Огибаем помещение бара, входим в тихий двор, залитый тёплым светом уличного фонаря, что изогнул стальную шею в самом центре асфальтного пятачка. На улице так тепло, и дышится полной грудью. Вдыхаю пахнущий сиренью воздух, и распахиваю стальную дверь подъезда, выкрашенную в тёмно-красный цвет.

Один лестничный пролёт, ещё пара ступенек, и вот мы стоим уже у светлой деревянной двери, ведущей в мою квартиру.

— Недалёкая прогулка, — усмехается, следя за тем, как я достаю ключи из заднего кармана тёмно-синий джинсов.

Улыбаюсь, заправляя распущенные волосы за ухо. Вот куда он дел мою резинку, интересно мне знать?! Ладно, Бог с ней, ещё есть.

Распахиваю дверь и вхожу в тёмное помещение. Щелчок по выключателю, и яркий свет разрывает мглу.

— Чёрт, — шипит Карл, и не успеваю ничего понять, а он выключает свет. — Предупреждать же нужно.

— Глаза? — спрашиваю, вспомнив, как мучился он раньше от яркого света.

— Всё нормально, — раздаётся голос совсем близко, и эта близость кажется особенно острой.

Но то, что с ним происходит — точно ненормально, уверена в этом.

— Так и будем в темноте стоять? — спрашиваю, не понимая, что дальше делать.

— Можешь включать, не ослепну, — говорит и чем-то щёлкает за моей спиной.

— Не хотелось бы, конечно.

Карл издаёт странный горловой звук — то ли смеётся, то ли подавился, — а я снова нажимаю на кнопку выключателя, а ощущение такое, будто чеку с гранаты сорвать собралась.

— У тебя во всех комнатах такой яркий свет?

И надо было мне купить такую мощную лампочку! Но кто же знал, что так получится?

— Нет, только в коридоре, — отвечаю, сбрасывая обувь. — Разувайся, я чайник пока поставлю.

Не дождавшись ответа, иду в кухню и только там понимаю, до какой степени напряжена. Вот зачем я выпила? Теперь в голове каша, а мысли прыгают, как горные козлы. Правда, пару глотков всего сделала, но в моём нынешнем состоянии проще обвинить алкоголь, чем пытаться разобраться в реальных причинах. Так, Марго, соберись! Ты всё делаешь правильно, потому что ему и в самом деле нельзя за руль.

Знаю, что не смогла бы нормально жить дальше, позволь ему уехать в таком состоянии. А вдруг бы что-то случилось? Авария, например. Даже выяснить об этом не смогла бы. Не спрашивать же у него номер телефона в самом деле.

Пока размышляю, выполняю привычные действия: набираю полный чайник воды, зажигаю конфорку под ним и мою руки под почти ледяной водой. Это немного освежает и помогает успокоиться.

— Миленькая квартирка, — раздаётся за спиной, а я подпрыгиваю от неожиданности. — Испугал, что ли?

— Немного… я просто задумалась. Присаживайся.

Карл выбирает стул по другую сторону стола, будто сторонится меня. Или мне просто так кажется? Пойди, пойми его.

— Можно вопрос?

Карл опирается спиной о стену, вытягивает длинные ноги в чёрных плотных брюках и насмешливо смотрит на меня.

— Задавай, — медленно кивает и улыбается. — Но не обижайся, если не отвечу.

— Постараюсь не сильно плакать по этому поводу. В общем, ты байкер, да?

Удивлённо смотрит на меня несколько секунд, а потом хохочет. Второй раз за вечер слышу его громкий смех и, боюсь, ещё немного, и могу привыкнуть.

Отвыкать потом не хочется.

— Маргаритка, мы не виделись миллион лет, а ты о такой ерунде спрашиваешь.

Не знаю, обижаться мне или тоже рассмеяться. Нет, не стану корчить из себя оскорблённое достоинство. Незачем это, только не с Карлом.

— Мне интересно, правда.

— Интересно ей, — усмехается и лезет в карман. Молчит, а я слежу за его движениями, наплевав окончательно на то, прилично ли это, допустимо ли.

В итоге достаёт пачку сигарет, зажигалку, на корпусе которой поблёскивает серебристый байк.

— Но ты всегда такой была, — говорит, продолжая улыбаться, и постукивает по столу зажигалкой. — И да, я байкер.

Ого, думала всё-таки не ответит.

— Если хочешь, кури, — предлагаю, а он удивлённо заламывает бровь.

— Слушай, Ворон, я же не девочка-ромашка и мне не двенадцать. Хотя и тогда знала, что ты куришь.

— А что ты ещё обо мне знала? — спрашивает и, высекая огонь, подкуривает.

Встаю, чтобы найти в шкафу пепельницу и вдруг понимаю, что и сама не отказалась бы от сигареты. Нервы натянуты, как струны, будто бы даже звон их слышу. Чертовщина какая-то.

Лезу в кухонный ящик, нахожу пачку тонких сигарет, дым которых ненавязчиво пахнет шоколадом. Это мой неприкосновенный запас, но сейчас можно. Сегодня можно всё.

— Я была наблюдательной девочкой, — смеюсь, снова присаживаясь на своё место напротив Карла. — Но и ты умел хранить свои секреты. И, кажется, в этом плане всё стало ещё хуже.

Улыбаюсь, а чайник свистит, выпуская струйку пара в воздух. Встаю, завариваю две чашки душистого чая. Так странно сидеть на этой кухне с мужчиной и просто общаться. И не потому, что мужчины в моей жизни — табу, просто однажды я пообещала, что приведу сюда того, кто мне по-настоящему дорог.

— Я не умею быть откровенным, — говорит Карл, докуривая. — Не научился.

— Обнажать душу не всегда полезно. Плюнуть могут, — говорю и вдруг понимаю, что этой премудрости когда-то научил меня именно Карл.

— Запомнила, посмотрите на неё, — щурится, а в прозрачных покрасневших глазах странное выражение застыло. — А у тебя можно что-то спросить?

— Попробуй… вдруг отвечу. И чай пей, а то остынет!

— Командуешь, что ли? Ну-ну.

Но глоток чая всё-таки делает, а я радуюсь, что не закрывается. И пусть вижу, что напряжён, возможно, побольше моего, но не уходит. Значит, ему это тоже зачем-то нужно.

— Так вот, Маргаритка, как ты жила после того, как меня… как я пропал?

Вопрос застигает меня врасплох, потому что о том времени вспоминать не люблю. Карла забрали, и первое время все ещё верили, что он сможет выбраться, вернётся. Он же всегда возвращался, но время шло, и скоро стало ясно, что всё это всерьёз. И снова началась травля, от которой было не спастись. Правда, я уже не была наивной дурочкой — благодаря Карлу научилась быть сильной и поверила в себя. А потом моя тётя вернулась в страну, закончив важный многолетний контракт, и забрала меня к себе. Оформила опеку, и всё в моей жизни наладилось.

— Сначала было очень плохо, а потом стало хорошо.

— Мне жаль… что было плохо.

Не успев остановить свой порыв, протягиваю руку и накрывают ладонью кисть Ворона.

— Разве моё “плохо” может сравниться с твоим?

Карл мрачнеет, но руку не вырывает, лишь смотрит внимательно, будто под кожу залезть хочет. И, вроде бы, должно быть неуютно — под таким-то свинцовым взглядом, но нет, ничего подобного.

— У каждого своя боль, Маргаритка.

Мы молчим, а время проносится мимо, вязкое, словно густой мёд. Я даже забыла, что курить хотела.

Вдруг хлопает входная дверь, и из коридора доносятся звуки, хлопки и приглушённое бормотание.

Господи, неужели? Приехал?

Карл напрягается, бросает быстрый взгляд на на вход в кухню, а я встаю с места.

— Муж твой? — спрашивает коротко, а в глазах ирония. — Мне в шкаф лезть или через окно прыгать?

— Что? Нет, ты что? Это мой сын вернулся.

— Сын? — переспрашиваю, хотя отлично всё расслышал с первого раза.

— Точно, сын, — кивает и скрывается в двери кухни, а я встаю на ноги.

Ну вот и на хера мне такой геморрой? Зачем вообще согласился чай этот долбаный пить? Делать было нечего?

А ещё ведь обнимал её, придурок невменяемый. Зубы сводит, когда вспоминаю, какая она тёплая была, такая доверчивая, хоть и не имела для этого ни единой причины. Но, смотри ты, не оттолкнула ни разу, лишь дышала тихо-тихо, и дыхание щекотало шею.

Когда я в последний раз обнимался с женщиной? Просто обнимался, без поползновений и прочей тряхомудии? Да хрен вспомню. Может, вообще ни разу в жизни. Просто потому, что никогда не видел в этом смысла для себя. Только с Марго когда-то давно, но тогда она никакой женщиной не была — мелкая пигалица с разбитыми коленками и косичками до задницы, так что не считается. И вот снова и снова с ней.