— Ну, тогда ты помнишь, что гласит этот принцип?

— Приблизительно: если есть ряд причин, объясняющих происхождение какого-нибудь явления, то истинной из них будет простейшая. И что из этого следует? Ты хочешь сказать, что все странности, происходящие в Орбинске, объясняются той простейшей причиной, что в городе появился антихрист по имени Девилсон.

— В народе говорят о каком-то странном свечении на территории Института, какие-то истории о городских вампирах, оборотнях, мои прихожане жалуются на ночные кошмары, — заметил Ваарлам.

— На территории Института действует контрольно-пропускной режим, что и вызывает нездоровое любопытство, наш народ всегда чем-то недоволен. А кошмары… Повышенное давление в пожилом возрасте может вызвать неприятные сновидения. Мне интересно, чем я могу быть полезен: в церковных делах я полный профан, и экзорсит из меня паршивый. Если статейку какую накатать, то это пожалуйста, но чтобы кого-то обвинять, нужны более веские доказательства, чем фантазии полоумного грека. Так чем могу?

Ваарлам с сомнением посмотрел на Бориса.

— Я бы и сам хотел знать, какую помощь от тебя можно ждать. Вот Христя возлагает на тебя большие надежды.

— А это кто? — удивился Борис. В голове его промелькнул растиражированный образ румяношекой хохлушки, с длинной русой косой и подносом в руках, на котором красуется солидный шмат сала и запотевшая бутылка с горилкой.

— Фамилия Христопрадатис как-то не прижилась среди прихожан и они зовут его просто — Христя, — улыбнулся Ваарлам, кивнув на старика расположившегося под тенью каштана на послеобеденную фиесту.

— Если он считает Девилсона антихристом, то меня никак не иначе, как архангелом Михаилом, — пошутил Борис.

— Почти угадал, он действительно считает тебя ангелом, — ответил отец Ваарлам, — серым ангелом.

Борис вопросительно посмотрел на священника, думая, что тот так шутит, но отец Ваарлам был сама серьезность.

— Серый — это в смысле чуть испачканный? — спросил Борис.

— Нет, серый — это между белым и черным, — ответил отец Ваарлам. — Есть одна легенда. На заре возникновения традиций христианства существовало предание об серых ангелах, оставшихся нейтральными в час небесной битвы между верными войнами бога и его врагами. Они остались равнодушными, и с их молчаливого согласия силы зла чуть не одержал победу. Ныне они дожидаются приговора на страшном суде.

— Но ангелы — это же где-то там, на небе. Это и сумасшедший должен понимать, — возразил Борис.

— Бытует поверье, что некоторые из них живут среди людей. Сегодня им дан второй шанс: сделать свой выбор и искупить свой грех, — пояснил отец Ваарлам.

— Вот так штука, — сказал Борис. — Даже во время второй мировой войны существовали страны, которые оставались нейтральными, и это не считалось позором. Хорош бог, который в добровольно-принудительном порядке заставляет играть за свою команду. Будешь играть за черных — попадешь в ад, не будешь играть вообще — тоже попадешь в ад. Играй за белых и на обед получишь сладкое. Но я не ангел, ты то это понимаешь?