Какое-то странное щемящее чувство внутри, забытое. Она ведь давно, казалось бы, утратила все чувства и эмоции, как и саму душу… Пусть, пусть он ненавидит её, пусть не раздумывая убьёт. Мэри ушла, но совсем забыла, что среди подушек осталась папка с её рисунками.

Внутри него всё словно оборвалось. Она!.. Именно она погубила его предка, и теперь послана погубить его… Елисей резко сел, желая убраться из шатра, но голова противно закружилась. Она… Она и есть главное зло этого мира, главный грех и главная тьма.

В куче подушек парень увидел какую-то папку. Он взял её в руки. Рисунки? Она рисует? И весьма неплохо. Парень с интересом рассматривал листы. И вдруг среди рисунков он увидел свой портрет. И ещё один. Очень красиво и так похоже…

Руки дрогнули, глаза отчего-то наполнились слезами. Он вспомнил тот их разговор, и то обещание, данное словно бы в другой жизни.

Там же, в шатре, парень отыскал краски, кисти и чистые листы, и тоже принялся рисовать. На подушках остался красивый портрет Марии, и она была такая прекрасная, такая живая на этом листе.

А на втором листе была нарисована обнажённая демоница, руками и хвостом прикрывающая свою наготу, и этот рисунок был холодным и тёмным, как вся горечь, что осталась в душе Елисея, а сам он ушёл к ручью, и лёг там, на берегу, у журчащей воды, глядя в чёрное беззвёздное небо.

Она не знала, куда ушёл мальчишка, вещи были на месте, да и, идти он почти не мог. Мария вернулась, и впала в ступор — на подушках лежала её папка с рисунками, про которую она абсолютно забыла, а рядом два портрета — она — милая девушка, и она же — вульгарная распутная демоница.

Вспомнив их разговор, Мэри вздрогнула, внутри вновь появилось смятение, дух перехватило, кажется, в горле встал ком, и стало жарко, и, не задумываясь, она побрела к воде… Хотелось заплакать, но и плакать она разучилась. Порой от слёз бывало легче, а она была словно кукла, красивая и опустошённая, сломанная игрушка.

Мэри шла, не глядя, и подойдя к ручью, просто сбросив туфли, зашла в воду забрала подол за пояс, и принялась ходить по воде. Она не знала, что в двух шагах от неё лежал парень, глядя то в звёздное небо, то на девушку, которую должен был ненавидеть всем сердцем.

Почему так пусто и холодно было внутри? Елисей смотрел на Марию, теперь пристально и не моргая, да и не дыша почти даже, а она, не замечая его, бродила в ручье. Интересно, о чём она думала сейчас?..

— Почему… — Как-то глухо, но достаточно громко произнёс Елисей, и девушка вздрогнула, явно испугавшись. — Почему я не могу тебя ненавидеть?.. — Он улыбнулся глядя в небо, и в глазах его отразилась луна.

Мэри, кажется, забыла обо всём, опуская босые ноги в ледяную воду. Она чувствовала холод… Такой жгучий, и от ног он словно полз к самому сердцу. Она чувствовала холод… Чувствовала… Вот что занимало её мысли, когда вдруг она услышала будто из темноты мягкий голос Елисея, словно звон колокольчиков, но грустный, потерянный. Мэри не ожидала, что он тут, не ожидала, что её вообще видят, поэтому вздрогнула, словно очнувшись от сна.

— Здорово рисуешь. — Будто невзначай сказала она, пропуская мимо ушей его вопрос. Девушка просто не знала что ответить, да и сама не понимала, почему ей вдруг стало не безразлично, что с ним…

— И ты рисуешь весьма неплохо. Чёрт! Когда я давал тебе обещание тебя нарисовать, в душе было столько восторга и света, а когда рисовал — столько горечи и боли. Меня отвергали, обманывали и высмеивали сотни людей, и никогда обидно не было. Так почему же так больно от твоего обмана. — Он сел, и вдруг рассмеялся в голос. — Господи, да с кем я говорю! Должно быть, ты считаешь меня абсолютным идиотом!

— А я и не врала, просто умолчала некоторые детали. А ты и не очень интересовался. Так что, не стоит винить меня во лжи, ты сам построил воздушные замки. Люди вообще, знаешь ли, забавные существа — сначала напридумывают себе всякого, будут надеяться, сами натворят глупостей, а потом виноват будет кто угодно, но не они. Твой предок, да. Я не заставляла его, не принуждала, не насиловала. Он сам отдал душу, сам призвал тьму. Он прекрасно знал, с чем играет, но ему хотелось власти, хотелось звёзд с неба, и женщину, которая никогда ничего ему не обещала… — Мария говорила как-то спокойно, без эмоций совсем.

— Пожалуй, ты права. Я возомнил себя сильным, возомнил о себе вообще непонятно что!.. Но хватило одной демоницы, чтобы указать мне моё место. Что же, я такой же, как он. Хотя, может, потому и избран для этого пути — клин вышибают клином. — Он не хотел всё это говорить, не хотел вообще говорить с нею, но слова предательски рвались наружу. — А душу я не отдам тебе. Нет. По крайней мере, не сейчас.

— Нет, Елисей, ты не такой же, ты совсем другой. Когда я увидела тебя, я удивилась — словно бы вновь вернулась на сотню лет назад. Как же я тогда ненавидела… к черту! У каждого из нас своё место. Я проклята вечностью, ты проклят даром. Мы квиты. А душа — к чему она мне, предпочитаю более черные души, они более вкусные. — И девушка клацнула зубами в лунном свете, и растворилась в воздухе, словно сон.

Елисей почему-то рассмеялся этому её жесту, рассмеялся так искренне и тепло. И ему вновь захотелось улыбаться. Он вернулся к костру, укутался в свою кофту, и мгновенно уснул, положив под голову руки и безмятежно улыбаясь во сне, так, словно бы было ему лет пять всего.

…

— Что ты творишь, Мария?! — Умберту был в полном недоумении и замешательстве.

Девушка отпаивала водой и буквально кормила с ложечки того, кого она должна погубить. Ох уж эта девчонка с её любовью к смертным… Было уже когда-то что-то подобное, но тогда удалось её приструнить, и вот снова… Только сейчас от этого зависит не только её жизнь, от этого зависит жизнь целой их империи, империи демонов. Хорошо, что Люциус этого, кажется, не видел. Умберту боялся, что тогда его отец и вовсе прикончит девчонку.

Дождавшись, пока святоша уснёт, демон выскользнул из своего замка и направился к Марии. И всё же, он по ней скучал, скучал, не смотря ни на что.

Мэри не спалось, чем больше она жила, тем больше эта необходимость отпадала. Тем более, ночь была стихией демонов, балы начинались ровно в полночь и заканчивались с первыми лучами солнца.

Когда она последний раз была на балу? О, она там всегда находилась в центре внимания и задавала моду своими экстравагантными нарядами. Фаворитка первого сына князя тьмы, взгляда которого добивались демоницы всей преисподней.

Да уж, чувства среди этих тварей отсутствовали. Только блеск, лоск и собственные желания и амбиции. Власть и благосклонность владыки были нужны всем.

Мэри получила негласный титул искусительницы. Её хотели многие, но связываться с Умберту не осмеливались, лишь его брат пытался претендовать. А Мэри нагло флиртовала со всеми, буквально стравливая мужчин между собой, чем бесила Умберту, но к этим играм он, кажется, давно привык, зная, что никуда девчонка не денется, думал, что тоже не безразличен ей, и он был не безразличен… Она тосковала по нему, когда долго не видела, но он сам превратил её в стерву, сам сделал той, кто она есть.

Её окно было настежь открытым, и она привычке курила свои ментоловые сигареты, растянувшись на кушетке и читая очередную книгу. Она лежала на животе, и на ней был лучший пеньюар её гардероба, свободный кружевной халатик, а длинные волосы красивою волной струились по плечам. Гостей девушка явно не ждала, и появление огромного ворона на подоконнике её даже испугало.

— Привет, скучала? — Минута, и демон стоит позади девушки, обнимая её за талию. Он сомневался, что скучала она, но он скучал точно. — Можно задать тебе парочку вопросиков, Мэри? — Прошептал он ей, наклонившись к самому её уху.

Её запах сводил демона с ума, но его до сих пор трясло, при воспоминании о том, как она назвала его именем этого мальчишки.