– Я не знаю, кто призвал меня в этот мир; не знаю, каково было мое назначение и почему меня отзывают.

Первая часть этой фразы взята дословно из «Мыслей» Паскаля, изданных 14 лет спустя после смерти Гассенди. Понятно, что перед нами вымысел чистейшей воды.

Уже к концу XIX века пьесы Гауптмана ставились по всему миру, а в 1912 году он стал нобелевским лауреатом.

В 1900 году он начал строительство усадьбы в Агнетендорфе (пригород нижнесилезского города Хиршберг, ныне Еленя Гура). С виду это был замок, внутри – роскошный особняк в стиле модерн. Работа над интерьером затянулась до 1922 года. В этом доме Гауптман не только работал, но также собирал друзей, причастных к литературе и искусству.

В 1945 году Нижняя Силезия вошла в состав Польши, и немецкое население было выселено в Германию. Для Гауптмана, нобелевского лауреата в преклонных летах, сделали исключение.

В начале мая 1946 года стало известно, что польское правительство решило выселить из Силезии всех еще оставшихся немцев. Но Гауптману уезжать не пришлось: 6 июня он умер от бронхиального воспаления.

Его последними словами были:

– Я все еще у себя дома?

С осени 1966 года Че Гевара воевал под флагом «Армии национального освобождения Боливии». Армия насчитывала человек пятьдесят, и боливийцы составляли в ней меньшинство.

8 октября 1967 года отряд был окружен, а Гевара, раненный в ногу, взят в плен. Ночь он провел на глиняном полу развалюхи, служившей деревенской школой, рядом с телами двух убитых товарищей. 9 октября по радио пришел приказ уничтожить Гевару.

Исполнителем стал Марио Теран, 31-летний сержант с репутацией пьяницы. Он то ли был выбран по жребию, то ли вызвался добровольцем, чтобы отомстить за троих товарищей, убитых бойцами Гевары. О дальнейшем Теран поведал в своем интервью, опубликованном в 1977 году по-французски в еженедельнике «Пари матч».

Гевара сказал: «Ты пришел меня убить». Теран промолчал. «Что сказали другие?» – спросил Гевара, имея в виду своих товарищей, подвергнутых, как и он, допросу. «Ничего», – ответил Теран. «Они показали себя храбрецами», – сказал Гевара.

Теран не решался выстрелить. «В эту минуту, – рассказывал он, – Че казался мне большим, просто огромным. Его глаза горели. Видя, как он стоит и смотрит на меня, я почувствовал слабость. Думаю, быстрым движением он мог бы вырвать у меня винтовку».

Из столбняка его вывели слова Гевары:

– Возьми себя в руки и целься точнее! Тебе нужно всего лишь убить человека.

Для легенды этого оказалось мало, и слова Гевары цитируются с прибавлением:

– Стреляй, трус! Тебе нужно всего лишь убить человека.

В 1818 году Гегель возглавил кафедру философии Берлинского университета. Слушать его лекции приезжали не только немцы из всех частей разъединенной тогда Германии, но и немало иностранцев.

14 ноября 1831 года Гегель скоропостижно скончался, по диагнозу тогдашних врачей (вероятно, неверному) – от холеры, которая бушевала по всей Европе. Последние дни философа описаны в письме его жены Марии к его сестре Кристине.

За три дня до смерти, в пятницу 11-го, Гегель читал лекции в университете. Вернувшись домой, он сказал жене: «Сегодня мне удавалось особенно легко».

В субботу он экзаменовал своих слушателей, а в воскресенье принимал у себя друзей. В тот же день ему стало плохо. В ночь на понедельник он почти не спал от болей в животе, однако просил жену, сидевшую у его кровати, пойти и поспать.

В понедельник утром он уже не чувствовал боли и сказал:

– Дай бог, чтобы нынче ночью мне выпал хотя бы один такой спокойный час, – и попросил жену не принимать посетителей.

Когда Мария хотела прощупать его пульс, он бережно сжал ее руку, словно желая сказать: довольно тебе своих забот. В начале шестого вечера философ скончался.

Почти сразу же после его кончины в университетской среде появилась фраза, которую Гегель будто бы произнес на смертном одре:

– Из всех моих учеников лишь один меня понял, да и тот меня понял превратно.

Среди прочих слушателей Гегеля эту фразу приводил Генрих Гейне.

В 1835 году вакантную после смерти Гегеля кафедру занял Георг Габлер, слушавший лекции Гегеля в Йенском университете. Он оправдал ожидания прусских властей, искусно согласуя гегельянство с лютеранством. Нового профессора, в отличие от его учителя, многие хвалили за ясность изложения, но никто – за глубину мысли.

С этого времени именно Габлера стали считать тем единственным учеником, о котором будто бы говорил Гегель.

Вернер Гейзенберг, один из творцов квантовой механики, известен прежде всего своим «принципом неопределенности», согласно которому невозможно одновременно точно измерить координаты и импульс элементарной частицы.

Ученый скончался от рака в своем мюнхенском доме 1 февраля 1976 года. По сообщению его коллеги Карла Фридриха фон Вайцзеккера, перед смертью он произнес:

– Это легче, чем казалось мне раньше.

Среди множества проблем, которыми он занимался, была проблема турбулентности в гидродинамике. Вскоре после смерти Гейзенберга в печати появились будто бы сказанные им слова:

– Если мне доведется встретиться с Богом, я задам ему два вопроса: «Почему относительность? И почему турбулентность?» Я действительно верю, что на первый вопрос он ответит.

Любители пошутить рассказывают также, будто на могильной плите автора «принципа неопределенности» вместо эпитафии выбита надпись:

В 1845 году Генриха Гейне разбил паралич верхней части тела. Год спустя, уже не надеясь на выздоровление, поэт пишет своему другу Юлиусу Кампе: «Я прожил прекрасную жизнь». И добавляет: «Ужасно умирание, а не смерть, если смерть вообще существует. Смерть – это, может быть, последний предрассудок».

В мае 1848 года Гейне, живший в Париже, вышел на свою последнюю прогулку и с трудом добрался до Лувра. Оставшиеся восемь лет жизни он провел в «матрасной могиле». Он говорил: «Я еще не вполне верю в рай, но уже предчувствую ад по тем прижиганиям позвоночного столба, которые мне делали». Однако его поэтический дар нисколько не пострадал.

13 февраля 1856 года Гейне работал целых шесть часов, хотя перед тем был совершенно неработоспособен. Своей сиделке Катрин Бурлуа он сказал: «Мне нужно еще четыре дня, чтобы закончить работу».

15 февраля он спросил доктора: «Скажите мне чистую правду: дело идет к концу, не так ли?» Тот промолчал. «Благодарю вас», – сказал Гейне.

17 февраля, между четырьмя и пятью часами дня, он трижды прошептал:

– Писать…

Сиделка не поняла его, но ответила «Да». Тогда он сказал громче:

– Бумагу… карандаш…

Это и были его последние слова, по свидетельству Катрин Бурлуа.

Однако в легенду вошли совсем другие слова. Согласно воспоминаниям Альфреда Мейснера, опубликованным почти сразу же после смерти Гейне, в ночь перед смертью поэта в комнату к нему ворвался некий знакомый, чтобы увидеть его в последний раз. Войдя, он сразу же задал умирающему вопрос, каковы его отношения с Богом. Гейне, улыбаясь, ответил: