— Нет, — пожимаю плечами, улыбаясь, — он нормальный. Ну, мне так показалось. Молчаливый только.

— Ну… его предупредили перед отъездом, что за каждое лишнее слово я буду ломать ему кость.

Я не знаю, шутит Карл или нет, но почему-то мне кажется, что он способен воплотить угрозу в жизнь. И правда, плохой мальчик.

— Зачем же так радикально? — спрашиваю, потому что мне бы, лично, точно не хотелось, чтобы из-за меня кому-то что-то сломали.

— Если бы я знал, что ты так вырядишься, заранее ему яйца оторвал, чтобы наверняка.

— Какой грозный, — смеюсь, а Карл стоит, засунув руки в карманы, и медленно, миллиметр за миллиметром, скользит взглядом по моему телу.

Нет, он не смотрит, он раздевает меня, одним лишь взглядом под эти ставшие вдруг неудобными тряпки проникает и кожу ласкает.

— Я же говорил, что ты меня плохо знаешь, — усмехается и указывает рукой на одно из кресел. — Присаживайся.

Делаю, как он просит, и стук моих каблуков по чёрному паркету отдаётся в ушах церковным набатом.

Взгляд помимо воли цепляется за извивающуюся на сцене девушку — уже другую, — и мерзкий червячок ревности грызёт изнутри. Значит, сидит вечерами и смотрит на них? Эх…

Но “наслаждаться” стриптизом дальше мешает хозяин кабинета: нависает сверху, обхватив ладонями подлокотники, закрывая от меня весь мир и то, что так сильно взволновало — красивую обнажённую девушку у шеста.

— Марго, в глаза мне смотри, — не просит, приказывает, а я подчиняюсь, потому что с Карлом по-другому не получается.

— Смотрю.

— Умница… чего побледнела? Это просто моя работа.

— Только бизнес и ничего личного? — усмехаюсь, вспомнив избитую фразу.

— Именно. Мне на хер не упали эти плясуньи. Мне их даже трахать неинтересно.

— Я тебе верю, — говорю и прикусываю нижнюю губу. — Но ты меня снова удивил.

— Чем?

— Я думала, просто домой к себе приведёшь, а ты вот сюда…

Обвожу широким жестом помещение, а Карл хмурится.

— Думала, просто трахнуться тебя вызвал? Как шалаву какую-нибудь?

— Нет, не так, — отрицательно машу головой, пытаясь подобрать слова, чтобы выразить то, что чувствую. — Я не думала, что ты захочешь пустить меня в ещё один уголок своей жизни. Для меня это много значит.

Карл усмехается и наклоняется ещё ниже, а я обхватываю руками его за шею. Сама целую, потому что дико скучала. Вот увидела его и поняла, насколько сильно.

Карл шумно втягивает воздух, отвечая на поцелуй, но не касается меня. Он позволяет делать то, что хочется, и мне неожиданно нравится брать инициативу в свои руки.

Пальцами, губами, жадными прикосновениями исследую горячую кожу, а мысли в голове плавятся, растворяясь в волнах чистого удовольствия.

— Ты сумасшедшая, — говорит, когда выправляю его рубашку из брюк и провожу ногтями по спине. — Кабинет-то не заперт.

— Наплевать.

Мне действительно наплевать, а ещё почему-то кажется, что к Карлу никто не вламывается, открывая дверь с ноги. Это, знаете ли, придаёт смелости.

— Скучал? — спрашиваю в перерыве между поцелуями, потому что дико хочется, чтобы он сказал это вслух.

— Блядь, Маргаритка, да. Да, я скучал!

Он выдыхает мне слова, обжигая кожу, а я вздрагиваю, наполняясь теплом.

— А ещё у меня чуть сердце не стало, когда Фома тебя привёл, такую охрененную… ты для меня нарядилась?

— Для тебя, — киваю, расстёгивая дрожащими пальцами пуговицы на чёрной рубашке. — Не для Фомы же. Нужен он мне триста лет.

Карл рычит, а я смеюсь, когда он прикусывает кожу на моей шее.

— Не заставляй меня его калечить, — просит, а я заглядываю ему в глаза, горящие, яркие. — Вообще забудь, что он такой существует.

Обхватываю его гладко выбритые щёки ладонями и ловлю взгляд прозрачных глаз.

— Ворон, у тебя нет ни единого повода меня ревновать. Ты понял? Ни одного.

Вместо ответа он поднимает меня резко в воздух, а я обнимаю его ногами за талию.

— Почему? Скажи это, Маргаритка, я хочу это услышать.

— Потому что я только твоя.

— Потому что я только твоя.

Эти слова прошивают меня навылет, оглушают. Под ребром что-то скручивается в тугой узел, да так, что почти больно дышать. Кажется, даже когда меня били и пару раз даже чуть не прикончили, я не чувствовал того же.

Я не могу говорить — в горле будто бы калёный прут застрял, потому целую Марго, выигрывая время и давая себе возможность прийти в себя.

Но я же сам этого хотел.

Маргаритка сладкая настолько, что невозможно насытиться. И я бессовестно пользуюсь своей властью над ней, силой и прижимаю к стене, чтобы не вырвалась. Она нужна мне, до чёртиков необходима.

Спускаю Маргаритку на пол, одной рукой поднимаю её ногу и задираю подол платья. Пальцы касаются голой кожи бедра, шелковистой и гладкой. Марго в чулках, и мне это нравится. Мне нравится, что она сегодня такая красивая. Для меня.

И пусть мысли о том, что на неё кто-то пялился доводят до ручки, пусть. Сейчас, когда она в моих объятиях, готов с этим смириться.

Пуговицы на моей рубашке трещат, а некоторые вырываются с мясом, и Марго спускает её вниз, целует плечи, прикусывает шею, страстная и открытая. Для меня.

Мы с Марго лихорадочные в своих движениях и неистовые в своей страсти. Двое, однажды потерянных и потерявшихся, мы отчаянно пытаемся вырвать у судьбы этот чёртов второй шанс. Я совсем её не заслуживаю. Не смогу стать лучше, жизнь свою изменить не сумею, но, мать его, с ней рядом я почти живой, и только ради этого сто?ит попытаться хоть что-то в себе изменить.

— Я хочу тебя прямо здесь и сейчас, — шепчу на ухо, а она вздрагивает, но не отстраняется, лишь к губам моим тянется, срывая поцелуй.

Смотрю в карие глаза, а они мутные, словно Марго пьяная. Чёрт, эта женщина невероятная.

Поднимаю её руки над головой, прижимаю ладонью к стене, а Марго, лишённая свободы, лишь сильнее льнёт к моей груди. Трение тонкой ткани платья по моей коже возбуждает до дрожи. Я хочу эту женщину так, как не хотел никого уже очень давно.

— Какая ты горячая, — говорю, поглаживая Марго между бёдер сквозь тонкий шёлк белья.

Она стонет, когда ловлю нужный ритм, и сильнее впивается ногтями в мои плечи. Насрать, если там останутся следы, мне даже нравится такая перспектива.

Вдруг дверь скрипит, и женский голос доносится, будто из другой реальности:

— Ой, извините, я туалет искала.

Марго охает, когда понимает, что нас застукали, а я чувствую, как волна гнева поднимается внутри, и даже зажмуриться приходится, чтобы в эту самую минуту никого не убить.

И дело ведь не только в том, что нам помешали — всё-таки мне не шестнадцать, и гормоны я могу держать в узде. Вся проблема в том, что сюда, в этот кабинет, вламываться никому не позволено. Тогда, какого хрена?!

Дверь хлопает, и следом раздаётся громкий голос Феликса. Он матерится на незадачливую искательницу туалетов, та орёт что-то в ответ, а мне хочется выйти в коридор и послать на хер их обоих.

Прижимаюсь горячим лбом к плечу Марго, пытаясь восстановить дыхание и унять шалящие нервы. Нет, я не сорвусь, не добьются.

— Кто это был? — спрашивает Марго, а голос какой-то странный, словно не её вовсе.

Ревнует, что ли? Или боится, что кто-то узнает, что только что происходило в этом кабинете?

— Хрен её знает, посетительница какая-то, наверное.

Я и правда, не знаю, кто это был: совсем не видел лица, не успел обернуться. Мне наплевать на эту бабу, но совсем не наплевать, что Марго так напряглась. Только сцен ревности и не хватало.

— Нет, подожди, я сейчас.

Марго порывисто отталкивает меня, оправляет платье и шустро направляется к выходу из кабинета. Что тут вообще происходит? Драться, что ли, побежала?

— Чёрт, ушла… — сокрушается Маргаритка, вернувшись обратно. — Но… голос. Я его уже слышала. Точно тебе говорю! Только никак не могу понять, где именно.

Ну, уже легче.