Обезображенное тело лорд-канцлера обнаружили под вечер. Самого Тибальда искали после этого недолго. Ему хватило двух часов, чтобы прийти в себя и осознать истинную причину самоубийства Изабеллы. Проклятый слух, который изводил Тибальда целую неделю, будто Изабелла его мать, оказался правдой. Дальше вопрос стоял нехитрый: прыгнуть из караульной башни или броситься на меч.

***

На улицах творилось черти что. Торговцы закрывали лавки. Ремесленники бросали неоконченной работу. Толпы собрались на площадях и слушали как самозваные пророки завывающими голосами предрекали смерть всему живому. Огонь с небес, чума и крысы, демоны из преисподней — каждый из пророков рисовал конец всему живому в меру собственной фантазии и красноречия, но в одном сходились все без исключения: пророчество Мальтуса Безумного сбылось.

Три дня колокола звонили беспрерывно по всему Эолу. Три дня все ждали, что наступит тьма. Целые семьи покидали свои дома. Целые деревни пустели в одночасье. Бежали на Восток, на Запад. В гавани и в горы. Куда угодно, только бы бежать куда-то. И наоборот: весь сброд, который прятался до этого в лесах, — убийцы, воры, беглые преступники, раскольники, головорезы — вся шваль и падаль со всего Эола стала стекаться в города.

И началось. Средь бела дня забирались в лавки и дома, резали на улицах прохожих, насиловали женщин, поджигали ратуши, казармы вместе с теми, кто там находился. Гуляли широко и всласть.

Три дня царили ужас и безумие. Но вот три дня прошли, а тьма все так и не являлась. Тогда-то и решили, что тьма тьмою. Но пока она там воцаряется, надо же до того момента как-то жить.

***

После пятичасового заседания королевский Совет постановил: ввиду безвременной кончины ее величества королевы Изабеллы и за не имением законного наследника престола назначить хранителем этого самого престола Гастара Марше. Шесть голосов за, один против. Единственным, кто оказался против, был сам Гастар Марше.

Первым своим указом Гастар ввел комендантский час и дал распоряжение в войска вешать без суда и следствия любого нарушителя закона. Не то что бы эти меры оказались панацеей, но определенный эффект они все же возымели. После массовых повешений, народ немного поостыл и безумия на улицах заметно поубавилось.

Вторым указом Гастар назначил щедрое вознаграждение за любую информацию о местонахождении Энцио.

Третьим — освободил из тюрьмы придворного провидца и прочих незаконно осужденных.

Четвертым — посадил в тюрьму лорда-инквизитора и нового капитана королевской гвардии лорда Тюлирье. Первого за потакание зловредным проповедям о конце света. Второго за попытку государственного переворота, которая состоялась сразу после назначения Гастара.

Пятым — удвоил вознаграждение за любую информацию о местонахождении Энцио. Но желаемого результата это так и не принесло.

С тех пор как Энцио видели последний раз в Галате, никто не знал, где он и что с ним произошло. Каждый день после обеда Гастар шел в город и заходил в трактир «Безухая сова», чтобы выяснить, не было ли сообщений от Поля. И каждый раз при появлении Гастара трактирщик со скорбным видом качал головой и сообщал, что сообщений не было. Две недели прошли в бесплодных ожиданиях. А в начале третьей случилось чудо. Не такое, как бывает, когда выкидываешь две шестерки в кости, а самое настоящее. Гастара разбудили рано утром и сообщили примерно следующее: в тронном зале его дожидаются два человека — Энцио (тот самый) и какая-то светловолосая девица. При этом оба — Энцио и девица — настаивают на скорейшей встрече с Гастаром и оба в один голос уверяют, что имеют до Гастара очень важный разговор. О чем? О безвременно почившем Февронии, который по уверениям Энцио и девицы на самом деле ничего не почил, а был заживо взят в плен каким-то старым колдуном. (Гастар с изумлением таращился на слугу и широко моргал глазами). Более того Энцио и светловолосая девица откуда-то знают, где старый колдун держит Феврония. Откуда им известно? Этого они не уточнили. Но велели сообщить, что счет идет на часы, если не на минуты и Феврония нужно немедленно спасать.

***

Из записей Энцио.

Гастар появился из боковой двери при полном обмундировании и в сопровождении двоих солдат. Все трое приближались к нам так быстро и выглядели до того внушительно, что мне на миг представилось, что сейчас нас арестуют, бросят в камеру и станут там пытать. Не знаю, право, откуда у меня эта фантазия про камеру и пытки. Впрочем, и не такая чепуха приходит в голову, стоит провести пару ночей без сна.

Гастар коротко мне кивнул и сообщил, что рад застать меня в живых — или нечто подобное в том же духе. Не без интереса взглянул на Галатею и в двух словах пересказал, что ему сообщил слуга.

— Стало быть, Февроний жив? — Стараясь скрыть волнение, заключил Гастар. — И вам известно, где он. Я правильно все понял?

Я отвечал, что в целом да, все правильно, за малым исключением. Как водится, слуга ошибся в самом главном. Ни я, ни Галатея понятия не имели, где Февроний. Что с ним произошло и жив ли он вообще.

Два следующие месяца королевская гвардия рыскала по всему Эолу в поисках похищенного. Осматривали заброшенные замки, устраивали рейды на трактиры, хватали без разбору стариков на улицах. Два месяца продолжались поиски и допросы — так что старики уже и вовсе перестали выходить из дома — но пользы в том не оказалось никакой. Гвардейцам так и не удалось обнаружить ни единственной зацепки, ни малейшего намека или слуха о судьбе пропавшего. Прошло два месяца и приходилось признавать: Феврония, скорее всего, уже не было в Эоле, а может — уже не было в живых.

***

Я сидел в покоях короля Тиберия и заканчивал шестой бокал вина. Обычно, у меня за вечер выходило три. Но в последний месяц я значительно поднаторел в этом деле. Сам себе не нарадуюсь. Вдруг дверь распахнулась, и в комнату влетел растрепанный старик.

Глаза блестят, сорочка грязная и, кажется, надета наизнанку — невольно возникало впечатление, что его только что ограбили, избили и в довершении всего зачем-то изваляли в уличной грязи. Этот ворвавшийся старик был не кто иной, как придворный провидец. Звали его Вертезий. В дни моей юности, еще до того как я отбыл из столицы, мы часто с ним беседовали о всякой многоумной чепухе, сидя под каштанами. Теперь же — за два месяца жизни во дворце я видел его от силы пару раз, по той причине, что он целыми днями пропадал в своей библиотеке, а я целыми днями проводил с бутылочкой лаотрикийского в покоях братца или гулял по городу из кабака в кабак.

Влетел Вертезий не просто так, а с криками, что он чего-то там понял.

— И что вы поняли? — Спросил со вздохом я, когда Вертезий понемногу успокоился и перестал кричать.

— Я понял, как найти Феврония.

— И как же?

— Энцио, ведь вы сновидец!

— Ну… да. — Ответил я, сделав поистине гроссмейстерскую паузу. Между первым словом и вторым можно было запросто уместить еще десяток. — А откуда вам…

— Да вы же сами мне когда-то рассказали!

— Да? Ну, может быть. Так и что же?

— У меня есть одно зелье, которое усиливает сновидения… Теоретически…

— Что значит усиливает? И что значит теоретически?

— Значит, что образы во сне становятся более яркими и отчетливыми. В древности, как пишет Фолант Асизский, похожие зелья использовали провидцы, чтобы вызывать у себя осознанные сны. Вы понимаете?

— Нет. — Отвечал я честно. — Ничего не понимаю.

— Все очень просто! — Закричал Вертезий. — Вы выпьете это зелье и увидите Феврония.

— Вы это серьезно?

— Конечно, я серьезно!

— Но почему я должен увидеть именно Феврония? У вас разве есть и такое зелье?

— Какое? — Не понял Вертезий.

— Ну, чтобы видеть определенных людей.