Даже этот Олег смотрел на неё как на божество, готов был всё отдать, да, и отдал. А Елисей…

В дом она вернулась лишь к позднему вечеру и, пропустив ужин, сразу ушла в комнату. Ей хотелось лечь в постель. А ещё, почему-то, хотелось видеть Умберту, этот демон умело возвращал её в нужную колею.

Мэри ужасно раздражало, что приходилось жить в этих условиях, строить из себя обычную девушку, а не княжну, как она привыкла. Хотелось прогуляться в саду с тёмно-синими розами, которые росли только на севере, ближе к границе подземного царства, да что там, хотя бы, выспаться нормально.

Девушка надела простую рубашку в пол, весьма просторную, белого цвета, она была грубо сшита, но в свете луны чётко очерчивала её точёную гибкую фигурку.

Мэри любила тьму и, не зажигая света, она стояла у окна и расчёсывала свои волосы, когда на пороге появился пьяный в умат Елисей и уставился на неё так, словно видел впервые в жизни.

От неожиданности девушка выронила расчёску, ведь парень в полумраке комнаты выглядел не просто прекрасно, а восхитительно. Казалось, он день ото дня становился более мужественным, более привлекательным.

Мария, грациозно, словно кошка, наклонилась поднять расческу и довольно таки просторный, и глубокий вырез оголил её грудь. Она не спеша поднялась, глядя прямо в глаза парню, безотказный вариант, который действовал на мужчин всегда, закусила губу и промурлыкала:

— М-м-м, да ты пьян… А как же спасение мира? — Девушка медленно положила на стол расческу и мягко, медленно пошла к Елисею.

Пылали щёки, чуть кружилась голова, и девушка в этом приглушённом свете свечей казалась ему и вовсе божественно прекрасной. Елисей смущённо улыбался, не решаясь сделать даже шага от двери, к которой, словно бы к спасению, он жался спиной, и был не в силах отвести восторженный взгляд от лица Марии.

Алкоголь впервые в жизни кипел в его крови, рождая странные, непонятные чувства и даря неясный и смутно-тревожный восторг, и ему хотелось не то смеяться, не то расплакаться, но больше всего… Бежать от этих изумрудных глаз, или же… коснуться этого прекрасного лица.

— А мир я всё равно спасу, обязательно!.. — Каким-то робким полушёпотом произнёс парень, не отводя от Марии взгляда. Такая прекрасная, такая неземная какая-то в этом белом просторном одеянии. Елисей чуть прикусил губу, а сердце билось всё сильнее, всё отчаяннее рвалось из груди с каждым её шагом ему навстречу. — Да, спасу… Мир… И тебя…

Девушка всё приближались, не отводя взгляда, мягко улыбаясь. Парню казалось, что она идет к нему. Такая легкая с водопадом волос отливающим золотом в сиянии луны, горящими изумрудными глазами, но девушка прошла мимо, что его весьма разочаровало.

Она бесшумно затворила дверь в комнату, и практически в самое ухо послышался шелест её голоса, словно легкий ветерок пробежался по листве:

— Меня уже вряд ли что-то спасёт, а вот тебя нужно спасать…

— Спасать от чего?.. — Он повернул голову на её голос. Их лица были сейчас так близко, слишком близко. Елисей смотрел в глаза Марии и улыбался, улыбался как-то искренне и тепло, так, словно бы он счастлив был видеть девушку рядом с собою. — Меня не нужно спасать, я сам… — Он пошатнулся и едва не упал, а затем вновь удивлённо схватился руками за ручку двери.

— Вот от этого тебя и надо спасать. — Мария мягко подхватила его под руку и повела в сторону спальных мест. — Ты ведь пропадаешь…

И Елисей, который и так едва держался на ногах, рухнул на жесткую лежанку, утягивая за собой девушку. Она оказалась на нём, чувствуя, как глубоко он дышит, её дыхание скользило по его лицу… Ей вдруг показалось, что парень дрожит. Взгляды встретились, и Мэри нагло коснулась губами его губ, понимая, что парень сейчас весьма не против.

На миг он закрыл глаза, все его чувства словно бы сошли с ума, так кипела кровь, так билось сердце и… это желание… желание чего?.. Непонятное тянущее чувство внутри, словно бы голод, или жажда. Тепло её губ на его губах, и он не отстранился, он замер, тихо, безмолвно, словно впав в какой-то непонятный ступор. И дыхание сбилось.

До боли в зубах он сжал челюсть, вдыхая воздух через стиснутые зубы, и дрожа от непонятного озноба, который, словно лихорадка, охватывал его, зарождаясь где-то внизу живота и пробирая до самой макушки. Ему казалось, что от касания этих мягких губ у него даже волосы зашевелились на голове.

Девушке нравилось сводить его с ума, толкать в пропасть. И в тоже время ей нравилось целовать его губы, напряжение его её ещё больше распаляло. Особое наслаждение. Сейчас от него пахло алкоголем, и Мэри понимала, что это всего лишь пьяный угар, это её обижало, но отступить… Девушка мягко провела ладонью по его груди, поверх одежды и шепотом обрывая поцелуй промолвила:

— Расслабься, Елисей, я ведь не кусаюсь. — И более смело коснулась его губ, уже задирая его рубашку руками, касаясь его горячей кожи, которая словно обжигала руки.

Её голос, как пощёчина, на миг отрезвил Елисея, он вздрогнул и резко оттолкнул девушку, скинув её с себя, как-то судорожно и лихорадочно одёрнул рубашку.

— Нет! Не делай этого! Нельзя, я должен мир спасти, не понимаешь что ли?! — Он вскочил на ноги, взъерошенный, растрепанный, его трясло от возбуждения и алкоголя, щёки пылали, а в глазах стояли слёзы. — Нет, нет, так нельзя! Нельзя так, я же говорил!!! — И он нетвердой походкой добрался до второй лежанки, рухнул и мгновенно заснул, по-детски обиженно всхлипывая во сне.

И между ним и Марией словно бы выросла стена.

Утром Мэри проснулась от шума дождя, он бил по окнам и ветки берёзы, росшей в саду дома, скребли по стеклу.

Мальчишка спал. А Мэри, переодевшись, сходила в кухню и принесла бокал воды, поставила рядом с кроватью. Чем себя занять в такую погоду она не знала. Книг не было — хозяева были не образованы. Убрав с окошка цветы на стол, девушка забралась на подоконник и молча смотрела на хмурое небо.

Утро… Или уже давно день? Елисей с трудом разлепил глаза, во рту было сухо, голова болела дико, так, как не болела ни разу в жизни. Парень сел, и поморщился, схватившись за голову. Комната. Как он попал сюда? Помнил Елисей лишь то, как рассказывал истории в баре, а потом всё, пустота.

Он поднял растерянный взгляд на Марию, и тихо, смущаясь, произнёс:

— Кажется, я вчера перебрал… Совсем не помню, как оказался тут… — Голос был глухим и хриплым, он царапал горло.

Девушка услышала, как встал Елисей, и с неохотой отвела глаза от окна. Парню явно было нехорошо. Она мягко улыбнулась, делая вид что вчера и не было ничего, тем более он вряд ли вспомнит хоть что-то, а жаль…

— Доброе утро, хотя, судя по твоему виду, не очень доброе. Вон, попей воды, — она указала на кружку у кровати — должно быть полегче. А попал… ты пришёл пьяный в хлам, и я помогла тебе дойти до кровати. — Девушка казалась грустной.

Елисей схватил воду, и сделал несколько глотков, жадно, словно бы никогда не пил воды, она была такой вкусной, и от воды вправду становилось лучше.

— Спасибо тебе за помощь и за воду… И… — Парень смутился и отвел взгляд. — Прости за это… я никогда не пил ранее…

— Да, ничего. Голова сильно болит? — Марии было не столько интересно, сколько скучно и хотелось поговорить. — Видимо, сегодня мы никуда не пойдём, гроза разыгралась не на шутку и, кажется, закончится не скоро. А от головной боли поможет чай с ромашкой.

— Болит… Мы? — Елисей помолчал. — Нет, знаешь, дальше я пойду один. Ты извини меня, я благодарен тебе за всё, но… Тебе лучше здесь будет.

— Сама решу, что мне будет лучше. Здесь мне не место, среди этих людишек, которые смотрят на меня как на диковинку. — Девушку явно задевали его слова. — И, вообще, прогони меня или останови. — Мэри даже улыбнулась коварной улыбкой.

— Я уйду один, так нужно, и ты сама это поймёшь однажды. — Елисей встал, разминая затёкшее тело, посмотрел в окно, и вдруг замер, удивлённо глядя на улицу. Там, по дороге, парень ехал на диковинном животном, и оно бежало так стремительно, так быстро… Лапы животного оканчивались какими-то камнями, или костями. — Что это?.. — Прошептал Елисей, показывая пальцем.