— А как же ты? — спросила я, заливаясь слезами. — Как я могу оставить тебя?

Он потянулся, желая вытереть мои слезы, но в последний момент отдернул руку:

— Теперь я не могу даже прикоснуться к тебе. Я навсегда потерял тебя, моя Дженет, — сказал он с неприкрытой горечью. — Но лучше так, чем рисковать тобой.

Уходи, уходи, пока она не передумала!

Я перешла воду и остановилась на той стороне, не в силах покинуть его.

— Тэмлин никогда тебя не забудет, — сказал он на прощание. — Потому что ты была самым прекрасным, что он встретил в своей никчемной жизни. А тебе лучше позабыть о нем. Навсегда.

Он повернулся ко мне спиной и начал подниматься по взгорку.

— Тэмлин! — крикнула я. — Я не смогу отказаться от тебя!

Но он не оглянулся и вскоре скрылся среди деревьев, а мне осталось только плакать под веселый звон ручья.

Встретив меня после позорного похода к эльфийской королеве, Лита не сказала ни слова. Она даже не спросила, куда девалось мое парчовое платье и почему я пришла в чужом платье, без нательной сорочки. Мои слезы были лучшим ответом, и всю ночь Лита просидела рядом со мной, гладя меня по голове. Я смогла уснуть только под утро, но и во сне плакала, и просыпалась оттого, что слезы текли по щекам.

Наутро отец позвал меня к себе, едва я открыла глаза. Вид у него был торжественный, и я поняла, что дела мои сейчас обернутся совсем плохо, хотя после вчерашнего это казалось невозможным.

— Джен! — начал отец без обиняков, что было крайне на него не похоже. — Тянуть больше нельзя, я хочу, чтобы сегодня ты дала согласие на брак с младшим Намюром.

— Я не хочу замуж отец, — сказала я, опустив глаза, чтобы он не увидел, как я боюсь, — и уже говорила вам об этом. Я хочу прожить в Картехоге вместе с вами до конца моих дней.

— Но я-то хочу, чтобы ты получила мужа, родила сыновей, и чтобы после моей смерти в Картехоге остался хозяин!

— Тогда не торопите меня со свадьбой, позвольте…

— Куда уже медлить? — взорвался отец. — Перед тобой самый завидный жених Лаванда. Кого ты найдешь лучше? Если только принца крови?

— Отец, но не в родовитости счастье, — попыталась я его вразумить.

— И не в деньгах, и не в родовитости — а в чем же?! Признайся, Джен, у тебя на уме что-то плохое. Элеонора давно мне говорила…

— Ах, вот почему вы так спешите от меня избавиться! — вспыхнула я. — Ваша жена опять подсуетилась? — Не оскорбляй свою мать! — не выдержал отец.

— Она мне не мать, — покачала я головой. — И никогда ею не станет. Что же касается Намюра, я не пойду за него замуж, будь он хоть трижды принц крови. Я желаю жить в Картехоге, и никуда отсюда не уеду.

— Найди мужа, который станет жить здесь, с тобой!

Я вытянулась стрункой, уже зная, что то, что сейчас скажу, разделит меня и отца, как бескрайние южные моря:

— Не желаю выходить замуж ни за Намюра, ни за кого-то еще. И если попытаетесь меня принудить к немилому замужеству, я… я подам королю петицию, что вы нарушаете закон доброй воли собственной дочери.

Отец побледнел, крутя пуговицу на камзоле.

Откуда-то выскочила мачеха и затараторила, хватая его под руку:

— Я говорила вам, милорд! Я говорила!

— На хлеб и воду, — приказал отец, отталкивая леди Элеонору и не глядя на меня. — Будешь сидеть взаперти, пока не вернутся милорд Намюр с сыном. Выйдешь замуж, даже если мне придется волочь тебя к алтарю за волосы. А потом пиши петиции хоть королю, хоть небесам святым!

Он ушел прочь, и мачеха убежала за ним, бросив на меня взгляд, полный ненависти. Вскоре ее придворные дамы отвели меня в спальню и заперли там, лишив даже общества Литы. Под вечер мне принесли ломоть хлеба и воду — папочка оказался верен слову. Я заставила себя съесть скудную еду, хотя кусок не лез в горло. Глядя на дубы Картехогского леса, я думала о Тэмлине, и мысли о нем мучили меня сильнее собственных невзгод. Что значит хлеб и вода по сравнению с тем, что испытывает он в эльфийском вертепе разврата? Если бы я не разбередила его душу воспоминаниями, он не страдал бы. Теперь же я в ответе за его счастье, потому что только я могла вырвать его из эльфийского плена.

Прошел день, второй и третий. Срок приезда Намюра с сыном приближался, а я не могла вырваться. Меня мучили тягостные сны и страшные предчувствия бередили душу, а хуже всего было то, что флейта Тэмлина замолчала. Больше я не слышала его музыки, хотя просиживала у открытого окна ночи напролет. Вдруг королева фей убила его из ревности или мести?

Я стала совсем больна от этих переживаний, и слегла к пятнице. Просыпаясь от горячечного бреда, я в кровь кусала губы, чтобы не позвать Тэмлина и не выдать тайну. Ко мне допустили даже Литу, и пригласили священника. Я даже не удивилась, увидев отца Марвина, который приходил исповедовать аристократов перед смертью. Не удивилась, но от исповеди ему отказалась, потребовав, чтобы пригласили отца Ансельма. Лита говорила, что отец буйствовал, когда услышал о моем желании, но все в замке говорили, что мне уже не жить, и он согласился, скрепя сердце.

Отец Ансельм оказался седым, как лунь, хотя лицо у него было почти без морщин, да и глаза были не стариковские — яркие, быстрые и блестящие, как ртуть.

Он хотел сразу приступить к исповеди и открыл молитвослов, но я остановила священника, сев в кровати:

— Говорят, вы хорошо знаете древние предания Лаванда?

— Я собираю старинные баллады и сказки, которые рассказывает народ, — ответил священник осторожно, не понимая, почему благородную леди на смертном — как ему сказали — одре интересуют такие пустяки.

— И вы многое знаете об эльфах, — настойчиво продолжила я. — Они — могущественные, как боги? Неужели даже небеса не могут противостоять им? — И в эльфах наш Творец усмотрел несовершенство, — ответил отец Ансельм, — создал человека. А значит, человек вполне может противостоять эльфам. — Но как?! — воскликнула я. — Их магия — это огромная сила! Я сама видела ее! Как можно противостоять ей нам, слабым, которые и простыми заклинаниями-то не владеют.

— Сила не в заклинаниях, мое дорогое дитя, — сказал священник, уже увлеченный разговором. — Главное, чтобы дух был силен.

— Пустые слова, — простонала я, падая на подушки. — Как можно вырвать человека из лап эльфов всего лишь силой духа?

— Есть одна старая легенда, — сказал отец Ансельм, задумчиво уставившись в потолок. — Про мальчика, который спас своего отца из эльфийского плена…

— Расскажите, — попросила я тихо, боясь, что священник вспомнит, где находится, и не скажет больше ни слова.

— Однажды королева фей похитила мужчину-виллана… Это произошло лет двести назад, еще при короле Гарольде, который, как вам известно правил во времена смутные…

— А что с вилланом? — перебила я священника, готового предаться совсем ненужным воспоминаниям.

— Виллан… Ах да, — отец Ансельм теперь смотрел на меня. — Но почему вы так интересуетесь этим, леди?

— Вы же знаете, что мне пришлось жить среди эльфов, — сказала я, теряя терпение, — с тех пор все, что связано с ними, очень меня интересует. Ради всего святого! Расскажите, что вам известно, иначе я откажусь от исповеди, и душа моя не обретет покоя после смерти! Угроза подействовала, и отец Ансельм рассказал мне, что повзрослевший сын похищенного эльфами виллана однажды собирал хворост и увидел своего отца среди эльфов. Отец его ничуть не постарел за годы отсутствия, но выглядел бледным и измученным. Он шел в свите эльфийской королевы, и был наряжен в бархат и золото. Юноша подбежал, обнял отца, прикрыл полой зеленой куртки и сказал, что не отпустит. Тогда эльфы превратили мужчину в лесного кота, он принялся царапать и кусать собственного сына до крови, но юноша не разжал объятий, и тогда эльфы исчезли с проклятиями, а лесной кот превратился в человека. Он вернулся к людям, стал работать и жил долго.

— Вот так просто? — прошептала я.