По мере его продвижения по ряду фотографий, изображения становились все ярче. Это был современный век новой школы, и фотографии еще не подверглись разрушительному воздействию солнечного света. Одна фотография в частности привлекла внимание Тома, и он остановился, чтобы ее рассмотреть.

Поначалу, он не понимал ее важности, его интерес был скорее инстинктивным, но он стал присматриваться внимательнее к лицам маленьких мальчиков и девочек, и учителя, который стоял там с ними, пока постепенно не рассмотрел все. В голове Тома возникла мысль и произвела там эффект разорвавшейся бомбы. Неожиданный шок разлился в его крови и прошелся по коже, которая защипала от внезапного озарения.

Минуту спустя, появился директор. Мистер Нельсон с силой распахнул двустворчатые двери, чтобы дать понять свои чувства. Он был слишком занят, чтобы тратить свое драгоценное время на журналистов, но, когда он прошел через двери и в приемную, он остановился на ходу и с недоверием огляделся в комнате, потому что там никого не было. Том ушел.

***

Том позвонил в дверной звонок и подождал, пока не услышал шаги, спускающиеся вниз по лестнице, затем дверь, наконец, открылась.

― Есть кое-что, о чем я хотел спросить тебя, ― сказал он Эндрю Фостеру с порога. ― Это важно.

― Вот как?

Его друг казался озадаченным его прямотой.

― Все хорошо, да?

Он сделал вид, что смотрит на что-то за спиной Тома, на случай если происходит что-то, о чем он не знает. Учитель нервничает?

― Ладно, друг. Тогда заходи.

Том прошел следом за Эндрю в гостиную, которая была именно такой, какой он запомнил в ночь, когда они вместе напились, минус бутылка водки и плюс солнечный свет, льющийся в окна.

― Спрашивай.

― Это касается Мишель Саммерс, ― сказал он, ― пропавшей девушки.

― Ладно.

― В ту ночь, когда мы впервые встретились во «Льве», ты сказал, что не знал ее.

На долю секунды тот заколебался. ― Не говорил.

― Ты сказал, что никогда не знал ее, что она училась там еще до твоего появления.

― Да, ― ответил учитель, ― верно.

― Но это не верно, так ведь, потому что ты знаешь ее, или, по меньшей мере, знал.

― Я не поспеваю за твоей мыслью, друг.

― Ты учил ее, целый год. В восемьдесят восьмом году, по сути, в первый год как начал там работать, она оказалась в твоем классе.

Эндрю пытался изобразить удивленный взгляд, но не вышло. Единственная подлинная эмоция, которая была написана на его лице, была страхом.

― Я видел школьную фотографию на стене в школе. Она, может, и была пятилетней давности, но я безошибочно узнал Мишель.

― Это не обязательно она, друг. Одна десятилетняя девочка выглядит так же, как и другие, вот и все. Ты видел другую девочку и подумал, что это Мишель как там ее фамилия.

― Ее зовут Саммерс, Мишель Саммерс.

― Да, верно.

― Тогда скажи это.

― Что?

― Назови ее по имени.

― Зачем?

― Потому что я так хочу, ― настаивал Том. ― Назови ее по имени.

― Мишель Саммерс, ― Эндрю посмотрел на Тома, будто насмехался над пьяным. ― Теперь доволен?

― Нет. Боже, мужик, она стояла рядом с тобой в конце ряда учеников на фотографии. Она была там, на твоем первой школьной фотографии в качестве учителя, была частью твоего первого класса, что должно было быть важно для тебя. Ты стоял рядом с ней. Тем не менее, ты говоришь мне, что никогда не знал ее.

― Погоди, ― Эндрю протянул руку в жесте «Я могу объяснить».

― Нет, ты погоди. Я хочу знать, почему ты сказал, что никогда не знал ее.

― Том, расслабься, хорошо? Ты увидел не ту девочку, говорю тебе.

― Нет, ту. Я знаю, что это она, потому что проверил. Именно так делают журналисты, мы проверяем факты, и я проверил этот. Я только что был у матери Мишель и спросил ее. Ты, точно, учил ее.

― Ладно, ладно. Приму твои слова за чистую монету. Так, значит, это была Мишель, и мне жаль, что я такой забывчивый мудак, но я не очень-то запоминал детей, друг. Это просто работа, ― и он преувеличенно пожал плечами. ― Я не понял, что она была в моем классе. Прошло пять лет, и я забыл об этом, хорошо?

― Нет, не хорошо. Я не верю тебе, Эндрю, а знаешь почему?

― Какого черта ты устроил, Том?

― Ты знаешь почему? ― Том закричал на него.

― Нет, не знаю. И я хочу знать, зачем все эти вопросы, Том. Хочу, чтобы ты рассказал мне.

― Потому что, когда я отправился увидеться с матерью Мишель, знаешь, что она мне рассказала о тебе?

― Откуда я могу знать?

Эндрю Фостер сейчас выглядел очень напуганным.

― Только хорошие вещи.

― Верно, тогда ладно, ― он, казалось, испытал облегчение.

― Много и много хороших вещей, и все потому, что Мишель считала тебя самым лучшим после нарезанного хлеба. Очевидно, что она говорила только о тебе какое-то время. Мистер Фостер это и мистер Фостер то.

― Ну, это нормально, разве нет?

― Согласно словам матери, Мишель испытывала к тебе школьную влюбленность, но она не возражала, потому что ты помогал ее дочери с чтением и письмом, которое всегда было неаккуратным, пока этим не занялся мистер Фостер, предлагая ей дополнительную помощь, немного репетиторства один-на-один. Фиона даже поблагодарила тебя на родительском вечере.

― Это не моя вина, ― сглотнул он, будто его рот неожиданно пересох, ― если она слегка влюбилась. Это могло случиться с любым учителем: мужчиной или женщиной.

― Да, не то, чтобы ты отвечал взаимностью, не при ее то возрасте? Ты не педофил, в конце то концов.

― Конечно же, нет! Как ты даже мог сказать нечто подобное? Ей было только десять.

― Да, тогда только десять, ― тихо произнес Том, ― но ей было пятнадцать, когда она пропала.

Последовала долгая пауза. Молчание затянулось. Каждый ждал, пока заговорит второй. Более чем единожды Эндрю открывал рот, чтобы сказать что-то, но не произносил ни слова.

― Я не знаю, о чем ты там думаешь..., ― затем покачал головой, будто считал, что его друг сошел с ума.

― Все просто. Я считаю, что ты скрываешь что-то, Эндрю. Я был чертовски уверен в этом, когда шел сюда. Теперь я знаю точно.

― Что ты имеешь в виду?

― Ты напуган. На самом деле, ты напуган до усрачки, что заставляет меня задуматься, что ты натворил. Ты врал о пропавшей девочке. Она думала, что ты немного нес чушь собачью, но ты отрицал, что знаешь ее... а теперь она пропала, ― и он потянулся в карман куртки и вытащил мобильный телефон. ― Так что, если ты мне не расскажешь, то будешь рассказывать полиции.

― Ох, да ладно, не будь глупым.

Дом Эндрю находился на возвышенности, так что Тому удалось поймать сигнал, и он начал набирать номер.

― Не звони гребаной полиции, друг, ― Том закончил набирать номер, и они оба услышали как пошли гудки. ― Что ты собираешься сказать? Они не примут тебя всерьез!

Том знал, что тот прав. Все, что у него было ― лишь чутье, что его друг что-то скрывает, но не было и следа реального доказательства, что Эндрю есть, за что отвечать, кроме как за плохую память. Том блефовал. И все выглядело так, как будто Эндрю не собирался вестись на этот блеф. Телефон звонил, казалось, целую вечность. Он набрал номер прямой линии, который знал наизусть, и они чертовски долго отвечали на звонок, но это было хорошо, потому что Том не имел понятия, что он собирался сказать, когда они возьмут трубку. Том и Эндрю смотрели друг на друга, пока в телефоне продолжались и продолжались гудки.

― Просто... ― и Эндрю снова покачал головой, ― ...безумие.

― Полиция, ― произнес голос, когда гудки, наконец, закончились.

― Алло, ― сказал Том, и все, что он смог придумать, было: «Извините, ошибся номером», но прежде чем он смог сказать это, Эндрю сделал шаг вперед и заговорил.

― Подожди, я объясню, ― попросил он Тома. ― Я все объясню. Пожалуйста.