― Мы сходили обратно и перекинулись словечком с владельцем кафе, ― сказал Брэдшоу Пикоку, ― Дэнни живет там какое-то время. Она совершеннолетняя, но едва. Владелец не знал, встречается ли она с ним или нет, но он выглядит так, будто ему наплевать, так или иначе.

― Ты рассказал его женушке? ― спросил Пикок таким тоном, который не показывал его чувств по этому поводу.

― Мы подумали, что стоит, ― сказал Брэдшоу, ― если она защищала его или отказывалась плохо думать о нем, это может быть просто тем, что нужно, чтобы она мыслила более ясно о нем и о Мишель.

― Как она восприняла это?

Винсент пожал плечами.

― Не очень, но...

― Она мало что сказала, ― признался Брэдшоу, ― просто рухнула на диван и стала выглядеть слегка уставшей. Может, она уже что-то подозревала, или это больше уже не важно, так как у нее пропала дочь.

― Она не сказала нам ничего нового, ― признался Винсент.

― Он тот еще тип, не так ли, этот Дэнни? ― спросил Пикок, будто говорил сам с собой.

― Проблема в том, что я не знаю, что именно это говорит нам о нем, кроме того факта, что ему нравятся малолетки, ― добавил он, ― и он уже до них дорвался. Сейчас мы можем доказать, что Дэнни ― старый извращенец, но не то, что он убил свою падчерицу.

― Что еще нам нужно? ― спросил Винсент, но он сказал это тихо, как будто про себя.

― Нам нужно тело, ― ответил ему Пикок.

День девятый

Том проспал долго этим утром. Казалось, не было никакого смысла вставать рано. Он достиг тупика в деле Шона Доннеллана, дошел до продажи историй в газету-конкурент, его задницу скоро засудит член кабинета, и еще была Хелен.

Старое знакомое чувство боли и отвержения прокатилось по нему сейчас. Вот почему он всегда так старался не привязываться ни к кому. Том знал, что никому нельзя полностью доверять или полагаться на кого-либо еще в этом мире. Он выучил этот урок в очень раннем возрасте. В основном ты сам по себе, и чем раньше ты это поймешь, тем лучше, но в Хелен Нортон было что-то, что заставляло его забыть свои привычные правила, и он глупо позволял пасть своей защите. Сейчас он чувствовал себя идиотом, и он был решительно настроен перестать думать о Хелен и о том, как она спокойно уехала после их разговора с Мэри Кольер.

Кое-что тогда всплыло в его памяти: слова Фионы Саммерс о Нельсоне, директоре школы Грейт Мидлтона: «он ударил ее по лицу. Я даже не могу вспомнить почему, но это было за что-то или просто так». Эти слова каким-то образом срезонировали с ним, упоминание о потерявшем контроль директоре, выведенном из себя маленькой девочкой, и, даже хоть инцидент произошел давным-давно, в глазах Тома он все еще требовал объяснения.

Том резонно посчитал, что, наиболее вероятно, получит аудиенцию с таким-занятым директором, как только учебный день закончится. Он знал, что Нельсон любил оставаться на несколько часов после того, как дети разойдутся по домам. По прибытии, Том сказал школьному секретарю, что пришел из-за статьи, которая появится в завтрашней газете, но он специально не вдавался в подробности. Не навредит припугнуть директора, так как, скорее всего, это будет единственный способ, по которому ему позволят увидеть мужчину в короткие сроки.

Том хотел знать, почему Нельсон стал бы одаривать пощечиной такую девочку, как Мишель Саммерс. Было ли что-то конкретно в ней, что заставило главу потерять контроль? Объяснение Нельсона может быть простым, и, вероятно, не будет иметь никакого отношения к исчезновению девушки годами спустя, но этот инцидент не давал покоя Тому, и он продолжал возвращаться к нему мыслями. Он знал, что это должно быть будет простой тратой времени, но нет никакого вреда в том, чтобы навести шороха у директора и посмотреть, что из этого получится.

Школьная приемная была внушительным открытым пространством со стеклянным потолком и кремовыми стенами, но без мебели. Том занял себя рассматриванием галереи из фотографий, пока ждал, когда вернется школьный секретарь. Должно быть, эта галерея была недавним нововведением, так как он никогда раньше не видел этих изображений. Поколения детей были запечатлены на них рядами групповых портретов в рамках. Директор, должно быть, посчитал, что единственное, чего не хватает школе ― намека на историю, так что он решил его придать, вытащив эти старые фотографии из более раннего здания школы. Коллекция начиналась с одного конца с группы черно-белых снимков. Том узнал на одной из этих более ранних фотографий Генри Кольера, который, судя по одежде, в которую он был одет, датировался ранними шестидесятыми. У него было серьезное, но не злое лицо, и дети казались расслабленными в его присутствии, мальчики в шортах, а девочки в платьях, их волосы заплетены в косы, изображение из более невинной, неосведомленной эпохи. На кого он не был похож, так это на убийцу.

Том прошел вдоль всей стены, рассматривая каждую фотографию по очереди, которые становились все современнее, коротким брюкам на смену пришли длинные, черно-белые снимки уступили место цветным, когда он наконец достиг семидесятых ― десятилетие, чей вкус подзабылся. У учителей мужского пола были бороды и длинные волосы, которые прикрывали уши. Они носили коричневые пиджаки из твида или вельвета, в то время как женщины были облачены в бесформенные платья с цветным кринолином или пятнами зеленого, коричневого или фиолетового цветов, или же они носили плиссированные юбки А-силуэта и белые блузки с гофрированными воротниками и бежевые джемперы. Дети были одеты в свободного кроя, связанные вручную свитера с неуклюжими узорами, яркие футболки или цветные рубашки в клетку. Было множество полосок и шотландки (прим.: ткань, используемая для пошива шотландских юбок), будто яркая одежда могла компенсировать серые дни с отключениями электричества три дня в неделю.

Том задался вопросом, чем все эти дети теперь занимаются, и кем они выросли. Затем он нашел, что на самом деле искал. Это была старая, цветная фотография, слегка выцветшая от долгого нахождения под солнечным светом, но люди на снимке все еще были узнаваемыми. То был групповой снимок, примерно двадцатилетней давности, на котором были два ряда детей и женщина, стоящая сбоку от них. Мэри Кольер была чинно одета в шерстяное платье. Ее волосы были зачесаны назад и заколоты с аккуратностью, граничащей с присущей военным стилем. Она могла бы попасть в один из тех старых фильмов о войне, которые изображали женщин в синей форме, перемещающих игрушечные самолеты, чтобы отметить прогресс в битве за Британию. Мэри Кольер была бы идеальной кандидаткой на роль сурового сержанта средних лет, дисциплинирующей молодые силы женской вспомогательной службы ВВС за опоздание или ношение слишком большого количества косметики на службе.

Его взгляд переместился с Мэри на пару рядом детей под ее опекой. Им должно быть было от семи до восьми лет.

― Вы на этом?

Он был так поглощен разглядыванием фотографии, что не слышал, как вернулась женщина из приемной.

Он показал на невысокого встревоженного ребенка в конце первого ряда.

― Вот я.

― Ох, благослови вас Господь, ― по-доброму сказала она. ― Вы выглядите так, будто несете все беды мира на своих плечах.

Она была права, так и было.

― Он закончит через несколько минут, ― сообщила она ему, ― не хотите ли кофе, пока ждете.

― Нет, спасибо.

― Тогда я оставлю вас наедине с вашими воспоминаниями.

Когда она ушла, Том продолжил глазеть на фотографию, пытаясь вспомнить, каково было быть в том возрасте. Он выглядел таким серьезным. Конечно же, это могло быть и иллюзией. Вероятно, снимающий щелкнул кадр в неправильный момент, а секундой ранее он уже улыбался и был счастливым, но он сомневался в этом. Том знал, что пройдут годы, прежде чем он сможет прийти в себя после ухода своей матери, как будто он был чем-то не имеющим никакого значения. Он задавался вопросом, какие мысли витали тогда в его маленьком беспокойном уме.