И будь ее похищение связано с вожделением наместника, то неужто бы он оставил все как есть? Или все же…

Эльмарис вздохнула. Волосы поправила, которые растрепались изрядно, тряхнула головой, отгоняя мысли нехорошие и вскрикнула тихонько — правое запястье обожгло болью. Не сильно, но весьма ощутимо.

— Руны, — выдохнула девушка, отворачивая рукав и вглядываясь в золотистый рисунок. — Лерс!

Только вот после мимолетной боли, ничего-то больше не происходило. И тонкие символы эльфийского плетения не изменились. Увеличились слегка, растянулись по запястью, выпустив несколько новых отростков, цвета набрались — это да, но то давно уж было, сразу после того, как они с Лерсом из той реки выбрались. А вот с тех пор, рисунок вроде и не изменился никак. И у Лерса также было. Эльмарис сама его запястье разглядывала, сравнивала плетения — разные. Похожие — это да, и символы повторяющиеся встречались, но не все.

— И чтобы все это значило? — тихо вопросила целительница, но ответа не дождалась.

К двери она приближалась с куда большей опаской, чем к окну. Вспоминалось пробуждение в замке сумасшедшей императрицы. Вот там все также было, почти один к одному. И испугаться было впору, да только знала Эльмарис, что императрица, злая ведьма Даэрлин, мертва. Тетя Сайрин врагов за плечами не оставляет, да и помощники в том деле у нее были знатные. Эльмарис поморщилась, вспоминая о битве, свидетельницей которой стала. О матери родной вот тоже вспомнила. Злости на княгиню больше не было. Ушла она, злость эта, растворилась в воздухе, водой дождевой смылась. Не виновна княгиня, что так вышло, не могла она ничего поделать, не было ее сил на то, чтобы вернуть дочь к родному очагу. И не держала Эльмарис больше на нее зла, коль повернулось бы сейчас все иначе, то и поговорила бы, рассказала о том, как мечтала в детстве, под завывания метели за окном, что однажды найдутся ее родители. Заберут и ее, и Сайрин, и братьев и будут они все жить одной большой семьей.

Пожалела слегка о том, что так и не вышло ей познакомиться с отцом и с братьями. Их у Эльмарис было…

Девушка нахмурилась, вспоминая. Ведь говорили же… точно княгиня еще в Дархаше говорила, пятеро или больше? И даже по именам называла, но тогда Эльмарис ее слушать не хотела, а теперь вот пожалела о том своем поведении. Не стоило винить княгиню. Ох, не стоило. И пусть мечтам детским не суждено уж сбыться, не Аэрлин Лантарская в том виновата.

Не сложилось. Не вышло им всем вместе… Дерека вот нет уже и тетя Сайрин… Хоть Лерс и обещал, что леди Саэре не грозит ничего страшного и император не тронет ту, что была когда-то его любовью, но все равно Эльмарис боялась. Переживала за ту, что заменила ей мать, что растила, любила, страхи ее детские разгоняла, ночевала у постели воспитанницы, когда та болела, утешала и успокаивала, мудрости житейской учила. Последнее, правда, у Сайрин не очень получалось, но в том не ее вина. Ученица уж больно нерадивая попалась, неспособная многие вещи понять и принять. Да что уж теперь об этом горевать. Без толку.

За Ария, братика своего самого рассудительного тоже боялась. И пусть оборотень никогда-то глупостей не делал и их с Дереком частенько от необдуманных поступков уберегал, все равно сердечко сжималось, когда Эльмарис о нем думала. Как он там? Объяснился со своей северянкой? Вернулся к дартаррам? Смог ли смириться со смертью того, кто не просто братом и другом был, но частью души и сердца?

Дверь подалась. Скрипнула тихонько и приоткрылась.

Эльмарис высунула нос в коридор. Темно, только где-то в самом конце тускло чадит факел, вдетый в потемневшее от времени металлическое кольцо в стене. И света этого мало. Не хватает его, чтобы разогнать тьму, что вьется, клубится в коридоре. К ногам Эльмарис вот ломанулась, стоило той только шаг через порог комнаты сделать, как тени метнулись к ней, опутали ноги, по юбке вверх заскользили.

— А ну, — зашипела целительница, взмахнув рукой. — Прочь! Прочь, отродья. А то я вам… — еще и кулаком погрозила.

Тени брызнули врассыпную, послышалось слабое шипение. Не одобрили, значит, они такой расклад. Вон, притаились подле стены. Поглядывают в сторону Эльмарис злобненько так, недобро. Да только Эльмарис теней не боялась.

Что они могут сделать той, кого растила сама Дочь Тьмы? Вот что?

— То-то же, — фыркнула девушка и ступила на выщербленный пол коридора. Дверь в комнату свою прикрыла, но не до конца — мало ли, прятаться придется. — Будете себя хорошо вести, — прошептала она, обращаясь к притихшим теням, — тете про вас расскажу. Она выслушает. Поможет, если будет на то ее воля и силы.

И тени поверили. От этой странной человечки, которая и человеком-то то только условно считаться могла, тянуло силой. Древней, знакомой. Тьма была в ней и Тьма приняла ее. Отметила ее своей печатью, сделала дочерью своей, пусть не родной, но любимой.

А против Древней тени были бессильны, как несмышленыши против матери единой. И потому притихли и провожали взглядами, надеждой заполненными. А вдруг и правда поможет? Слово скажет заветное и отпустит их, освободит из подчинения?

Эльмарис шла. Медленно, осторожно ступала, прислушивалась к происходящему и хмурилась все больше и больше.

Этот дом. Или не дом, но склеп, ей не нравился. Было в нем нечто такое, от чего волосы на затылке приподнимались, а вдоль позвоночника то и дело пробегала холодная дрожь.

Пусто было. И тихо. И тишина эта казалось ненастоящей, но наведенной. Колдовской. Призванной глубоко упрятать все живое, что может быть внутри, плотно обтянуть его коконом, не пропускающим ни малейшего шороха, чтобы никто-то и добраться до истинной сути места этого не мог.

А Эльмарис шла. Коридор вот закончился, началась лестница. Широкая. Освещенная так же факелами, что чадили нещадно, развешенные на широких — три Эльмарис для обхвата их понадобилось бы — столбах. Каменные высокие ступеньки, местами выщербленные то ли от времени, то ли еще по какой неведомой причине, пугали. И страшно было сделать следующий шаг.

Спуститься.

Что-то притаилось там, внизу, у самого подножия этой странной лестницы, которая вела точно в иной мир. Нехороший мир. Наполненный не теми шебутными тенями, кои повстречались Эльмарис наверху, но злом. Настоящим. Древним и сильным. Истинным.

И оно не таилось. Не пряталось по углам. А смотрело сотнями своих маленьких глазок. И видело застывшую наверху маленькую целительницу. Ждало.

И дождалось.

Эльмарис ступила на первую ступеньку. Остановилась, чувствуя, как замирает сердце, а дыхание перехватывает и колени дрожать вдруг стали, а ладони вспотели. И мраморные, холодные перила больно обожгли кожу. Заклеймили.

Целительница гулко сглотнула, пытаясь отогнать страх.

Ведь нет же там ничего страшного. Вон, виднеется внизу холл огромный и пол, мозаикой каменной выложенный. И, наверное, если поближе подойти, то и рисунок рассмотреть можно.

И делает еще один шаг. И еще.

Спускается все ниже и ниже. А рука ее, тонкая, белая, скользит по каменным перилам и холод, что сразу ранил, проникал сквозь кожу, уже не мешает. Эльмарис не обращает на него никакого внимания.

А тени наверху шевелились. Заволновались. Заметались по коридору, сталкиваясь друг с другом, создавая хаос, а затем рванули следом.

Им была обещана защита, и они не собирались вот так просто отпускать ту, что могла им эту защиту предоставить. Догнали ее на середине лестницы, покрутились вокруг, обвили тонкими туманно-черными жгутами запястья и притихли.

А Эльмарис точно бы и не заметила этого, продолжала спускаться. И то зло, что поджидало ее внизу, отшатнулось. Отползло, прижалось к стенам, да и замерло там, не торопясь что-то предпринимать.

Лестница закончилась, как и огромный холл. Коридор, и еще один. Эльмарис шла и сама не понимала куда она идет, но и остановиться тоже не могла. Ее что-то вело.

Звук? Свет? Или быть может некая незримая нить, что натягивалась все туже и туже, а то и вовсе грозила оборваться, если целительница свернет куда в сторону и не закончит свой путь.