― Мой муж умер довольно неожиданно, и я оплакивала его, ― заявила она, ― ему было только пятьдесят пять, и у него не было времени, чтобы привести свои дела в порядок. У меня ушел почти год, чтобы со всем разобраться: его личными вещами, бумагами, всем. А затем одной ночью, более двадцати лет назад теперь, я поднялась в лофт. Я хотела посмотреть, какое барахло он хранит там. Я нашла это.

Она вручила Тому деревянную шкатулку, и тот открыл ее. Хелен и Том уставились на ее содержимое: четыре золотых монеты.

― Соверены, ― сказала Хелен.

― Несколько из них, ― сказала Мэри, ― не все. После того, как умер мой отец, мы купили этот дом. Генри сказал, что мы справимся, даже на зарплату школьного учителя, и я приняла это. Тогда, женщины не спрашивали своих мужей о деньгах: на домашние расходы, возможно, но не о крупных покупках. Люби, чти и повинуйся, такова была клятва. Я так думаю, что каким-то своеобразным способом, покупая этот дом для наc, мой муж чувствовал, что деньги остаются в семье. Он никогда не тратил соверенов на что-либо другое, насколько я знаю.

Том закрыл шкатулку и поставил ее обратно на комод.

― Генри забрал их, ― сказала она просто. ― Это был он, вламывался Джек в тот ящик или нет. Генри украл соверены у моего отца. Не потому что он был алчен или нуждался в них. Он забрал их, чтобы все обвинили Шона. Я не хотела верить в это, когда обнаружила их. Я продолжала размышлять о том, как они могли попасть к нему случайно, но его не было, чтобы спросить и... ― она вздохнула? чтобы показать, что никогда не могла найти рационального объяснения их присутствию в мансарде, ― ...тогда я просто попыталась не думать об этом, потому что альтернативы были слишком ужасны.

― Что Шон был мертв, а ваш муж ответственен за это? ― спросил он ее.

― Я не думала о такой связи, честно, не думала, даже тогда. Вместо этого, я гадала, оставил ли каким-то образом мой отец немного соверенов в мансарде и забыл о них, но он копил свои деньги как скряга. Тогда я задумалась, может, он дал Генри немного денег, так чтобы я не знала или, вероятно, не все соверены были украдены, эти остались. В худшие дни я гадала, украл ли все деньги Генри, но свалил это на исчезновение Шона. Я никогда не думала, что он мог убить Шона, ― сказала она им, ― но тогда я была совсем не удивлена, когда они нашли его тело. Опустошена да, но не удивлена.

― Это потому что вы знали все это время, ― сказал он, Мэри выглядела потрясенной.

― Но я же только что сказала...

― Глубоко внутри, имею я в виду. Вы не могли заставить себя развить ту единственную вероятность, которая оказалась правдой, но, когда тело Шона нашли, все встало на свои места.

Она медленно кивнула.

― Я думаю, я всегда знала, что Шон не просто покинул меня, и, когда они нашли его на том поле, я полагаю, что почувствовала себя в некотором роде оправданной. Разве это не ужасно? Если бы я на самом деле любила Шона, я бы, однозначно, предпочла бы, чтобы он сбежал с отцовскими деньгами и начал новую жизнь в Америке.

― Так, значит, Генри Кольер был вором и убийцей, и он оставил вашего отца без пенни.

― Он едва ли мог вернуть деньги моему отцу, ― сказала Мэри. ― Те соверены были алиби, ведь так? Они объясняли внезапное исчезновение Шона так, что все поверили. Шон был вором, он забрал соверены и сбежал. Если люди не могли найти его, это произошло, потому что он не хотел быть найденным. Никто не понял, что он так и не покинул деревню.

― Я провела всю свою замужнюю жизнь, думая, что я нечестивая, что Генри спас меня от себя самой. У меня ушло тридцать лет на то, чтобы понять, что мой муж мог быть вором и лжецом, и еще двадцать лет, чтобы узнать, что он был убийцей, хоть я и не могла быть уверенной в этом, пока вы, наконец, не рассказали мне.

― Мне жаль, ― сказал он.

― Ну, вам не стоит. Я должна была узнать правду после всех этих лет. Я не выходила много дней, когда обнаружила, что осталось от тех монет. Я просто оставалась в доме и плакала и плакала.

Она, должно быть, увидела свое отражение в зеркале над комодом.

― Они часто говорили, что я красивая, много лет назад.

― Вы были красавицей, ― сказал Том. ― Мы видели рисунки, помните?

― Но лучше бы я была некрасивой. Вы не считаете, что я была бы счастливее? Я думаю так. Внешность не благословение, она ― проклятье, если из-за этого люди крадут для тебя, дерутся за тебя, делают все, чтобы удержать тебя, даже убить другого человека.

Тогда она вручила ему книгу в кожаном переплете.

― Мой дневник. Я привыкла его вести, еще тогда, когда я была глупой маленькой девочкой. Этот том включает в себя как раз то время, когда я согласилась выйти замуж за Генри. Все здесь. Вся история: все, что случилось и то, как я чувствовала себя все это время. Я хранила его все эти годы. Он ваш, можете делать с ним все, что хотите.

Том принял тонкий томик из ее руки, а затем открыл его. Чернила на пожелтевших страницах побледнели с годами, но их все еще можно было прочитать. Том вспомнил портрет молодой девушки, которая написала его многие годы назад. Пока он поворачивал страницы дневника Мэри и ее история раскрывалась перед ним, он заметил, как ее слова становились все более неровными, сыпались на страницу, как испуганные люди, бегущие из горящего здания. Он видел в них скоропалительность и душевное смятение. Это была не история, это был крик.

― У меня есть одно условие, ― сказала Мэри, вырвав его из раздумий.

― Какое?

― Вы подождете, пока я не умру.

― Прежде чем я напишу статью, вы хотите сказать? ― он выглядел определенно недовольным этим условием.

― У меня есть месяцы. Они считают, что три, шесть, если мне повезет, но не больше.

― Но вы не хотите, чтобы вам повезло? ― спросила Хелен.

― Моя жизнь уже закончена, ― объяснила она. ― Она закончилась в грязную ночь более чем пятьдесят лет назад. Бог наказывал меня каждый день с тех пор, и я сейчас так устала, как не могла бы себе никогда представить возможным.

― Вы все еще верите в Бога? ― спросила Хелен.

― Ох, я знаю, что Бог есть, и я знаю, что он ждет, но, что еще он может сделать для меня? Я провела свою жизнь с мужчиной, который убил моего Шона.

Она покачала головой, как будто пыталась собраться с мыслями.

― И дети... у нас никогда не было детей... мы не могли иметь их... по моей вине, очевидно. Вот почему, я знаю, что Бог есть. Он наказывает меня за то, что я сделала. Он решил не дать мне детей, но держать меня в браке с этим мужчиной.

― Но вы ничего не сделали, ― запротестовала Хелен.

― Я предала Генри, я планировала сбежать с Шоном, так что Генри убил его. Это моя вина, все это.

― Нет! ― Хелен затрясла головой. ― Вы не заставляли Генри делать то, что он сделал.

― Пожалуйста, скажите мне, что не думаете, что отправитесь в ад, ― произнес Том.

― Ад? Вы знаете, что такое ад? ― спросила она. ― Ад ― это знать, что вся ваша жизнь была проведена впустую и основана на лжи. Вот это ад, Том.

Тому нужно было выпить. Он только что говорил с пожилой леди, чья жизнь была разрушена еще до того, как ей исполнилось девятнадцать, с женщиной, которая провела последние пятьдесят семь лет, мучая себя каждый день, потому что она думала, что Бог лично решил наказать ее за грехи. Так что Том, определенно, нуждался в выпивке. Но, когда они вышли из дома Мэри Кольер, они увидели, что констебль Брэдшоу ждет их. Он прислонился к своей машине и казался довольно спокойным.

― Ты должен мне, ― сказал он Тому безэмоционально. ― мои коллеги в полиции Нортумбрии считают, что я общаюсь с не теми людьми.

― Что ты здесь делаешь? ― спросил Том.

― Вас было не сложно найти, ― ответил Брэдшоу. ― Вы только что вызвали переполох в доме престарелых, в котором живет деверь Мэри Кольер. Я понял, что у вас была причина, и, что это ваш следующий пункт назначения. Так что выкладывайте, ― потребовал он.