Он был удивлен увидеть ее, стоящую там, в целости и невредимости, взирающую на него пристальным взглядом жалости и подозрения.

— Что не так с тобой? — спросила она его.

Когда он тотчас не ответил ей, взгляд стал выражать презрение. На миг, изображение было таким живым, таким реальным, что он, на самом деле, поверил, что сделал это. Его сердце быстро билось, и он сжимал зубы так сильно, что ему было больно. Ему пришлось сделать глубокий вдох, затем еще, и начать считать, медленно и про себя в голове… один… два… три… так, как его терапевт сказал ему «управлять своим гневом» …четыре… пять… шесть… чтобы избежать взрыва, освобождения дикого животного из клетки… семь… восемь… девять… она смотрела на него, как будто он был никем, как на дерьмо на ее туфлях, сука, грязная, маленькая… десять… одиннадцать… двенадцать… выражение ее лица изменилось, когда она медленно начала опасаться его. Он снова на мгновение закрыл глаза… тринадцать… четырнадцать… пятнадцать… он устал… он так сильно хотел прилечь. Мужчина чувствовал себя так, как всегда чувствовал, когда только что спасал одну из них.

— Я думаю, тебе стоит сейчас же уйти.

Он понял, что она была напугана. Хорошо, она и должна быть. Вероятно, он использует нож, когда дело до этого дойдет. Порежет ее немного. Превратит в месиво это личико, так чтобы ни один мужчина не захотел посмотреть на нее снова, покажет ей, как она выглядит в зеркале, прежде чем покончит с ней. Или, возможно, он просто сделает это быстро, покончит со всей этой гребаной хуйней, сожжет дом с ними со всеми.

— Пожалуйста, — сказала она твердо, — я хочу, чтобы ты ушел.

Нож, или может быть молоток, чтобы разбить им ее зубы, выбить их все. Если он привезет ее в тихое местечко, уединенное, где никто не сможет услышать их. Мужчина сохранит ее живой на часы, даже дни, тогда она пожалеет обо всем, что сделала с ним. Он заставит ее пожалеть, умолять его о прощении, но он не простит, он никогда не простит.

— Я сказала, что хочу, чтобы ты ушел.

Готова ли она была исчезнуть в доме и позвонить кому-нибудь? Вероятно, она будет призывать на помощь, расскажет еще больше лжи о нем. Кто знает, на что она способна. Так что не сейчас — но однажды. Одним славным деньком, он заберет у нее все, что она украла у него, по одному удару за раз.

— Я уже в аду, — сказал он мягко.

— Что? — она уже забыла про свое обещание. — Ты будешь думать, что ты в аду.

Он сделал шаг вперед, и она вздрогнула, он наклонился ближе так, чтобы его лицо почти прижалось к ее, она стала выглядеть испуганной. Он вдохнул сладкий запах и насладился ее страхом.

— Я… уже… в аду.

Мэри Кольер помогли выйти из такси, остановившегося около ее дома, водитель крепко держал свою руку, чтобы она могла нее опереться. Она отмахнулась от его предложения дальнейшей помощи, и самостоятельно дошла до своей входной двери. Мэри поворачивала ключ в замке, когда ощутила чье-то присутствие, она повернулась и увидела Хелен и Тома, стоящих в конце дорожки.

Если Мэри и была удивлена увидеть их вместе, она хорошо это скрыла.

— Вернулись так быстро? — спросила она. — Что Бетти Тернер сказала обо мне теперь?

— Извините за беспокойство снова, — сказала Хелен, игнорируя вопрос, — но у нас появилось больше информации.

Она надеялась, что это будет достаточно пространным, чтобы зажечь любопытство пожилой леди.

— Вам придется подождать, пока я не зайду.

Ее тон был ворчливым, будто они были нетерпеливыми детьми, но она открыла дверь, и они проследовали внутрь, пока Мэри отпускала комментарии, пока медленно, пошатываясь, шла по ковру.

— Раньше я ходила на долгие прогулки по полям. Теперь у меня уходит полдня, чтобы встать со своего кресла, — сказала она. — Дурацкий артрит на моих руках и бедре. Вот почему я редко выхожу из дома. Миссис Харрис делает все за меня: покупает продукты, оплачивает счета и чего только не делает. Я езжу на такси к врачам: мое единственное маленькое потворство, но я бы отдала месячную пенсию, чтобы побегать голыми ногами по полю еще один раз, — и она вздрогнула, когда повернулась к ним лицом снова.

Том не мог представить себе свою старую учительницу, бегающую босой по полям.

— Проходите, — она нетерпеливо махнула рукой в сторону следующей комнаты, но не сделала и движения вслед за ними. Никто из них не двинулся, и она огрызнулась: — По крайней мере, позвольте мне поставить чайник, прежде чем вы забросаете меня вопросами. Я задыхаюсь.

— У нас есть свидетель, — сказал Том Мэри, когда они, наконец, уселись и разобрали старые фарфоровые чашки, наполненные чаем. — По факту, несколько.

Том не хотел раскрывать, что их единственным источником была Бетти.

— Они говорят, что, когда вы были молоды, вы сдружились с ирландцем по имени Шон Доннеллан.

Хелен и Том смотрели пристально на лицо Мэри Кольер, чтобы уловить ее реакцию, но она не выдала никакой.

— Художник из Ирландии, который посещал Грейт Мидлтон в тридцать шестом году, чтобы нарисовать реку. Мы считаем, что Шон Доннеллан и есть тело-на-поле.

Том на мгновение умолк, чтобы дать ей осмыслить услышанное. Лицо Мэри было ничего не выражающей маской. Она взирала на Тома, как если бы хотела узнать, как много домашней работы он проделал, прежде чем прийти к ответу самой.

— Правда, — сказала она, как если бы он просто прокомментировал погоду, — свидетели, — усмехнулась она. — Вы имеете в виду сумасшедшую старую Бетти Тернер?

— Но вы знали этого мужчину? — настаивал Том.

— Да, — ответила она, но это было все, что она сказала.

— Итак, считаете ли вы, что Шон Доннеллан был погребен на поле?

— Без понятия. До вчерашнего дня, как и все, я не знала, что где-либо в деревне погребено тело, — сказала она, — кроме как на кладбище.

— Так вы удивлены, что это он, или нет?

— Я была бы удивлена, кем бы он не оказался, учитывая, что человек был убит.

— Бетти считает Шона Доннеллана своей первой любовью, — сказала Хелен, испытывая новую тактику.

— Ха! — пожилая леди громко и насмешливо воскликнула. — Вот так новости. Ну, я подозреваю, что эта любовь была слегка односторонней.

— Она также сказала, что вы украли его у нее, — добавила Хелен.

— Ну и ну, в каком выдуманном мире она последнее время живет?

— Но вы знали Шона Доннеллана? — спросил Том. — Вы только что признали это.

— Когда ты растешь в деревне, все знают друг о друге все. Он был чужаком. Посетители любого рода были экзотическим видом. Следовало помнить, что во всем Грейт Мидлтоне было едва ли три автомобиля, и один из них принадлежал врачу. Раньше к нам заезжали люди, следующие по пешему маршруту, но они оставались на день. Шон Доннеллан провел здесь целое лето. Он был ирландцем и художником в такой дыре, как эта деревня. Конечно же, я помню его. Все помнят.

— И, когда она пропала? — спросил Том. — Что все подумали?

— Что он уехал, — сказала она приглушенно, — обратно в Дублин, наиболее вероятно. Определенно, никто не подумал, что он погиб.

— Вы имеете в виду, что он был убит, — напомнил ей Том. — Бетти, кажется, считает, что в этом есть ваша вина, кстати, вот почему она стучалась к вам дверь посредине ночи, крича: «Это была ты!».

— Ну, вы знаете, что я думаю о Бетти, — возразила она, — и об ее поехавшей крыше.

— Так, значит у вас не было отношений с этим мужчиной, Шоном Доннелланом? — спросила Хелен.

Мэри Кольер сузила глаза.

— Люди не перебегали от одного мужчины к другому в те времена, не так, как сейчас. Ухаживание было серьезным делом, которое почти всегда оканчивалось браком и горе той девушке, если нет. Я была уже обручена с Генри. Мы поженились в тридцать седьмом году. Мы с Генри выросли вместе и всегда понимали, что однажды поженимся. Я даже не могу припомнить дня, когда было не так. Все скажут вам то же самое.

— Не все, — поправил он ее и, когда она повернула свои сердитые глаза на него, он добавил: — ведь с тех времен прошло полвека, осталось не так много людей, которые смогут рассказать нам об этом.